УБЕЖИЩЕ, или КАК Я ХОТЕЛА ПРИНЕСТИ МИР В СВОЮ СЕМЬЮ
Древо мира в ашраме Ауровэллей
ОГЛАВЛЕНИЕ
1. Последнее пристанище
2. Что такое открытость
3. Миф о сотворении. Погружение
4. Игра Свами
5. Игра судьбы
6. Меж любовью и духовностью
7. Праздник древа Мира. Отвальная
8. Дели: храм супругов Лакшми и Нараяна.
9. Мои буддийские попутчики
10. На океане: в Пури – горячий сезон
11. Ашрамы Йогананды и Шри Юктешвара
12. Храм Солнца и любви в Конараке
13. Храм Джаганатха. В руках у полиции
14. Миссия Рамакришны
15. И снова Ауровэллей
1. ПОСЛЕДНЕЕ ПРИСТАНИЩЕ
Ашрам в переводе – убежище, пристанище. Он и вправду остался моим последним прибежищем, когда анализы показали новые последствия лечения: боли в горле при лучевой оказались не просто так: они спровоцировали рост щитовидки, как и общее напряжение от лечения. А кости подразрушились, чего и следовало ожидать: химиотерапия влияет на костный мозг, и осциосцинтиграфия выдала артроз и дегенеративные изменения в конечностях.
К тому же дом мой перестал быть для меня укрытием, а превратился в поле боя. На фоне последствий лечения я переутомилась готовить Ясю в аспирантуру, повторяя с нуля всю историю философии, которую она забыла за два года в магистратуре, где занятия начинались в пол-шестого вечера, и никто не знал, что преподавать, потому что все курсы специалитета втиснули в бакалавриат. Чтоб её настроить, я просыпалась в шесть утра и готовила ей билеты, чтоб её зажечь, когда она встанет. Но она садилась пить чай, медитировать по китайским методикам, и приходила в должное интеллектуальное состояние только к ночи, когда я уже была никакая.
Результаты были налицо: в аспирантуру СПбГУ она не поступила. Впрочем, они не зависели от нас: поступили магистранты определенных преподавателей, все было решено заранее. Тем, кого брали, за экзамен – философское эссе – поставили 80, 90 и 100 баллов. Сияне же 6, хотя в эссе она мастер, и более-менее все содержательно написала, как я могу это оценить с позиции кандидата философских наук. Но если бы она набрала хотя бы 60, она поступила бы, потому что более 40 у нее было за научные статьи, чего не было у её конкурентов. Мне надо было озаботиться проблемой заранее, когда на защите магистерской она переживала до слёз, что рекомендацию в аспирантуру дали мальчику с самой серенькой работой. Но я в то время ездила в Турцию с мамой для её здоровья, которое губили мои диагнозы, и на всех членов моей семьи меня уже не хватало. Сияна подала ректору апелляцию на нарушение процедуры анонимности, но безрезультатно, и ушла, хорошо хлопнув дверью, то есть сказав проверяющему: коли вы так поступаете, какая же философия-то у нас будет?
Сияна поступила в институт Культуры, где преподавал философию наш знакомый астролог, сдала экзамен действительно отлично, но это тоже стоило мне нервов. Пока я справлялась с болезнью, супруг, взяв на себя бразды правления и приготовление еды, стал слишком жестко призывать детей к порядку, и они совершенно отбились от рук. А у меня не было сил исправить ситуацию, было даже лень готовить – болели руки. И в 33-ю годовщину нашей свадьбы, когда я претендовала, чтобы он меня поздравил: все-таки не зря детей заводили! супруг ответил, что зря, судя по результатам. Медицина приучила пробивать ситуацию из последних сил, выработав эмоции предельного напряжения. Мама слышать не могла, каким тоном мы общаемся, хотя сами мы его не замечали. Привычная паника по поводу учёбы Ярика создавала нервный фон, губительный для него, но и её мы привыкли не видеть.
Эмоциональные проблемы – это проблемы витальной сферы. И это замкнутый круг: слабость энергетики дает ригидность отношений, и это плохое циркулирование энергии порождает ссоры. Ссора – выплеск энергии, где все остаются без сил, а отношения – без чувств.
2. ЧТО ТАКОЕ ОТКРЫТОСТЬ
Мой любимый Ришикеш
После анализа, когда в кровь впрыскивается радиация, я приехала в ашрам не то, чтобы в хорошей форме. Но когда попыталась на сатсанге спросить что-то про здоровье, Свами сказал, чтоб я про болезни даже и не думала, потому как весь ашрам будет больной. Это в нашей медицине считается нормальным, что после химиотерапии человек полтора-два года приходит в себя, и с точки зрения астрологии лучше ничего не делать, пока смертельно опасные аспекты не прошли. А Свами, видно, надоело, что я уже два года живу медициной, и он решил напомнить мне о моей реализационной власти.
