Философ.статьи
Сияны Щепановской (Пылай)
Щепановская С.В.
(доклад на философ.конференции СПбГУ в 2012 г.)
СТРАСТЬ И РАЗУМ :
Если
говорить о путях познания высоких истин, можно выделить два основных вида:
творчество и рациональное постижение. Примеров каждого пути в его
обособленности меньше, чем в их синтезе и взаимодействии, так как чистый
рассудок, как и чистая страсть, творческая сила, неразрывны между собой в
человеческом организме, хотя склонность к какому-то виду также присутствует у
конкретного человека или в определенные времена. Так что у человека есть
возможность либо выбирать один вид познания, глубоко вникая в него, либо
попытаться совместить в себе оба пути, без ущерба познанию.
Творческая
сила обычно ассоциируется со страстностью и стихийностью, в противоположность
этому рациональное постижение предстает бесстрастным. Невозмутимость духа
(атараксия) обычно понимается как противоположность эмоциональному отношению.
(Хотя такая трактовка не однозначна: и духовное творчество так или иначе
предполагает атараксию, а рациональное проникновение в предмет и интерпретация
постигнутых истин, их фиксация как настаивание на них, невозможна без
субъективного участия воли собственного Я, и чем более новая или не совпадающая
с обыденностью истина рационально утверждается, тем больше она требует под
собой потенциала страсти).
Тем не менее рациональный
путь Бесстрастия, как можно умозрительно предположить, представляет собой
отрешенность от себя, своих пониманий и переживаний, стремление сделать себя
чистым от них, независимым по отношению к своему Эго и миру, отображать
окружающее в себе как чистое зеркало. В древнегреческой культуре это стремление
присуще уже элеатской традиции (начиная с Парменида), и оно до сих пор остается
ведущим в науке и авторитетным в повседневности. И в таком преломлении можно
понять путь атараксии как доходящий до своей трагедии, до безжизненности (как у
стоиков) и болезненной духовности (средневековая философия и классический
западный путь). Даже Шопенгауэр, с чьим именем связано обращение западной
философии к восточной как равной, усматривает в последней именно
невозмутимость, присущую стоикам, находя опору в буддизме как наиболее
рациональной из вер востока.
Трагедия рационального
пути атараксии заключается в отходе от радости, от всего положительного, что
есть в эмоциональном, когда любые чувства
воспринимаются излишними. Трагедия такого выбора в том, что человек не может быть причастен к одному только рациональному
познанию. Хоть на какую-то малость, но он наделен отношением к миру, что
делает полную отрешенность невозможной. Приятием рационального типа познания,
человек тоже высказывает отношение к миру, и хотя он старается сделать это
отношение никаким, но само оно имеет рамки, и достаточно жесткие. И
постольку, поскольку такое познание не естественно в русле природного
жизненного потока, человек вынужден находиться в этих рамках огромным усилием.
И вместо чистоты и пустоты себя, это рождает борьбу в самом организме, что
приводит к идейным сбоям, экстремизму и
фанатизму. Чисто рациональный путь может оказаться опасным и дойти до крайности
в руках человека (например, создания технического прогресса, негуманное
отношение к человеку в рамках правления чисто рациональных доводов в создании
законов).
Поэтому
путь открытия любых истин, мне кажется, должен соответствовать природе
человека, которая заранее имеет склонности и направленности. С ним нужно быть
аккуратным, чтобы не сбиться и не заплутать по отношению к знанию. В
рациональный догадках можно попасть в паутину без-опорных рассуждений, не
имеющих под собой жизни.
Можно
оспорить и аргументировать это тем, что мы не осмелимся сказать, что есть
истина, а что она не есть. Истина может заключаться и в чисто рациональных
рассуждениях, и даже в паутинах в тех случаях, когда под ней живет что-то. Т.е.
у человека есть экзистенциальный опыт по поводу собственных "рациональных
паутин", когда ум не доходит до состояния всевластия и слишком смелого
поглощения собой всего, не вникая во все с осторожностью. Целостность познания
возможна только при целостности восприятия. И только в случае целостности и
гармоничности бесстрастия в человеке, возможно считать это познанием, а не
игрой разума или игрой в собственную роль.
Страстный,
творческий подход предполагает доведение своего Я, Эго, Творческой Энергии до
истины, познание её через исключительного себя или через реализацию собственной
творческой энергии в какой-то шедевр (что предполагает выявление через
собственную исключительность и уникальность объективности, т.е. понятное всем
на духовном уровне). Через произведения искусства, познание – растворение в
страсти, экстаз истины. То, до чего можно долго рационально доходить, вдруг
вспыхивает ярким светом в один момент! И тогда человек непосредственно трогает
настоящее, хотя может и не «обладать» этим.
