Санкт-Петербургский
Государственный Университет
Институт Философии
Кафедра Философской
антропологии
Роль поэтического слова в примитивных культурах и
магическом подходе к реальности
По книги Р. Грейвса «Белая Богиня»
Работа по
культурной антропологии
магистранта 1 курса
философской
антропологии СПбГУ
Щепановской Сияны Витальевны
Санкт-Петербург
2016
Отношение поэзии и философии (позиция Р. Грейвса)
В книге Грейвса
мы сразу сталкиваемся с тем, что тот путь, что был проложен философами Греции,
имел большие последствия на формирования сознания – и хотя роль его имеет
значительный положительный результат, некоторые фундаментальные аспекты
магического восприятия при этом были утрачены и забыты как не имеющие под собой
истины. Отказ от мифологического и сомнение в богах, во всём том, что не может
быть понято рационально, привел к утрате важного момента для поэтического,
одного из аспектов виденья реальности в целостности. Каковой была поэзия до
греческого способа мысли как философии, и показано в этой книге.
Поэтому Грейвс
прибегает к описанию характера Сократа и влияние его мысли на отношение к
поэзии. Поэзии и ее истины – стали восприниматься как вымыслы, сказки, лишенные
духовного зерна, так как их сакральные значения были утеряны: «Сократ
бескомпромиссно отвергал раннюю греческую мифологию. Мифы пугали или обижали
его, и он предпочитал поворачиваться к ним спиной и дисциплинировать свой мозг
наукой - исследовать причину всего сущего - всего сущего как оно есть, а не как
является человеку, и отвергать все мнения, которые нельзя подтвердить
доказательствами». На смену духовному
включению – приходит рациональное доказательство, делающее, безусловно, многие
аспекты яснее, однако, всё дальше отодвигающее человеческий ум от восприятия в
целостности.
Это объясняется тем, что: «во времена Сократа смысл большинства мифов,
принадлежавших прежней эпохе, или был забыт, или держался в тайне отправителями
того или иного культа, хотя сами мифы еще сохранялись как изобразительный ряд в
искусстве».
«Любовь» и рассуждения Сократа как отход от сакрального смысла
мифологических сюжетов
Грейвс весьма необычным образом оценивает сократовскую любовь к мудрости в связи с отделением от
поэтически-сакрального и доверием только тому, что может выступать как знание,
полученное уразумением, называя это попыткой мужского быть самодостаточным
без женского: «Сократ, повернувшись спиной к поэтическим мифам, отвернулся и от
богини луны, которая вдохновляла их и требовала, чтобы мужчина платил духовную
и сексуальную дань женщине, поэтому то, что называется платонической любовью
(то есть бегство философа из-под власти Богини в интеллектуальный
гомосексуализм), в сущности можно было назвать сократовской
любовью». И здесь начинается речь собственно о том, что такое белая Богиня для
мифологического мировосприятия, для магического виденья реальности.
Мудрость деревьев, их символика и смысл
Сократ говорит: "В
отличие от людей, поля и деревья ничему не учат меня". Но Грейвс, желая изучать глубины мифологии, утверждает, что
это невозможно без знания «мудрости деревьев и наблюдения в разные времена года
за жизнью на полях». Деревья в книги представлены – как символы отсылающие к
разным сакральным значениям (перечислять в данной работе деревья и их
конкретные значения (буквы) не считаю необходимым, однако в книге пишется, что
изначально все они – деревья – принадлежали Белой Богине).
Одна из задач этой книги –
вернуть поэта к своей роли свершения, напомнить о существовании того
глубинно-поэтического аспекта реальности, при котором можно учиться виденью
реальности у растений и трав, окружающей природы, тогда она снова откроется в
своем одухотворенном облике, изначальной сущности. Вернуться с нашей
теоретической высоты реальности к таким вещам будет весьма продуктивно, ведь в
цивилизованном мире связь с природными процессами стала неочевидна, хотя мы
по-прежнему обитаем в природном человеческом теле, подчиненном вселенским
природным ритмам. Поэтический взгляд на вещи дает повод прислушаться к дыханию
каждой вещи, к возможности не только понимать, но и чувствовать из глубин себя
жизнь камней и деревьев, всех существующих вещей мира. Ведь из современной
науки химии нам известно, что все в мире обладает своей внутренней подвижной
жизнью. В контексте философии, задача этой книги – увидеть те знания, что
предстают часто в виде лишь абстрактных представлений, в прямой и бытийной
связи с реальной жизнью поэта, роль которого мистична, в их изначальном
мистическом (удерживания порядка мира) значении.