Он поселил меня в комнату с девизом «Frankness» откровенность, открытость (в данном случае, божественным энергиям, как я уточнила на сатсанге), а прежнее название её было – Willpower, буквально сила или мощь воли, ближе к современному смыслу – реализационная власть.
В Дели я взяла билеты из ашрама на море – чтоб использовать и внутренний, и внешний ресурсы: уж море-то должно наладить баланс йода в щитовидке, а в ашраме расслаблюсь, пройдет напряжение как причина аденомы в ней. И купила в Ришикеше лекарства для костей, глаз и т.п. Свами же сразу стремился перенастроить меня на другое и сказал, что таблетки действуют лишь за счет того, что люди в них верят, а мать Мирра испытывала на себе кучу болезней, и все их побеждала.
В ашраме на утренней медитации было уже холодновато, и в Ришикеше я долго выбирала мягкую шаль, и теплые штаны, купив ещё и серёжки в виде павлиньих перьев – чтобы в случае плохой игры хотя бы делать хорошую мину. Девочки-соседки подхватили мою инициативу, и тоже стали принаряжаться. Моя слабость, в пик тау-квадрата Плутона к Солнцу и Юпитеру, проявлялась в том, что мне не хотелось ехать даже в мой любимый Ришикеш, и я искала компанию соседок, чтоб съездить туда снова. Впрочем, выйдя с ними, вскоре я рассталась с ними, и купалась на его белых песках с валунами уже одна, вспоминая наш зимний рафтинг с Ясей.
Вспоминая рафтинг
В Ришикеше я испытала такой же белый, светлый покой. Наш покой – обычно темный, он связан с дрёмой, забытьем, тяжелым покрывалом сна. Светлый покой – активный, он поселяется в уголке сердца, как его способность к видению - медитации. Был понедельник, народу мало, я уже не торопилась за покупками и фотографировала коров в разных видах. Я искупалась в купальнике, не стесняясь нескольких индусов – вода была уже холодная, и лезть в воду в платье или накидке не хотелось. Ко мне несколько раз подходил мальчик с тарелочками цветов – и спрашивал: «Later?» «Да мне не надо»,- говорила я. А он все спрашивал - ну когда я уже у него куплю, чтобы опустить в Гангу? Я дала ему десять рупий, он зажег свечку, и мы пустили тарелочку в воду – за покой в моей семье. В Гангу принято ставить свечи за родственников, только за живых – умершие уже не нуждаются в этом.
Подношение Ганге - тарелочка с цветочками
Но тарелочку прибило к берегу – символично: мать-река не приняла мою жертву. И тогда я нашла, что это хороший повод искупаться! Я взяла тарелочку и поплыла с ней к середине Ганги, и там отпустила. Индус, сидевший на берегу, поднял большой палец в знак восхищения – международный символ! Оценил мою пуджу.
Подошел колоритный старик, в шапке и пиджаке поверх индийской хлопчатобумажной одежды – индусу в декабре холодно! – и стал играть на музыкальном инструменте типа местной скрипки, со смычком. Я послушала, сфотографировала его и тоже дала десять рупий.
Музыкант
Посидела на камне. А потом уже оделась и пошла – хотела еще купить местный шампунь из трав и удобные кроссовки – за 400 р, а не за 1400, как у нас, которые сразу разваливаются -- я поехала в Индию в дырявых. Но надо было дольше насладиться этим белесым покоем, глубиной его тишины, откуда рождалась энергия творения ОМ.
Как наслаждаются им индийские коровы. Как порождают его растения. Как отдыхают в нем камни на берегу Ришикеша. А то Свами на следующий день на сатсанге стал говорить, что бывают странные люди – любят страдание, а когда им даешь сладости - sweet, chocolate - не берут!
Впрочем, это может и не обо мне. Он как-то поделился: приехала пара, говорят: какой тут покой! А потом вдруг через час уехала. Почувствовали, что ли, что поток энергии ашрама слишком сильный? Мне это тоже странно. А может, им часа хватило, чтобы все о себе понять?
Я бы рассказала на это эпизод из советского фильма. Фашистский концлагерь, где были дети, освободила советская армия. Военные дали детям конфеты, те съели и улеглись на землю со словами: это не больно. Военные удивились. А дети решили, что им дали яд, и ожидали смерти. Впрочем, это не для Свами байка, а более для нас.
Свами походит другая притча, которую, как мне показалось, я уже слышала в его исполнении. Сидел раз человек на берегу озера, а рядом ползали скорпионы. Один из них свалился в воду. Человек вытащил его, а тот укусил его за палец. И так повторилось несколько раз. А рядом сидел другой человек, который спросил: “Зачем вы спасаете скорпионов, ведь они кусаются!’ “Это в их природе – кусаться, а в моей природе – их спасать”.
