Философские работы
Сияны Щепановской
Щепановская С.В.
«Опыт философского осмысления организации
религиозной жизни Индии (одного индийского ашрама) с позиции человека,
образованного русской культурой».
В современном настоящем наблюдается сильный интерес к духовности
Востока, к его религиозным практикам, его потоковому восприятию бытия. Начиная
с Ницше и Шопенгауэра, а после и Хайдеггера, открылась новая волна интереса к
Востоку и его практикам для человека европейской духовной эволюции. И это не
странно: у себя, где видны все несовершенства организации духовной жизни, где
близь затмевает даль, труднее постичь глубину воплощенной идеи, на основе
которой существует духовное учение и духовный путь. Своё, «близкое» (Ницше)
вызывает скепсис и недоверие, ибо здесь мы утверждаем себя как самостоятельные
деятельные субъекты, осознаем себя через ценностные категории, которые лишь
подвергая сомнению и проверки, могут быть в последствии изнутри продолжены как
свой собственный путь – на этой земле, в этом организованном смысловом поле, в
этих стихиях, что проявляются через родные нам структуры восприятия мира. Эти
структуры – видны критически, поэтому так рождается новая волна
совершенствования.
Чем же так привлекает духовность Востока? Что положительного есть
в ней самой как отнесенной к нам?
Приезжая в другую страну, очень легко обнаружить себя в позиции
наблюдателя и из нее воспринимать мир. Что у себя стоило больших усилий воли,
ибо постигнутые ритмы и смыслы захватывали и ввергали в водоворот действия, то
там – на чужой земле, они превращаются в то, во что можно попытаться
ввергнуться, но это – игра, это – решение меня самого, это – ощущение самих
этих ритмов, это осознания разницы, различия людей в зависимости от их места
формирования.
Какова эта разница?
Русский человек идеен более, чем практичен, поэтому это выражается
в повышенной этичности. Он движется от идеи, которая служит ему ориентиром, но
это не обязательно соприкасается с его ощущением, что так действовать
правильно. Присутствует большой разрыв внутреннего желания и идеи. В Индии же,
если смотреть на людей, как-то соприкасаясь с устройством их сознания,
складывается такое ощущение, что сознательность вырастает из желания и
внутренней естественности: социальная жизнь организована удобно и практично,
хотя для мысли весьма витиевато.
Путешествия и внутренний опыт
Наблюдательная позиция дает возможность ощутить дистанцию – и с
собой как субъектом определенной культуры[1].
И более ощутить свое внутреннее желание – куда ведет меня всю жизнь мое
существо? Что оно выхватывает из реальности? Какие действия – мои, космической широты,
а какие привнесены извне как система правил и ценностных суждений, сужающих
мир? Где эти вещи стоят и как они интерпретируют реальность?
Выходит так, что всё,
привнесенное извне,– порождает в нас автоматизм существования как определенного
субъекта страны, но не как существа своей личной – своей внутренней – задачи.
То, что задается самым общим слоем общества – то, что нас монополизирует, нас
сужает и ведет к смерти жизненности. А это лишь – самая из самых неинтересных
игр, самых обобщенных, самых примитивизированных. Реально – мы есть не только
идея, которая интерпретирует мир, но и существо характерное, имеющее в себе
искру уникального, которое может вырасти в собственный способ виденья мира и
свой центр воли, неустранимая никем сердцевина собственного существа.
Свами – встреча с реальным мудрецом (а не
его предполагаемым образом)
«Портретная
зарисовка».
Как говорят о мудрецах, так и оно на деле и оказалось: веселый, бородатый, бодрый и одновременно очень чувствительный человек предстал передо мной. Он замечает твои внутренние движения так, что они и для самого себя становятся яснее – и доходят до разрешения, просвечиваются ясностью. Ибо, будто ветер, он сохраняет необходимую динамику своим вниманием и телом, вокруг распространяя ее. Да, он будто ветер – движение по пространству стремительно, но реально.
То, что испытывается рядом с ним – это будто предстал ты перед судом своего собственного началь-ника, и видны пути освобождения, и собственные путы, не доведенные до естественного прояснения. Это – как испытания тебя на твоё пребывание в реальности, испытание настоящести, на фоне его – кажешься себя сконструированным и слишком громким. Но это то, что увидела я – потому что нет никаких общих рекомендаций, но есть сама атмосфера, сам очищенное тело как большой разум[2], сама дышащая вниманием природа.
Но это – то, что предстало мне. Каждый видит там своё.