По контрасту к этому,
бесстрастное познание предполагает то, что если человек дошел до открытия, до
определенной идеи, он знает, как он это сделал, и может воспроизвести путь к
нему.
Похожая
идея о двух путях познания звучит у Шопенгауэра. Он противопоставляет путь
аскезы как уничтожение воли Эго, его ослабление, пути эстетического созерцания.
Отстраненное, рациональное познание представляет собой превращение человека в
чистый субъект познания: "Индивид… познает только отдельные вещи, чистый
субъект познания - только идеи"[1]. Тот
же результат может достигаться и путем эстетического созерцания, раскрывающим
себя до состояния духовного пика.— Однако, мне хочется подчеркнуть немаловажный
момент: эстетическое созерцание может быть неосознанным.
Приближение к истине с
помощью раскрытия себя, своих внутренних волн и энергий, цветов, близких себе,
тем подразумевает под собой цветение внутри себя. Я изучает себя как истинное, т.е. существующий предмет, как и все в
этом мире. Я – как истинный элемент
мира в своем одновременном совершенстве и незавершенности. В каждой точке Я может прекратить свое существование,
так как в каждой точке оно совершенно и завершено. Но также из каждой точки оно
может двинуться в следующую точку, так как оно всегда имеет возможность
расцвести еще в одну и в бесконечное количество сторон. Но для стабильности
подобного познания требуется осознанность такого положения Себя, приятие именно
себя в своей исключительности, т.к. при подобном раскрытие себя становится
очевидным, что ничего похожего в мире нет, что ты один в своей уникальности, и
невзирая на оценку другого, держать оборону за себя и перед собой. Осознанность
предполагает существование в себе осознания. Сознание, в том числе – это обладание своей страстью и осознание своих творческих процессов, это
скорее способность мыслить в смысле понимать, чем мыслить в смысле доказывать и
этим решать, что имеет место, а что нет. Без осознания творческое Я теряется в себе, может совершенно
потерять стабильность, и есть опасность впасть в безумие, когда нет ни опоры,
ни понимания того, что происходит, захлестывают образы, не имеющие ничего
схожего с уже знакомым, творческие волны, способные победить всякий ум в
человеке (от этого – без-умие). Так и чистое эстетическое созерцание у
Шопенгауэра находится на границе с безумием.
Пути
разума и страсти, взятые по отдельности, ведут
к их противостоянию, даже борьбе (что может стать непродуктивным для
творческого мышления). Сознание синтезирует бесстрастное и творческое,
показывая их принципиально одну задачу и общий поток. В одном смысле, страсть
вливается во все процессы до предела их глубины, разум отстраняется от всех
процессов, т.е. своих, чтобы собственные
процессы не заглушали и не искажали познание. Сознание как целостный момент,
как состояние человеческого существа, находится в творческой осознанности или
понимании страсти (т.е. присутствие и отстраненность разума направлена, и
находится в творческом бессознательном импульсе). Не избегая энергии, мистики,
загадки жизни, как человек не избегает своих естественных состояний, его
сознание погружается и живет в творческом потоке, но не бессознательно. Процесс
осознания предполагает нахождение внутри творческой энергии, т.к. знание должно иметь под собой опыт,
чтобы быть обоснованным. Поэтому в отличие от чисто отстраненного изучения
мира, истинный процесс познания имеет под собой некоторую материю. Сознание
всегда занимается познанием, в то время как страсть и разум могут
непосредственно не участвовать в приобретении знаний. Сознание – это ступень
слияния двух, казалось бы, противоположных вещей. На самом же деле, это
результат их движения, нужный каждому пути результат, именно то, к чему они
стремятся.
Находясь в рамках
аристотелевской логикой в позиции А или не-А, нельзя выйти за их пределы, т.к.
чистый рассудочный путь отрешенности всё равно предполагает нахождение истинного, т.е. слитие именно Себя с ней
(т.е. страстное, неотрешенное, мистическое), а чисто страстный путь мистики
предполагает осознание того, что с ним произошло, либо фиксацию этого, и только
тогда является познанием.
(Зацепление за
рациональное как истинное в корне слишком абсолютно, даже фанатично. И чистая
мистика не предполагает высоких вершин, если она не выносит результатов
духовного опыта, не способна удержать это состояние, так как не присутствует осознания,
а значит, не созданы врата познания. А оба пути именно к этому и стремятся, так
как недостаточно простого погружения, нужно удерживаться в этом состоянии, то
есть присутствовать и доходить до него осознанно, и давать возможность попадать
туда другим.)
[1] Шопенгауэр А.
Мир как воля и представление. Собр. соч. в пяти томах, т.I
М.: "Московский Клуб", 1992 кн.4
§ 68