Я приехала в ашрам в день его рождения. Не то, чтобы я помнила об этом, но в Индии как ни приедешь – всегда праздник! Храм был украшен эмблемами Шри Ауробиндо и Матери из цветов, и в честь 32й годовщины была дополнительная медитация в 10.30, на которую я как раз успела после завтрака. Вечером была праздничек – три наши девушки нарядились в уже имевшиеся в ашраме русские народные костюмы и разнообразили программу, состоявшую в основном из индийских мантр, русскими танцами, даже спели что-то русско-патриотическое – одна из них с неожиданным чувством, а её 7-летний сын изображал игру на балалайке. Как я потом узнала, она была из Казахстана, из волжских немцев, а сейчас жила в Германии.
Русские девушки поют в ашраме
Много народу пело – особенно долго пела мантры индуска, украшавшая храм цветочками, но и другие гости ашрама пели на разных языках, так что колумбийка Хуанита даже не успела поиграть на клавикордах, а только на ситаре. Я тоже подключилась, и спела про Карелию и свою «Колыбельную у моря». Вечером в столовой было три торта и одна свечка, которую поставили матери Мирре- все свечи у индусов на днях рождения задувать не принято, одна должна остаться как свет будущей жизни. Перед праздничным ужином гости дружно продемонстрировали свое знание разнообразных индийских мантр, особенно на тему долгожительства и бессмертия.
Я попыталась было привнести в слишком размеренную жизнь ашрама что-то свое. На readinge прочла два стихотворения о Боге Зинаиды Миркиной, 92-летней поэтессы, которая до сих пор пишет вдохновенные стихи о своем живом чувстве Бога и его отражении в тихой красоте природы. Я сравнила её с матерью Миррой, которая тоже была творчески активна в 90. Тем более, что Свами на сатсанге говорил, что поэзия и музыка рождаются из тишины.
У тишины свои законы:
Она есть путь. Она есть вход.
Она ведет нас в мир бездонный,
Она в бессмертье нас ведет.
И где-то в центре мирозданья,
Где нам казалось – плотность, дно,
Вдруг обнаружится зиянье —
Сквозное заблестит окно.
Как будто ничего не стало,
Но только здесь всему ответ.
Замри у этого провала
И пей неуходящий свет.
А в другой раз, выбрав слова матери о том, что люди часто придумывают плохие истории, а нужно рассказать хорошую, что и будет ценно в духовном отношении, я в качестве примера хорошей истории вспомнила мульфильм Джебрала «Пророк», который прислала мне Сияна. Слова про свободу: то, что люди считают своей свободой, самая большая их несвобода, и её образ: человек в виде клетки, в которой птицы, они вылетают из нее, расплетают её, привязывают прутья к дереву, и поднимают его в воздух, вырывают из земли. Но Свами никак не реагировал – как обычно, он настаивал на продуктивности позитивно воспринимаемого одиночества, как пути к единству и целостности человека. А я чувствовала свою энергетику слишком плоской, резкой и грубой здесь, чтоб самовыражаться, по сравнению с наполненными энергетической тишиной и сенситивной мягкостью обитателями ашрама.
Супружеская пара французов каждый день вела в ашраме мастер-класс индийского традиционного пения: они уже 17 лет занималась на тампуре. Свами говорил о том, что музыка может быть путем к самореализации – воплощению в себе божественного, как это стало у поэта Кабира, основателя сикхизма гуру Нанака и царевны-отшельницы Мирабай. Песням откликается душа. Музыка – отражение самой жизни, она причастна вечности. В отличие от философии, которая фиксирует достигнутые стадии развития, чтоб не допустить регресса, чтоб эволюция шла вперёд. Я это же говорила Сияне о мифологии. Но Свами несколько раз подчеркивал, что ментальный путь очень медленный.
Мастер-класс индийского пения
Мне тоже захотелось попеть – я подумала , какие бы песни спела на следующем празднике: 12го декабря было пятилетие посадка дерева мира. И по аналогии с тем, что пели наши девушки, нашла песню про мать – «Руки усталые тихо опущены» - я пела и в мыслях обращалась к маме: «Как уберечь тебя, как защитить тебя, как удержать твои дни быстротечные? Тихая моя, нежная моя, добрая моя, мама…» Я пела, и мне начинало казаться, что она и вправду такая, и что мое отношение к ней и вправду такое – в голосе проступали слезы, и я контролировала эмоции. Мне казалось, мама ловит мой посыл и слышит меня.
Потом я стала петь другие песни, тоже следя за нюансами чувств, и подумала, а что бы мне спеть супругу? Я стала петь украинские песни – про любовь и измену.
«Ой, у Гаю, при Дунаю, соловей щебече:
Вин усю свою пташину до гнездычка кличе…»
«В лесу у Днепра поет соловей, он кличет в гнездышко свою подружку. Там играет музыка и плачет скрипка, там гуляет мой милый. А я стою тут одна и рыдаю о нем».
Я думала, что моей семье, может, передастся мой покой, или моя любовь, или творческое настроение. Сияне я писала в контакте по её магистерской. Но судя по результатам, мои медитации слабо их достигали.