Ашрам: построение, смысл, ощущение
Ашрам Ауровелей (названный так в честь Шри Ауробиндо) весь построен под
руководством Свами Брахмдева – и процесс строительства продолжается, можно
увидеть, как он, проходя вдоль всех построений, поговорит то с одним, то с
другим строителем – причем, нет ощущения, что кто-то из них «выше». Однако,
любой индус при встрече со Свами всегда приклоняется к ногам, и это считается
нормой почтения к гуру – ведь он исполняет роль связи с божественным. В этом
нет никакого рабского повиновения. В этом есть почтение к божественному, и это поддерживает ощущение, что всё
пребывает на своих местах.
Ашрам Ауровеллей – храм мира со слонами
К слову сказать, в Индии храмы – самые чистые и красивые места, там как нигде следят за этим – но не от идеи, а от внутренней почтительности. Это воспринимается как что-то правильное, вызывает ощущение, что это достойно. Те, кто убирают – ашрам, храмы, не ощущают себя «уборщиками», женщины красиво одеты и относятся к своей красоте с нежностью и бережностью, как к редкому цветку.
Эстетически, ашрам взгляд умиротворением радует и оживленными предметами пробуждает. Всё красиво вокруг пребывающей чистоты. Где-то, рядом с небольшой деревней, среди саванн и диких слонов и тигров, на берегу Ганги, расположен этот ашрам – он весь мраморный, белизной этой очищающий все краски мира, стоит он тихо, с то тут то там протянутыми лентами многоцветных флажков.
Внутри – подушки яркого цвета, на которых проходит чтение в библиотеке, и оранжевые пуфы в поющем храме, на которых медитация превращается в блаженное очищение и тонкое погружения туда внутри себя, где доселе не был никогда. На фоне белого мрамора с красивыми сине-зелеными вкраплениями ВСЕ цвета так красивы! Так и характеры людей, их внутренний облик и цвет оживает для него с небывалой красотой вокруг такой чистоты! Те немногие рекомендации, которые говорит Свами, отдельно взятые были бы совершенно обычны, но из состояния его дыхания и чистоты ума и сердца они звучат небывало. Это настраивает внимающего на лучшие состояния, которые испытывало собственное тело и ум, и выводят к новым, совсем свежим переживаниями окружающей реальности.
Зал для асан с эмблемой и портретом Матери Мирры
Свами настраивает на Бога: на внутреннее я самого человека – никаких конкретных рекомендаций. Но однако, то, что слышишь ты вокруг этих трав и дерев – только то, что нужно только тебе самому. Чужие шумы вскрывают свой лживый трепет в тебе, они не влекут тебя больше. Больше ничто не требует от тебя реальность. Только то, что нужно тебе. Это рождает уверенность и внутреннее содержание, которое никем не может быть опровергнуто, потому что оно появляется там, где ты встречаешься с собой сам. И это место рождает мудрость, оно ее источник. И до сюда не доходят шорохи сомнений, это глубже. Но чтобы до неё дойти, эти шорохи должны были породить тонкий путь разума[3], чтобы он был сам очищен и сформирован тоньше, так, чтобы слышать тихий голос, поднимающийся из глубины. До него нелегко добраться из-за шума и реакции на шум[4]. Но само это переживание, ощущение тишины внутри себя, не похоже по характеру на выдумку и воображение, оно немного в другом месте и измеряется не разумом, а больше – велением целостности в сознании, здесь, в ясности переживания в этом своем теле.
Переживание пространства всего в данный момент происходящего (в глубине внутреннего мира и на просторах внешнего) воспринимается целостно благодаря переживания его в своем сердце, когда свой разум – не власть, контролирующая реальность рамками определенной мысли, а мост пробуждения – сознания, через идею к возможности восприятию мира в этом теле, чисто, открыто, как рождающийся процесс своего присутствия. Почему-то, это очень трудно. И многое сбивает с пути. То сознание засыпает, показывая картинки прошлого, то мысль начинает говорить, как должно быть, то тело устало. Но все это преодолимо тихой нитью спускания в свое тело. Так затухает гомон шагов. И благодаря этому особого рода усилию, у присутствия в реальности растет своя сила. В нашем сознании есть возможность направлять силу на определенное действие, которое мы предпочитаем, таким образом развивая его, усиливая его, давая ему возможность раскрыться реальностью, что вырастает раскрыванием взгляда из своего тела.
Такие ли мы закрытые монады, или есть
также взаимо-толчки, и изменения, подобные химическим реакциям?