Выводы, которые намечены
ещё во введении, были сделаны на основе исследования древних культов, подробно
и детально разбираемых в книге, в исследовании символических значений деревьев
и зерен и их использовании в ритуалах (что дало автору ключи к интерпретации –
разгадыванию зашифрованных тайн, скрытых в «Битве деревьев»).
Древняя роль поэзии. Отношение поэзии и современности
Для философского взгляда
значимо в этой книге то, что напоминается об изначальной сути поэзии – ее
древней роли, её религиозности и сакральной наполненности: «Функция поэзии – в
религиозном обращении к Музе, а ее суть – в ощущении восторга и ужаса,
вызываемых присутствием Богини». Это указывает на бытийную ответственность
поэта.
Также, Грейвс
обращает нас с вечному измерению человеческой бытийности,
которая значима для человека в любую историческую эпоху, то есть, собственно, к
«бытию» (Парменида) как вечности, которую
человеческое существо, желаючи попасть в реальность
целостно, постепенно открывает через собственный религиозный опыт. Поэтому это
актуально для нас как философского дискурса, если мы
стремимся к истине, и наш путь не заканчивается на точке сомнений и поисков
неугомонного духа (тут из философского дискурса можно
вспомнить работу Фихте «Основные черты современной эпохи», где это состояние
описано как состояние третьей эпохи).
Сегодняшняя ли это Богиня?
Автор отвечает так:
«Да, функция поэзии и
сегодня остается той же, изменилось лишь ее применение. Когда-то поэзия служила
предостережением мужчине, который должен был жить в гармонии со своей семьей,
подчиняясь желаниям хозяйки дома, а теперь она служит напоминанием о том, что
он оставил без внимания это предостережение, все перевернул вверх ногами в
своем доме из-за ненужных экспериментов в философии, науке и промышленности и
разрушил себя и свою семью». Поэтому автор негативно относится к современной
цивилизации, видя в ней отход от истинного соотношения мифологических сил:
«"Сегодня" – это цивилизация, которая обесчестила первичные символы
поэзии. Змей, лев и орел стали выступать в цирке. Вол, лосось и вепрь -
продукция консервных заводов. Конь и борзая участвуют в бегах и на них держат
пари. Священный лес отправляют на лесопильню. Луну презирают как сгоревший
спутник Земли, а женщину считают "неполноценным гражданином
государства", в котором на деньги можно купить все, кроме истины, и всех,
кроме истинного поэта». Таким образом, поэт здесь уже не выполняет той функции,
что выполнял при соблюдении культов – вещи стоят не на тех местах, и некоторые
принципы, которые держали мир в гармонии, были подвергнуты сомнению. Мы
понимаем, что за теми ритуалами, что были отвергнуты как примитивные, была та
незыблемая расстановка сил, которая держала мир в сакральной целостности.
Однако, на основе философских текстов (например, отношения Фихте и Гегеля к
историческому процессу) мы можем увидеть, что это «отхождение» может
трактоваться как положительное и как имеющее перспективу возвращение к нему, но
с сознанием, имеющим новое качество, поскольку видится, что отхождение
сопровождается желанием понимать, для чего то, что делалось, необходимо должно
совершаться. А также показывают возможную перспективу свободного вхождения в те
принципы, что были открыты еще «с незапамятных времен», «примитивными»
народами.
Автор пишет о поэзии как об
источники подлинного действия, поскольку она «единственная, которой не обучают
в академиях и для которой не придумали хоть какого-то мерила, оценивающего ту
или иную техническую специальность». Поэзия почиталась, поскольку она была
связанна со священными символами: «..великим почетом, которым пользуется в
обществе звание поэта, подобно, например, королевскому титулу, а также
уверенностью, что поэзия, поскольку она бросает вызов научному анализу, уходит
корнями в некое колдовство, имеющее дурную репутацию». Сейчас же, пишет автор,
эта связь утрачена и забыта, и он, разбирая конкретику дошедшей до нас древней
символики, пытается восстановить её изначальный смысл: «Эта книга о поиске и
возвращении утерянного и о принципах поэтического колдовства, на которых
зиждется поэзия».
Благодаря этой книге приходит мысль о том, чтобы задуматься: а зачем
действительно люди стремятся писать поэтические строки? Какая такая традиция
может рассказать нам о том, в чём её тайна? «Европейская поэзия в самом деле
основывается на магических принципах, начатки которых составляли многие века
религиозную тайну, но в конце концов были искажены, оболганы и забыты. Теперь
духовное возвращение к прошлому случается крайне редко, и поэты почти не пишут
строк, имеющих магическую силу, в древнем смысле этого слова».