Когда Свами говорил о медитации, он сказал: «Вы всегда спрашивайте себя: кто вы? Зачем вы здесь? Зачем вы медитируете?» - его посыл обратился ко мне, и я ответила: «Чтоб принести покой в свою семью» – не решаясь уже говорить про здоровье, хотя именно оно для этого и требовалось. «Да может, все они куда спокойнее, чем Вы? Мы же видим в других себя»,- сказал Свами. «Все может быть, - согласилась я.- Но какой там покой!- добавила я в сердцах.- Агрессия – это крик о помощи». Наши эмоции -- следствие низкой витальности – она и так в Санкт-Петербурге низкая, а тут ещё постоянный страх потерять меня совсем её добил. А ещё Сияне, да и мне, казалось, что папу чрезмерно заряжают напрягом новости по телевизору.
Может, от моего посыла говорить о неестественности жизни в городах, актуальна была экологическая тематика. «Как преодолеть нашу напряженность жизни, принести туда покой?» - спросила я, уловив в своем тоне застарелое отвращение к нынешнему образу жизни. «Мать говорила, для каждой перемены требуется лет 35,»- сказал Свами. Но рассказал ещё такую притчу.
Медитировали как-то два отшельника, а мимо пролетал по своим делам мудрец Нарада. Он спросил отшельников, нет ли у них просьбы к Всевышнему: мол, хотите, я передам. Отшельники, конечно, попросили, чтобы Господь явился им. Вскоре Нарада вернулся и сказал, что молитва их услышана – и Бог явится им через семь воплощений. Один из отшельников стал стенать, что ждать так долго, а другой возрадовался, что цель его будет достигнута. И Вишну тут же явился перед ним. Так что в успехе любого дела большую роль играет радость!
3. МИФ О СОТВОРЕНИИ. ПОГРУЖЕНИЕ
Девиз Свами на ключах: «откровенность» -- несколько удивил меня, уж кто, а я всегда вела себя открыто. На readingе мне попался текст, где Мать Мирра писала, что человек испытывает страдание, лишь когда он неискренен. И мое отсутствие сил и желания реализовываться, видимо, свидетельствовало о том, что есть что-то, что я от себя тщательно прячу.
На медитации мне хотелось погрузиться глубже, и, на мою радость, Свами пару раз просидел утром в храме со мной и ещё одной девочкой минут сорок лишних, когда уже шли асаны.
На вечерней медитации я опять пыталась сосредоточиться и открыла глаза, когда ужин десять минут как закончился. Я все же пошла, думая, что ещё успею, но – Свами тут же сказал «closed». Не то призывая к порядку, не то – если вы медитируете лишние сорок минут, вместо того, чтобы идти на ужин, логичный вывод: ужин вам не нужен. Конечно, я не испытала голода, Свами тут же создал приятное, легкое состояние, что напомнило мне о моих голоданиях, которые давно уже было не возобновить. Он ведь ведет только по линии, которой хочет душа самого человека. Да и четырехразовое питание, из серии «все включено»- до сих пор с ужасом вспоминаю турецкий шведский стол! – не то, что полезно для здоровья. Похудеть – это профилактика рака. Хотя еда в ашраме простая – рис, чечевица, овощи – но вкусно же! Потому что обменные процессы хорошо работают.
Макака на мосту Ришикеша
Надо добавить, что Свами удовлетворял мои предпочтения в еде (как и предпочтения других, конечно). Он даже съездил за фруктами с русской девушкой Наташей, которая стала заведовать ресепшеном после отъезда колумбийки Хуаниты (она от делового пребывания рядом с ним расцвела и распустила свои русые волосы). Когда в Ришикеше я купила молоко с кордамоном – такое же молоко появилось и на ужин.
Я стремилась теплым днем проветривать все помещения, которые остывали за ночь. Утром мы делали асаны в зале, и как-то я обрадовалась, что индус, который их вёл, открыл дверь в сад, где сквозь туманы восходил оранжевый мячик утреннего светила. На асаны я обычно опаздывала, задерживаясь на медитации, и потом делала сурья намаскар – приветствие солнцу - прямо перед распахнутой дверью в природу, глядя на капли росы, блестевшие на кустах и траве.
Роса на традисканциях у моей комнаты
Роса напомнила мне мой любимый миф о сотворении. Божественные супруги – Небо и Земля – прильнули друг к другу, и мир покрыла тьма. Тогда их сын – отец деревьев Тане-Магута – лег на Землю-мать и ногами уперся в Небо-отца, отбросив его далеко (почти по Фрейду!) Супруги застонали, им на помощь пришел другой их сын, отец ветров и бурь. Он рвал и опрокидывал в море деревья Тане-Магуты, держащие Небо. Но Тане-Магуте пришли на помощь другие братья, и началась война богов, которая закончилась его победой. Небо и Земля оказались оторванными друг от друга, но иногда Земля посылает Небу вздохи, рождая туманы, а Небо роняет на Землю слезы, и это капли росы.
Свами, правда, говорил, что любить можно только в неведении. Потому что истина – это целостность. А любовь порождается разделением на два – и начинается мировая игра!
