сайт АСТРОЛИНГВА

УДК 130.3

Щепановская Сияна Витальевна

Siyana V. Shchepanovskaya

СПбГУ, Институт Философии, магистрант

                                          Saint Petersburg State University, Institute of Philisophy, magistrant

siyaniesil@gmail.com

194100 Cанкт-Петербург ул. А.Матросова 9-57

 

Способ творчества современности и его языковая основа

The Modern Creativity and its Language Ground

 

Аннотация:

В статье рассматривается образ-идеал творца в современную эпоху и философские основания творчества, диалог традиции и живой стихии современности. Творческий характер бытия раскрывается через инструмент создания реальности – язык. Выделяются три уровня глубины проникновения языка в реальность по степени раскрытия ее творческой природы.

Abstract:

The article deals with the ideal image of a modern creator as well as philosophical base of creation, the dialog of tradition and fluent contemporary life. Creative grounds of being manifest itself through the language as an instrument of the construction of the reality. Three levels of manifestation of the creative nature of the reality through language are divided.

Ключевые слова: философия творчества, диалог традиции и современности, стихия творчества, культурный ритм, творческий дух, суперпозиция

Index terms: philosophy of creativity, tradition and creation, grounds of creation, cultural rhythm, individual creative spirit, superposition

 

Понятие и основы творения

Творчество начинается тогда, когда теория выходит на просторы практики и оживает изнутри. Когда действие устремляется к воистину новому, оно идет через нас как божественная воля, как новизна самой жизни, оно становится фундаментом рождающегося духа. Творчество возникает, когда субъект-объектные отношения: разделенные, частичные, ограниченные чем-то извне, и в этом мертвые, и в этом страдающие  – изживают себя и выходят в мир преображенной целостностью. Ибо все в мире хочет быть от себя (образ Софии В.C. Соловьева), отчего необходимо приобрести отделенность. Все наносное, не свое, как ненастоящее, как усвоенное некритично – и бессознательно проступающее негативными недо-образами, пригибающее к земле и низости, – пропадает в творческом акте. Дух восстает из- и охватывает собой всю разрозненность и случайность беспорядочного – в диалоге со стихией – природной силой, оформляющейся в идею. Или иным: лично Другим: Другим как ликом Божественного духа (как писал о том Левинас [4]). Другой – это живая стихия, которая стала лицом и обрела себя как центр, которая ожила и стала смотреть на мир сквозь призму своих свойств (так огонь Гераклита оживает в идеях диалектики). Стихий не так много, сил не так много, архетипов тоже ограниченное количество [13], однако, их вариаций и комбинаций – бесчисленное число, и их возвышение – имеет бесконечную перспективу конкретизации.

Конкретизация – это одна из основ творчества: одно из значимых понятий, описывающих реальный процесс возвышения духовного существа, становление его разумной индивидуальной целостностью. Наше становление происходит через выявление себя, открытие себя через «внешние» формы, то есть через явление изнутри вовне, из сокрытых бездн хаоса в сияющий ясностью космос.

 Мы всегда начинаем с более простых форм творения: сначала человечество просто создает горшок, а уже после – образ идеальной формы, оторванной от конкретной пользы и служащей образцом красоты. И чем больше разрастается изобилием форм явленность живого творческого разума, тем менее творчество становится похожим на какую-либо форму, на какую-либо идею, и все более оживает жизнь во всем ее многообразии, в своем великолепии способная проскальзывать через все законы, которые так старательно созидает разум. Так сама жизнь возвышается, красуясь своей высотой – которая сотворяется ускальзыванием от стремящегося ее поймать в свои сетки понятий разума – с его уже достигнутыми высотами.