Однако, мы понимаем, что
помимо этого смысла, в поэзии может быть открыто и другое её значение.
Напоминание о мифах и их глубокое понимание, идущее через поэтические тексты –
это второе. А также, третье: будто храня драгоценный огонь, поэт поджигается от
поэта ритмикой, она начинает звучать в нём, для, таким образом, поэтическую
преемственность: («Валлийские барды,
или учителя-поэты, подобно ирландским, хранили профессиональную традицию,
заключенную в некоем корпусе стихов, который они, помня наизусть и тщательно
рассортировав, передавали приходившим к ним ученикам»). На этот счет автор
приводит такие строки:
«Поэт богат тремя вещами:
Мифами, даром своим и
чужими стихами».
Также в первой главе Р. Грейвс пишет о том, что постепенно поэты ущемлялись, должны
били подстраиваться под официальную церковь и её догматы, а также воспевать
царей, свобода же их магического действия всё более подавлялась, и сохранялась
только в некоторых областях европейского мира. Изначально поэзия не была
связана с вымыслом, хотя была и свободна от внешних ограничений, имела
внутреннюю вполне определенную заданности, когда же,
с одной стороны, появились внешние ограничений относительно смысла поэзии, а с
другой, забывался изначальный смысл.
Внешние ограничения – это
темы для написания поэтических текстов, Бог и принцы, которым должны быть
посвящены поэтические строки, а также запрет на то, что считалось «неправдой»: «Когда валлийские поэты были обращены
в христианство и подчинены духовной дисциплине… традиция понемногу окостенела…
поэтам вменялось обходить своим вниманием то, что Церковь называла
"неправдой", имея в виду опасные упражнения поэтического воображения
в мифе или аллегории. На эпитеты и метафоры требовалось разрешение, темы были
подотчетны, метры определены, и Cynghanedd, то есть
повторение согласных с разными гласными, стало мукой мученической… Придворные
поэты превратились в придворных чиновников, и их первой обязанностью было
прославлять Бога, а второй – прославлять короля или принца».
Валлийская поэзия не
отличалась повествованием историй и развернутым описанием эпизодов. Глубины
поэзии стали проступать через такой жанр, как сказки, которые рассказывали
валлийские менестрели: «их статус не определялся законом, а в круг их друзей не
входили епископы и министры, поэтому они были свободны выбирать слова, темы и
метры, как им самим хотелось». В их сказках, противоположно власти принадлежащей
поэзии, много чего происходит, которые цветнисты и
содержат в себе «полноценные характеристики. Фантазия, не ограниченная
запретами относительно темы и формы, породила вымысел».
Принадлежность основания европейского мировоззрения Белой Богини
Автор находит, что вера
современных католиков «есть вера, основанная, несмотря на мужскую Троицу и
мужчин священников, на эгейской религиозной традиции "мать-сын"… а не
на арамейской или индоевропейской традиции "бога-воина"». И к
отношению мать-сын эта традиция постепенно возвращается.
Белый цвет избран автором
потому, что белый – ее основной цвет. Этот цвет принадлежит первой богини из
лунной троицы (молодая луна - белая богиня, являющаяся символов рождения и
взросления, полная луна - красная богиня любви и войны, а старая луна - черная
богиня смерти и прорицания).
Обобщая, можно сказать, что
многочисленный культурологический материал, видимо, служит в этой книге
доказательством, во-первых, что Белая Богиня (луны) – повсеместно упоминалась и
почиталась и есть высшая и первая основа вселенной, и, во-вторых, что
существовала традиция подлинной поэзии, в которую необходимо было быть
посвященном, так как она держалась в тайне (и приведены некоторый разгадки
автором поэтических текстов посвященных поэтов).
Выводы на основании изучения мифологии об ошибках организации
современного цивилизованного мира
Существует два языка – язык
поэзии и язык прозы. Язык прозы (наука, мораль, философия, статистика) – более современный,
более рациональный и общепринятый. Это главенство влечет свои последствия.
Наш современный мир, пишет
автор, устроен по принципу главенства Бога-отца, поэтому ему не присуще
магическая сила вселенной: «Как
только религия в ее изначальном смысле начинает интерпретироваться как свод
социальных обязательств и регламентироваться сведенными в таблицы законами, как
только Аполлон-организатор, бог науки, узурпирует власть своей матери Богини,
вдохновенная магия уходит и остается теология, церковный ритуал и основанная на
страхе мораль».