Про сотворение Свами рассказал такую байку, в понятных мне терминах Пуруши и Паркрити. Наша сознательность - consciousness, которую Свами обозначал словом Мать, это также природа – Пракрити. Творец создал множество качеств Пракрити и направил на Землю, чтобы им найти какое-то применение. Но там они забыли о себе. И возникла двойственность: неосознанная любовь стала ненавистью, неосознанная жизнь - смертью и т.д. Тогда Творец стал посылать на Землю богов, чтобы они разобрались в ситуации. Будда принес сочувствие, Иисус – любовь, и это несколько исправило ситуацию. И только Кришна, который пришел на Землю последним, открыл причину земных страданий. Это – забвение качествами (и всеми нами как их носителями) своей природы. Кришна дал людям йогу, чтобы исправить бессознательность, и обещал приходить к йогам на помощь, если они будут не справляться. А Шри Ауробиндо, переговорив с Кришной, сказал ему: зачем же ты уходишь? Будь с ними всегда! В этом и смысл потока Шри Ауробиндо!
Воспоминания о прежних духовных процессах, которые имели место, когда я была сильна и здорова, и до которых мне теперь – как до Луны, не вдохновляли меня, хотя что-то постоянно напоминало мне о них. Так, когда я решила помедитировать на ступенях храма, индуска, поливавшая цветы, начала петь Битлов: «We shall overcome, we shall live in peace – some day». Я вспомнила, как я, в «измененном состоянии сознания» пела эту песню Ярику, она была в его английском учебнике,- я хорошо тогда пела! И Виташе нравилось – он тогда видел в этом перспективу. И я запела вместе с индуской.
И погружаться глубже я все же стала, ритмично пропуская то завтраки и ужины во время медитаций, то обеды – во время поездок в Ришикеш, где я купила гранатов и ананас. Понятно, что чем больше я погружалась, тем меньше мне хотелось есть. Наступало полнолуние, и приближался день индийского праздника Карвачот, когда жены постятся ради мужей. Что ж, поиграю в карвачот, отдам дань индийским традициям! Я даже не покусилась на сладкий пирог в день рождения одной из девушек, который повар сделал по традиции,- сладкого мне нельзя, и вообще в этот вечер, отметив в столовой это день рождение со всеми, себе на удивление, есть не стала.
Я то погружалась вглубь, то выплывала в повседневное сознание, в оправдание такого поведения прочтя Свами на readinge слова матери Мирры о том, что когда человек выходит в самадхи, а потом теряет этот уровень, то никакого изменения не происходит: надо сохранять обычное сознание. Настоящей же причиной была неуверенность в своих силах, но как только последний точный пик смертельного тау-квадрата Плутона к моим Солнцу и Юпитеру прошел, и я немного расслабилась, глубина Свами Брахмдэва взяла верх над моими колебаниями.
Правда, мне не нравилось напряжение, которое испытывало мое тело, потому что это было привычное напряжение, мое – в спине и около сердца. Но в ответ на вопрос, как расслабляться, Свами вдруг вспомнил Шри Ауробиндо: «Вот человек – на 20 лет затворился в комнату, и из неё не входил, зато какой свет миру принес. А вы не можете немножко потерпеть». Так что что-то Свами делал с моим телом, но на сей раз уж слишком незаметно! Заметно мне было лишь то, что касалось непосредственно горла, куда я направляла сознание, и мест послеоперационных швов.
Погрузившись глубоко, я этого не замечала: я участвовала в сатсангах и чтениях, чтоб почувствовать исходящий от Свами позитив, загорала на крыше и ходила на Гангу, правда она стала совсем мелкой и тинистой у ашрама, и перестала меня привлекать, по сравнению с Ришикешем. Хотя оранжевых уток-мандаринок по осени были стаи.
Утки-мандаринки на Ганге у ашрама
И мое тело совсем не видело, чему сопротивляться, до тех пор, пока я не почувствовала откровенную боль вместо наслаждения в области свадхистаны: у меня после химиотерапии сексуальная сфера стала совсем уж мертвой, нерезистентной,– отсюда и боль. До того у меня ещё болел остеохондроз, но там напряжение было меньше, и прошло быстрее. На вечернюю медитацию я все-таки пришла, но провела её лёжа, а на чтения даже и не смогла. Потому я сочла необходимым сказать Свами, что у меня проблемы, и, по-видимому, я еще не восстановилась для experieces - внутренних опытов. Свами тут посоветовал обратиться к матери, что логично, все же у него мужской организм, и каких-то нюансов он может и не заметить. Помолиться он, конечно, для развития веры, но если я и так не всегда могу молиться, то тем более не могу, когда испытываю боль! И я за экологию духовных процессов, а то что же это получится? Так не достичь повсеместного международного распространения духовности – которого я тогда пожелала моей подруге полукитайке-полутатарке Айше: она была в то время на ритрите Брахмакумариса в Маунт-Абу.