 

Горизонтальное (из вечности здесь и сейчас) и вертикальное (историческое) измерение творчества

В современном нам настоящем мы наблюдаем творчество, стремящееся выйти за рамки разумного (линейного, исторического, ставшего видным) – в сферу того, что еще не стало разумным и предстает принципиально неразумным, чтобы раздвинуть пределы самого нашего разума и раскрыть полноту сферы вечно-пребывающего настоящего. На примере живописи – это авангард, который в отличие от последующего постмодерна выявляет смысл расширения сознания. На это направлено и философское творчество: оно не только стремится быть живой манифестацией мысли, что демонстрируют философы в ходе монолога здесь и сейчас (М. Мамардашвили, А. Секацкий), но и письменные работы экзистенционалистов (Хайдеггер, Сартр, Камю), а также французских феноменологов (Мерло-Понти, Марсель, Левинас). Экзистенционалисты делают упор на болезненном рождении живого духовного мира, на самых первых этапах оторванности от самого-по-себе понятного и выход в Иной, таинственный и полный неожиданностей духовный мир. Это разрушение упорядоченного мира, социального мира в Себе и обращение к созданию мира на собственных и жизненных основаниях, на основаниях духа, где любой элемент порядка сияет своей тайной и хранит в себе смысл, что служит основой единства, связи всех явлений в настоящий, живой космос. Когда сознание доходит до уровня творения собственной реальности, это – начало подлинного творчества.

На взгляд автора статьи, творчество всегда основывается на этом, если оно действительно достойно так себя именовать. Хотя способы творения – различны: поэзия, музыка, живопись, архитектура, создание компьютера и т.д. Творчество присутствует в каждой сфере человеческой деятельности, при одном только условии: через эту сферу человек узнает себя и пересоздает мир (впуская в него силу стихии). Через эту сферу человеку открывается тайна бытия, и поэтому через нее человек оживает сам.

И здесь встает тема многообразия творческих сфер – тема различенного единства духа, который распадается на сферы деятельности и проявляется через каждую в конкретно индивидуальном своем виде, все более четко осознавая себя в разных лицах, обретших абсолютность своей индивидуальности. Именно поэтому, сферы созидаются и буду созидаться – как внутри одной какой-то направленности (например, в живописи), так и в синтезе их, а иногда – и на антитезе их.

Это было измерение горизонтальное, которое мы видим из одного времени (в хайдеггеровском присутствии) – но через разные инструменты-чувства человеческого существа.

Исследованием этих чувств-инструментов безотносительно к экзистенции человека занимается феноменология. Она более всего приближается к философскому осмыслению целостности бытия и сознания независимо от временного течения, стремится ощутить уже данную целостность, которая есть «плоть», первооснова, из которой соткана вся ткань мира – в терминах Мерло-Понти: первоначальное «я могу» [5, С. 15]. Это концентрация на самом импульсе, существующим до оформления в идею, и поэтому плоть представляется как наиболее чистая трансляция истины. Возможно, «плоть» немного разная у  разных людей (характер человека акцентирован на выявлении доминирующих в нем «стихий»), и благодаря этому люди идут по пути проявления и сотворения различных основных идей.

Также следует сказать и об историческом измерении процесса и результатов творчества, о поиске и росте, о развитии растущего человеческого и очеловечивающегося существа. Эта тема – способность культуры к созданию традиции, к хранению созданного, что служит основой следующего восхождения, а также основой проскальзывания между уже имеющимся. Как говорят: хорошо, когда есть книги, а еще лучше, когда есть хорошие книги. Чем более сохранено в лоне культуры, тем больше основа, на которой можно ожить и сотворить новое в более сложной форме. Как бы развилась до своих высот философская мысль, если бы не было бы преемственности, тянущихся через века споров о природе и метаприроде бытия? То же можно сказать и о музыке, которая развивается, усложняется, и сейчас уже часто строится на музыкальных вибрациях (или мотивах) сразу нескольких культур, сразу на нескольких ритмах бытия человека, так что музыка сфер – музыка ритмов всего человечества, постепенно становится реальностью.

И творчество становится метафизической игрой сознания, что опирается на уже сформированные, уже оформленные архетипические образы, но опирается лишь на те идеи, что в себе живы, то есть через них можно проникнуть в то, куда они отсылают. Любая философия – это описание сотворенного мироздания, описание того мира, где человек полностью свободен. Здесь вспоминается идея Бердяева и русских мыслителей в целом: задача человечества – построение своего, стоящего на духовных основаниях мира, мира, полностью освобожденного развитой мыслью, развитым чувством. И современность благодаря знакомству друг с другом разных культур, движется к глубокому объяснению мира в его различенном многообразии, в его имеющим разные коннотации бытии.