Медитационный зал с портретами Шри Ауробиндо и Матери Мирры
Человеком на медитации даже ощутимо, как Свами направляет внимание всех и каждого. Осознанностью своего тела он выправляет и сидящих рядом других. Он ощущает все вибрации и выправляет их одним внутреннем вниманием, от разрушения и громких киданий прошлыми состояниями из стороны в стороны, с невозможностью закрепиться посреди этих войн, к свежести созидания и игре ежемоментных толчков, что открываются при таком восприятии как распускающие и увядающие цветки творений, как фейерверки, длящиеся меньше мгновения, как разноцветные бабочки и бойкие мотыльки[5].
И почему это возможно, спросит меня западно-мыслящий читатель – чтобы один выправлял другого, воздействовал на него без посредства слов?
Поскольку не только каждый – совершенно уникален, но мы все связаны, поскольку пространство сознания – также как внешнее предметное пространство, все со всем переплетено. У нас есть наши личные места, но есть и места, куда могут попасть разные сознания. Сознания также создают эти места, почему же бытует мнение, что только тела могут расширять пространство обитаемой территории ?
Осознание атмосферы
Мандала из цветов
Каждое человечески структурированное пространство отличается каким-то ощущением. О том, что там происходит, язык подталкивает высказываться иным способом, чем о собственной культуре, и это имеет именно такой характер – с ощущением правильности, ясности, приятия и миролюбия.
Сам смысл понятия «обитаемая территория» это – пространство общего смысла, где люди встречаются. В ашраме я встретила всего несколько русских, но мы все имели наше общее понимание – как относиться к такого рода пространству, к друг другу, на каких переживаниях «принято» сходиться. Индусы живут в другом мире. Они себя любят и не боятся делать шаги, с пренебрежением относятся к внешнему миру, но не к женской красоте. То, что они любят, они почитают.
Там были колумбийцы – они совсем другие. Они радостные и не сходятся на печали. Много совсем непонятно – перед ними какой-то совсем другой мир. Русские же достаточно этичны и неприкаянны, довольно несчастны и неуверенны в своем, но это очень ценят. Мне было грустно, наблюдая это. Кажется, мы живем во лжи, нелюбви к себе. А ведь есть, где – люди делают, как им удобно и как им нравится, а не как «надо». У нас существует натяжение, напряжение, поэтому необходимо с силой прорываться, и мы нарабатываем, быть может, большую силу. Но необходимо ли, чтобы настолько было неудобно? Это поразительно, но у нас так устроено. Все будто специально так неудобно, нелогично, сложно. Так расхоже с естественностью.
Это отражается в устройстве окружающего пространства. Приведу пример конкретной проявленности на сравнении одного аспекта в аэропорте Санкт-Петербурга и Дели. Вот мы входим в аэропорт в Индии и сразу ставим вещи на тележку, которые в большом количестве стоят у всех входов в аэропорт. Когда же входим в аэропорт в Петербурге, тележки стоят только на пол пути к выходу, они загнанны в узкие железные «заборы», так что идущий за тележкой неизбежно сталкивается с тем, кто ее туда возвращает. И таких «столкновений» можно заметить множество.
Атмосфера ашрама и путь к Само[6]
школа в ашраме (организация пространства
)
Свами ходит по всей территории ашрама вокруг и пересекает его горизонтально – так оживляет пространство он. Вот какое отношение к пространству бывает! И это заметно, потому что предметы и растения среди мраморных храмов вниманием дышат и окутаны тонко им, будто в «мешочки» внимания прозрачного, едва касающиеся поверхности их линии. Растения, кстати, это чувствуют. Но, видимо, они не очень долго могут это хранить, поэтому их приходиться оживлять. И наше тело, и наш ум, и наша душа, и наше сердце – этому не исключение.
Само пространство ощутимо в такой тонкой тиши. Всё пространство поэтому слышит и слушает. Оно ощущает отношение к нему, ведь к нему обращаются бережно, и растения не торчат, как в городах, а дышат и растут спокойнее. В городе все это естественное знание теряется и кажется чем-то выдуманном. Как не парадоксально, но многое считается сказкой – так мир будто проверяется на реальность. Но и это явление совершает восхождение к смыслу. И на острие ее – оригинальность, трудно преодолимая пустотность раздвигает пространство естественной наполненности жизнью. Расширяются границы нашего проявления. Естественный обмен с природой зажат и копится внутри. Вырастает Я, желающее реализоваться. Появляется желание творить нечто, доселе не бывшее и ни на что не похожее. Формы приспособления города тоже растаскивают силы. Но те, кто вырывает себя из этих систем, получает творческую среду трудности небывалых возможностей.
Именно это сочетание показалось мне продуктивным. Город и духовно организованное пространство на природе – вместе рождают очень интересное и живое явление. В моем сердце.
Философские работы
Сияны Щепановской