Свами не убрал напряжения – видно, надоели мои жалобы. И я съела на ночь мелаксен, снотворное с мелатонином – может, это и нехорошо – есть таблетки в ашраме, но иначе было не расслабиться. И уснула, хотя сквозь сон все же медитировала. Проснулась я в хорошем состоянии – состоянии, когда все вещи мира начинают соотноситься со мной, говорить со мной, а я чувствую единство людей, к которому причастна – соборность, если по-христиански.
Это знакомое, очень родное мне ощущение души, оно и должно быть таким. Для меня в нем нет безумия, просто оно очень древнее. Более древнее, чем привычное нам сегодня чувство себя. Это Я нашей подкорки, внутренней кора мозга. Может, именно оно дает медитативный настрой? В ашраме я бы, может, и не заметила его, если бы не Фэйсбук. Там мне тут же попалась песня про нашу русскую соборность, в исполнении Тихонова: «От людей на деревне не спрятаться, не укрыться в деревне у нас… Но не бойся, тебя не обидим мы… Мы тут держим все двери открытыми, что надежней любого замка!»
Я послала мысленный привет Виташе, в полной уверенности, что сейчас-то он меня услышит. И пожелала ему покоя. Ну и творчества заодно. И пошла завтракать. Там меня обняла пожилая американка Арчан из Лос-Анжелеса: «Я Вас так люблю!» Это был международный день объятий, что я тоже узнала из Фэйсбука. Арчан этого не знала, но действовала по наитию. Просто я ей накануне сказала, что я русская, а она удивилась: для неё, посреди американской пропаганды, нормальный русский человек – наверное, это что-то. Пухленькая, мягкая и с совершенно белыми волосами, она была чем-то похожа на мою бабушку, которая была опорой нашей семьи, пока была жива и про все неприятности по-близнецовски говорила: «Забыли об этом». Если верить закону аналогий, такой встреченный мною образ человека должен был послужить залогом того, что невзгоды из нашей семьи решительно уйдут, а неприятности постепенно испарятся.
Ко мне в комнату прибежала собака – на случай, если моему телу требуется ещё какое-то живое участие или животное утешение, но мой разум уже вовсю утешался лайками Фэйсбука – там царило необычайное оживление! Даже один старинный приятель, которого я всегда считала нелюдимом, засыпал ленту новостей фотографиями со дня своего дня рождения. Я поприветствовала лайками, кого могла, но всему хорошему есть предел, и я пошла на сатсанг – благо, тело уже совсем расслабилось.
Там Свами говорил колумбийцам, что все -- игра (для него даже и религии – игры взрослых людей). Бывают разные игры – в прятки, догонялки (он имел в виду игры души, а мне тут пришли в голову брачные ритуалы древних). И вновь про то, какие люди бывают странные. «Вот сегодня в газете писали: один человек умер во время брачной церемонии. Он был так счастлив, так счастлив, что когда стал надевать брачную гирлянду на невесту, сердце остановилось».
4. ИГРА СВАМИ
Свами Брахмдев и я
Свами Бахмдев любит говорить, что он не гуру, ведь учитель внутри нас, и только он, только Бог, только душа знает, что нам надо и что с нами надо делать. А он может только помочь. Но как Близнец, он стремится ускорить процессы, и в этой помощи он-таки ведет себя как гуру. Он пользуется поводом, чтобы задействовать psychic being – живую душу, и направить её на решение её проблем.
В тот же вечер у меня мистически пропали ключи. Я помнила, что дверь своей комнаты я закрыла и пошла в медитационный зал, держа ключи в руке. В храме я подходила только нежно обнять американку, которая обняла меня поутру. Но в конце медитации я обнаружила, что ключей рядом со мною на подушке нет. Я прошлась по дорожке, проверила, правда ли я закрыла дверь. Она была закрыта. Пока я ходила, и ужинала, и думала, что делать, храм уже тоже оказался закрыт. Я подошла к Свами за ключами, в надежде, что они все-таки где-то в храме, перевернула все подушки, но там их не оказалось.
Было уже темно, и можно было, конечно, возложить надежды на утро, может, кто подобрал? Свами сказал, что дубликата у него нет, и когда я спросила, что делать, Свами ответил только: где-нибудь переночуете. Так и сказал: Sleep somewhere! Я, конечно, понимала, что Свами не любит, когда пропадают ключи (в этом он похож на моего супруга) и ожидала чего-то такого. Тем более, при моей общительности, он мог быть в полной уверенности, что на улице я не останусь. Я больше бы хотела переночевать в храме, даже думала заднюю дверь там оставить открытой, когда ходила искать ключи – но постеснялась.