Та напряженность и надрывность, которая ощущается в социальном мире (в Европе – это явление экзистенционализма и в особенности сильный резонанс его в массах), связана с преобразованием мышления, мировосприятия. Человек расширил себя, мировоззрение с незыблемостью одной «картины мира» рушится, выступает новая степень свободы, новые условия свободы. В космосе – своего сознания: коллективного и культурного мира. В поиске более осознанного использования языка. Во все сферы стремится войти творчество, и это стремление – идти от самого себя, можно встретить и в современном буддизме, и в желании обеспечить условия, чтобы каждый был творческим «универсальным человеком» в идеях Маркса.

 

Традиция и новизна. Историчность (в лице идей немецкой классической философии) – и свое-со-временность

Идея развивающейся реальности, а также, значимости преемственности для созидания действительно нового ярко выразилась в немецкой классической философии, и целостно-конкретно оформилась у Гегеля.

Интересно, что Гегель, разбирая искусство [3, С. 404], ставит его на первую (низшую) ступень развития абсолютного духа – так как искусство выражает неопределенность идеи. Здесь творчество выражает бессознательную еще идею (и для идеи это состояние наименее полно развернуто и явлено, поэтому наименее совершенно). Но осознав такую расстановку-иерархию, можно понимать под искусством и пребывание в состоянии абсолютного духа, действие из него – в этом приближаясь к идее эпохи разумного искусства Фихте (эпоха понимается также как этапы личного развитие) [10]. Так как творчество – это практика, то выражением абсолютного духа, его деятельностью будит творческое действо, как творчество из слито-различенного субъект-объекта, из абсолютного состояния духа. И рациональность, которая может мыслиться как противоположная стихийности и чаще всего мыслится именно так в отношении гегелевских понятий, тем не менее именно им подвергается расширению.

Вставая на такое понимание, мы можем приблизится к желаемому синтезу: контроля-воли разума как аполлонического начала [6] и бесконтрольности стихийно-эмоционального диониссийного начала. Может быть, это одно из самых фундаментальных стремлений самого бытия: чтобы стихия и разум, вертящиеся в противоположные стороны инь и ян, слились в некий единый союз, и создали некоторую новую уникальную позицию-мир, не утрачивая особенных своих свойств, но обогащая мир новой, не бывшей доселе, целостностью. Но тот зазор, что разделяет их, вероятнее всего, неуничтожим, он – служит основой мира, в котором есть продуктивность – и сама возможность творения неба и земли путем их разнесения (это напоминает философию трансцендентального идеализма Ф. Шеллинга [11; 12, С.109]). Это – статичный фундамент, но также фундаментально и динамичное стремление обоих сил к соединению, к диалогу. К созданию общего языка взаимо-понимания, а значит – взаимо-приятия, взаимопроникновения этих двух начал. Слияние с другим – противоположным началом мирозданья, как и противоположным полом, требует предельных усилий для обоих начал. Чем более каждый достраивает себя, дополняет себя тем, чего ему не дано, тем более каждый становится личностью, имеющую возможность творить. У каждого рождающего – разная расстановка сил. Об отношении мужского и женского и их взаимо-развитии и взаимо-возвышении пишет Н.А. Бердяев [1, С. 94-102] – а ближе к современности – Ю. Эвола [14]. Оба рассматривают творческие взаимоотношения мужчины и женщины как способ возвышения каждого за счет взаимодополнения. Причем сущности рассматриваются так, что каждый человек имеет в себе некоторую часть мужского и некоторую женского, и выбирает взаимодополняющее, что разовьет его до целого – даст понять мир в единстве, которое рождает новое: новый мир, творчески созидаемый каждым его участником, это – внутреннее преображение во имя восстановления адрогина каждой из сторон общего действа [14, C.110].