Трактовка Р. Грейвса ситуации с точки зрения мифологических сил
правления бытием современности: «Сидящий на Зевсовом
троне Аполлон-организатор жалеет, что до такой степени увеличил свои владения,
и уступает дяде Плутону и его единокровному брату Меркурию часть обязанностей,
не смея ссориться с ними из боязни худшего и даже делая попытку переписать
конституцию с их помощью. Богиня иронически ухмыляется, глядя на него».
И эта ситуация имеет
перспективу для автора. Он пишет, что после окончательной политической и
религиозной дезорганизации западных народов последует вновь обращение к
поклонению Богине и ее любви, которая не будет ограничена лишь материнским
добросердечием, но будет обращение к ее иному миру, «в котором есть место
морю».
Когда в заключении Грейвс пишет свои мысли (на основе изучения мифологии) на
тему современного мира, он приводит любопытное противопоставление – духовных
амбиций и поклонения Богини: «Рамакришна, по-видимому, не сумел стать поэтом и
поэтому стал психологом и религиозным политиком, предававшимся самой изысканной
форме отшельнического порока... Рампрасад никогда не
позволял себе отвлечься от поклонения Богине ради духовных амбиций. Он даже
отверг ортодоксальную надежду на "небытие" через мистическое
растворение в Абсолюте как несовместимую с ощущением индивидуальной целостности
в качестве сына и возлюбленного Богини». Это противопоставление интересно тем,
что оно дает интуитивно увидеть возможность другого духовного пути, и также это
интересно тем, что будто намекает на возвращение к естественности, так нелегко
уже достигаемой в мире, который задает современность.
Послесловие о женщине и мужчине, совершенстве и величии Белой Богини как
сути поэзии
В заключении Р. Грейвс пишет о представлении совершенства мужского и
женского. Он снова пишет о том, что мужское не может быть божественно само по
себе, мужчина божествен не как одно
существо, а только как один из двойни. Мужчина – не бог, а полубог, так как
всегда остается стоять одной ногой в могиле. Женщина же божественна, потому что
«может держать обе ноги в одном месте, будь то на небе, или под землей, или на
земле». Мужчина завидует ей и от этого приходит ко лжи: лжет себе о своей
целостности. От этого он делает себя несчастным, ибо «если он божествен, то она
даже не полубогиня, а обыкновенная нимфа и его любовь к ней оборачивается
насмешкой и ненавистью».
Также он пишет о состоянии
истинно поэтического творчества, оно подразумевает «такую таинственную
настроенность и озаренность разума, что, благодаря цепочке случайностей, он
может формировать слова в нечто живое - в стихотворение, которое начинает жить
собственной жизнью… поражая читателей заключенным в нем волшебством. Поскольку
источник созидательной силы поэзии… – вдохновение…, то почему бы не назвать
источником его лунную Музу, поскольку это самый древний и самый
общеупотребительный в Европе термин, определяющий источник вдохновения? …Ни
один поэт, преданный Музе, не думает о самой Музе, но думает о женщине, в
которой хотя бы частично воплотилась Богиня». Таким образом, Грейвс говорит об отражение в нас духовных сил как того,
что позволяет служить вдохновением женщине, и быть вдохновленным – мужчине. Это
можно здесь и усложнить, вспомнив идею Эволы или
Бердяева – в данном случае, общей, о том, что в каждом человеке есть доля и
мужчины и женщины, и это соотношение индивидуально. А вывод этому в том, что в
каждом человеке есть доля, принадлежащая тому источнику вдохновения, который
зовется в данной работе Белой Богиней, и книга стремится напомнить о том, что
вдохновение, источник которой был актуален ещё в примитивных культах, не
вымысел примитивности, но некоторое духовное откровение, которым могут
воспользоваться поэты и в сегодняшнее время. И что они от этого не проиграют, а
возможно, наоборот, обретут то, к чему влечет их собственный поэтический дар,
будто напоминая о том, что глубины бытия никуда не исчезли, какими бы рамками
научного дискурса ни были бы напуганы души
современных поэтов.
Так заканчивает свою книгу
Р. Грейвс: «Пророк
типа Моисея, или Иоанна Крестителя, или Мохаммеда, вещая именем мужского
божества, говорит: "Так сказал Бог!" Я не пророк Белой Богини и
никогда не посмею произнести: "Так говорит Богиня!" Но с тех пор, как
на свете появилась поэзия, поклоняющиеся Музе поэты обычно с любовью говорят:
"Во всей Вселенной нет никого выше Тройственной Богини!"».
Список литературы:
Цитаты
приведены по книге: Р. Грейвс. Белая Богиня.
Историческая грамматика поэтической мифологии. // Екатеринбург. Уфактория, 2005 (перевод Л.И. Володарской)
другие
философские работы Сияны Щепановской