Я спросила у соседки – бельгийки Греты, которая хранила ключи от библиотеки, нельзя ли мне переночевать там. Гретхен озаботилась проблемой и прошлась со мной по всему маршруту, и сказала, что она, конечно, может дать ключи от библиотеки, но будет ли мне там удобно? «Да не вопрос, там же куча разноцветных подушек, а на мне – шаль.» Однако очаровательная стриженная блондинка Гретхен, как истинная представительница западной нации, не могла себе представить, чтобы человек ночевал без чистых простыней, махрового полотенца, шампуня и фена, и сказала: «Я думаю, мне следует пригласить Вас к себе», и все это мне выдала. Те, кто приезжают поодиночке, и живут в ашраме поодиночке, а в комнатах обычно две или три кровати, так что проблем не было: одну я предложила переставить на застекленную верандочку, чтоб друг другу не мешать. Спала я очень приятно, все процессы были мягкими, даже мягче, чем у меня в комнате. Свами как-то раньше обычного пришел в храм, может, проверить, не там ли я решила провести ночь?
Утром я пыталась сменить свою красно-оранжевую страстность цвета моего покрывала на белый покой. Инерция ума доделывала урок, представляя, что сплю в храме или в библиотеке. Я бы с удовольствием расположилась и в общественных местах, но все же надо соблюдать приличия. Хотя все во благо, что освобождает. Я чувствовала себя свободнее без своей комнаты и вещей, которые только обременяли. При перепадах температур от 10 ночью до 30-ти днем я всегда долго выбирала, что надеть, и постоянно заглядывала в Интернет, нет ли каких известий, а это отключало от медитативных процессов.
Мне казалось нужным не отвлекаться от главного, от медитации, но это не удалось. Маленькая проблема стала занимать все больше пространства. Когда утром, еще раз все проверив, я сказала Свами, что ключи не нашлись, он еще раз прошелся со мной по дорожке, проверил храм и сказал, что тогда придется ломать дверь и ставить новый замок, а стоить он будет – он на некоторое время задумался – тысячу рупий. Но до вечера можно подождать. «Я пока спрошу людей», – сказала я. «Да, спроси всех»,– ответил Свами на удивление, так как обычно считал излишними пустые разговоры, а для меня в особенности.
Наташа на ресепшене не среагировала никак, но иностранцы считали совершенно невозможным, чтобы кто-то остался на улице без своих вещей. Нанра из Швейцарии стала активно помогать мне искать ключи, в десятый раз проверяя дорожку, американка Арчан давала советы: «Вспомните, где Вы их видели в последний раз. Я вот так положила деньги в совершенно неожиданное место, а потом все-таки вспомнила, куда». «Да я дверь закрывала механически, а вокруг вертелись собаки, может, я выронила, а они унесли». «Тогда надо проверить всю территорию, они могут быть где угодно», – сказала Намра. А Арчан говорила, что не запирает дверь, потому что знает – ключи она обязательно потеряет.
Француженка Натали считала, что Свами это нарочно нас испытывает, и дубликат у него, конечно же, есть – но если он играет, то ничего плохого не будет, одно хорошее. «Да нет, похоже, он правду говорит»,-- ответила я: он действовал очень искренне, прошелся со мной и посмотрел в храме. Хотя с Близнеца станется! Новый русский молодой человек Илья пообещал спилить замок, если вопрос не решится, и съездить со мною в Райвалу на мотоцикле за новым, потому что 1000 рупий по индийским меркам это, конечно же, много.
Мы с Наташей подошли к индуске Сарасвати, убиравшей храм цветами, и попросили её спросить всех индусов, тут работающих и не понимающих по-английски, не находили ли они ключи.
И начало сатсанга, покуда Свами не пришел, превратилось в обсуждение данной темы. Дело в том, что в этот день пропали ещё одни ключи, у Наташи на ресепшене. Все развеселились. «Все неслучайно,– сказала Изабелла из Канады, - помните, первый ваш вопрос на сатсанге бы, что значит ваш девиз на ключах?» «Может, Свами хочет, чтобы мелочи материальных проблем не отвлекали нас от медитации?» -- предположила я.
«Что вы думаете по поводу нашей концентрации?» -- в русском азарте с юмором вызывать огонь на себя спросила Наташа. «Надо медитировать 24 часа в сутки, а не только час на медитации, – серьезно, по сравнению с нашим весельем, даже как будто вздохнув, ответил Свами.-- Тогда когда-нибудь, может быть, ключи пропадать не будут».
На самом деле, очень бы хотелось не терять ключи к тому состоянию, когда внутреннее настолько сближается с внешним, что выворачивается наружу, когда собственная целостность оказывается единением с другими людьми. – К тому состоянию, в которое я в прошлый визит в ашрам и после его вообще отказалась выходить – по состоянию здоровья, а точнее, чувствуя, что мои силы ещё не равны виташиным, какие бы подарки не делал Свами… Может, для него это казалось ненормальным? Хотя вообще-то это по канонам йоги – сначала физическое здоровье, а потом уже необычные состояния, чтобы они были здоровыми тоже...
И даже когда я выходила в состояние любви, оно кончалось – просто от усталости. Да, я всегда считала, что любовью можно управлять, даже писала об этом, и все же – у меня нет к этому надежных ключей. Разве что интенсивная интеллектуальная творческая деятельность, поднимающая энергетику к озарениям и этим открывающая вход в безумное, со стандартной точки зрения, состояние. Но не после болезни – такое вдохновение давно уже мне не было присуще.