Здесь идея неопределенности противоположной стороны бытия сменяется идеей дополняющей потенциальности, материалом для создания себя, и в этом поиске – рождение творчества. Скрытое в бытии, то, чем оно пронизано, из чего состоят все неясные места его, его невыраженная суть – предстает как вектор развития, с обратной стороны бытия [8, С. 215]. И мысль о развитии хоть и выбивает нашу мысль из состояния творческого действия в вечности, здесь и сейчас, зато намечает вектор интуитивного движения, который может подсказать общую линию развития, чтобы раскрытое настоящее не лишилось цели, а значит становления, а значит – жизни. Все эти моменты необходимы творчеству: и его жизненность и связь с источником-стихией творения (раскрытой вечности), и связь с культурной линией.

Позиция Гегеля (его метафизической модели в такой интерпретации) помогает современности с более актуальной, или живой, для нее тенденцией горизонтального мышления (творчества в вечности), наметить стержень и увидеть осевое измерение реальности. Тут уместно заметить, что для подлинного творчества необходимо восхождение, то есть развивающаяся продуктивность. А для продуктивности необходимо видеть в горизонтальном и вертикальном измерении одновременно, творить из вечности с учетом пройденного времени, с учетом этапов восхождения. Так Гегель доводит своей системой до понимания: чтобы создать новое, нужно быть в традиции [2, С.70]. Каждый, кто встает на путь живой жизни, то есть созидания, имеет своим первым, вынужденным действием – прохождение имеющегося пути – наряду с процессом углубления его собой.

Но что же такое это «собой», чем я могу наполнить сохранившийся архив? Через что идет новизна «я», через какие формы проявляется она, откуда вырастают ее уникальные черты?

 

Преломления языка, рождающие разную по степени созидательной силы реальность

Мы усваиваем культуру через язык и его эмоциональное наполнение, через расстановку иерархии ценностей. Выражается это: (1) в социальном преломлении – то есть общем наиболее плоском мире-реальности, который понятен каждому, принадлежащему конкретной культурной данности (это связано с общепринятым отношением к своей культуре, политическом положении, способе отношения к личности и т.п. Такую позицию по отношению к языку выразил Б. Рассел): за каждым словом стоит смысл, который имеет на себе метку обозначения-отсылания к вполне определенному отрицательному-положительному наполнению (отрицательное: то, что служит разрушением и не способствует сохранению традиции – положительное: то, что служит ценностью и созидает реальность) [7]. Этот язык создает самую первую систему ориентаций, однако, остается направляющим вектором и дальше, который склоняет в сторону определенной формы духовности, определенного способа раскрытия реальности. И здесь мы подходим к (2) культурному преломлению языка, которое несет в себе больше творчества, язык предстает здесь как речь, которая учитывает разные контексты и основы этих контекстов, осознанно обуславливает себя ими.

Здесь национальные черты раскрываются в человеке как усиливающие резонанс, ибо когда он оформляет свои переживания новизны с учетом культурных контекстов, он оживляет их, переносясь из состояния данности в состояние когда-то сотворенного и имеющего в себе способность к продолжению. В осознанном творении в рамках своей культуры есть чрезвычайно важный смысл: резонанс с теми основными идеями, которые дают наибольшее количество реальности (например, идея свободы и творчества служит для русской культуры одной из самых сильно резонирующих, мысль на эти темы работает с большей под собой силой, чем западная идея прагматики и наиболее эффективного действия за наименьшее количество времени). Важно осознавать эту свою предзаданность и понимать, что каждое творчество как чудо бытия, раскрывшееся личность (или некоторое единство личностей) растет на основе определенной силы, даже можно сказать на взаимосвязи и иерархии определенных идей, то есть на сформировавшейся целой системе ценностей. Чем развитее культура, тем более творец вынужден быть и историчным, тем дальше та «точка его сборки», в которой он закрепляется и с которой начинается собственно его жизнь, его творчество.

 

Современный образ-идеал творца

И сейчас эта точка – абсолютного духа, точка «суперпозиции» [9], точка творца во Вселенной, использующего все предзаданности и склонности как инструменты, но не как свои детерминанты. Человеческое существо стремится освободится от предзаданности самого языка, чтобы он мог выражать то, что идет по велению говорящего – и стремится к (3) преломлению языка из состояния суперпозиции. При этом говорящий, например, может быть нацелен на наиболее тонкое, наиболее красивое и сияющее явление себя. Любые негативные предзаданности языка он преобразует в необычные для социального преломления языка смыслы. Так человек оживляет язык, каждую фразу хочет высказать сам, чтобы ничто не склоняло его выразиться, чтобы выражалось только то, что нужно. Это служит тому, что та основа, что стоит за культурным преломлением языка, или за живой индивидуальностью человеческого «я», получает для себя живую форму. Реальность, творящаяся таким языком, предстает всецело метафизической. Незыблем только творец и те сетки понятий, что он берет для своего творения. Но он не противопоставлен чему-то. Он есть космос и хаос, который является в действительности постоянным рождением нового единичного. Творение всегда единично, но не всегда хорошо выявляет само реальное единичности. Чем более для нас всеобщее стало тонко схватываемо в каждой вещи, чем более каждая вещь наполнена нами тайной мироздания, тем более мы приближаемся к той различено-единой основе, которая является позицией абсолютного духа, для которое всякая деятельность есть творчество созидания. Для которого весь мир – и природный, и культурный – есть творение бытия.

 

Такова теоретическая позиция творца, которая изнутри требует своей реальности. Такова наша практика жизни, которая должна – и скоро, возможно, будет – выглядеть как эпоха разумного искусства Фихте [10]. Для автора данной статьи, как для М. Хайдеггера, В.В. Бибихина и ряда других философов, творчество по-настоящему – основано на жизни всецело своей, где нет ограничений, которым человек уступает, допуская в себе автоматизм. Только освобожденное собой и влюбленное без оглядки в тайну мира человеческое существо раскрывается как дух в состоянии творческой абсолютности, красоты как воплощенной истины и творения от полноты.

Творец, творя – и находит себя, и направлен к Другим, Иным лицам духовного мира как Другим образам проявленного в лицах духа, чтобы искренне выразить свое лучшее знание им. Творец выражает другим творцам то, на чем он уже стоит, но он довел свою основу до оформления идеей, и поэтому он зовется творцом. Он направлен к другим для того, чтобы соединиться с ними как целостной, но только одной мировоззренческой суперпозиции абсолютного, нашедшей себя и через именно свой архетип раскрывшего весь мир и все его явления. Творец доходит до полноты своей уникальности, до сияния своего образа в мироздании через достраивании себя до единства как во-плоти-идеальности именно конкретного данного духовного существа-человека (служение своей архетипической основе).

Человек поискатворец себя как «суперпозиции» по сути является тем же. Однако, только когда он впускает в себя тайну, всецело отдаваясь ей, но проявляясь в ней исключительно по-своему, и каждым шагом своей деятельности преодолевая пределы. То есть входит в новое и проявляет его в живой форме – только тогда он живой творец, только тогда он создает откровение нового, не бывшего еще никогда в человеческой культуре.

 

Литература:

 

1. Бердяев Н.А. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. М., 1990

2. Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. СПб., 1994

3. Гегель Г.В.Ф. Философия Духа // Энциклопедия философских наук. Т.3 М., Наука, 1977

4. Левинас Э. Тотальность и Бесконечное. М.-СПб., 2000

5. Мерло-Понти М. Око и дух. М., 1992

6. Ницше Ф. Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм // Ницше Ф. Сочинения в 2-х томах. Том 1. М., Мысль, 1990

7. Рассел Б. Философия логического атомизма.

8. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто: Опыт феноменологической онтологии. М., 2009

9. Секацкий А. Воля и соблазн. СПб., Борей-арт, 1999

10. Фихте И.Г. Основные черты современной эпохи. СПб., 1993

11. Шеллинг Ф.В.Й. Система трансцендентального идеализма // Cобр. соч.в 2-х Т. Т.1 М., 1987 СС.227-499

12. Шеллинг. Ф.В.Й. Философские исследования о сущности человеческой свободы и связанных с ней предметах //  Соч. в 2х Т. Т.1. М., 1987

13.  Щепановская Е.М. Генезис и классификация мифологических архетипов: культур-философский подход. Дисс… канд. филос. наук. СПбГУ, 2011, 275 С.

14. Эвола Ю. Метафизика пола. М., Беловодье, 2013

 

Философские статьи Сияны Щепановской