После сатсанга, видя, что я совсем расконцентрировалась и зашла к строителям-индусам спросить, не видали ли они ключей, а один из них предложил открыть замок отмычкой, Свами дал-таки мне дубликат. Иностранцы ещё долго осведомлялись, как решился вопрос с моим жильем и веселились на эту тему. Да и у меня каждый раз рот растягивается в улыбку до ушей, как вспомню эту историю.
«Как я счастлива, что у вас снова есть ваши вещи!» - искренне сказала регулярно обнимавшая меня американка Арчан. «Это что, punishment- наказание?» – улыбнулась пожилая, с детским личиком, колумбийка Анна-Мария. «Это experience- опыт!» - белозубой улыбкой ответила красавица-француженка Натали. Если Свами хотел некоего объединения, то это ему удалось. И призыва к большей ответственности – он на неделю уезжал в Лондон, и ашрам оставался несколько менее под его контролем.
Конечно, концентрация на внешнем при медитативных процессах не помешает: ведь когда медитируешь, мысли куда-то сами исчезают из ума. Так забывается лучшая строчка стихотворения, так почему-то не сохраняется в Wordе со вдохновением написанный кусочек прозы. Само по себе это ничего, но творческому человеку жалко.
И ответственность в ашраме не помешает тоже: ведь возвращая людей к детской радости, Свами как бы снимает с них всякую вину, а именно бессознательное чувство вины для наших людей служит основой совести. Побуждая людей действовать свободно, Свами освобождает энергии, которыми обычно человек сам не располагает, дополнительную силу и уверенность в себе. Поэтому человек может начать вести себя бессовестно – как две девочки, которых я как-то с группой привезла в ашрам. Мало того, что, решив путешествовать без меня, они вскоре потратили все деньги и вернулись в ашрам пожить на халяву (Свами пустил). Так они ещё с меня решили стребовать 100 долларов, которые заплатили мне за то, что довезла их до ашрама, угрожая сообщить в налоговую комиссию о моей несанкционированной деятельности. Я, конечно, не испугалась наезда, но не хотелось конфликта в ашраме, тем более, что со мной был ребенок, и деньги я им тут же вернула. Но надо было их вернуть не им, а Свами: они на них взяли такси до Дели, вместо того, чтобы ехать на поезде, что в 10 раз дешевле, и их билеты просто пропали. И я пожалела о своем поступке: одна из них работала секретарем у моей подруги, которая мне потом сказала, что была вынуждена её уволить, поскольку у той, от чувства безнаказанности, совсем поехала крыша. В общем, не очень-то я владею финансовыми ситуациями, не люблю их, честно говоря.
А тут Свами, давая мне дубликат ключей, все-таки сказал: заплатите тысячу рупий. И если все прежнее было весело, то ложь Свами, которую я от него не ожидала – в большей мере, и удар в больное место финансов, которые у меня всегда ограничены, в несколько меньшей, затронули меня эмоцией, которую Свами тут же усилил энергетически. Открыв дверь ключами, я под тяжестью этой энергии легла на пушистое покрывало ашрамной кровати, и – как это принято в буддизме! – тут же вышла к своей реальной проблеме.
Вообще-то, как всякий нормальный человек и я в том числе, Свами полагает, что переживать не надо. Надо все воспринимать позитивно и радоваться. Но, конечно, такие игры возможны только в такой богатой энергетической ситуации, когда проблемы начинают решаться сразу, как поставлены, когда любая эмоция приятна как витальный посыл - как щупанье живого. У Свами обычно нет времени детально вникать в эмоциональные проблемы, но коли проблема есть, он, видимо, чувствует её как затор на пути энергии и не переминет поставить на вид: «Вот, разбирайтесь!» Я не за зверства, он умеет сделать такое взаимодействие энергетически приятным. Свами не вершит насилия, он играет лишь в ответ – верно, услышал мою мысль, что мы в общем-то ему обязаны и стоило бы что-то для него сделать. К тому же ему тоже нужно увидеть суть проблемы, чтобы помочь.
Год назад я потеряла ключи год после философского семинара, где-то в троллейбусе. Это было ещё во время химиотерапии, я ходила шатаясь, но решила сделать усилие над собой и прийти, и весь семинар боролась со сном, как это порой происходит у старых людей. Оттуда я поехала в гости, и там потеряла сережку. Виташа расстроился из-за ключей – дубликат нам обошелся в 1000 рублей, кстати говоря,- и я тоже, из-за ключей, из-за сережки, из-за слабости разрушенных сосудов, из-за недееспособности на семинаре, из-за того, что я все стала забывать, а супруг – из-за этого считать меня ненадежным человеком. Недавно на конференции я тоже боролась со сном – хотя мне было там приятно, философские места – мои! И пришлось на кофе-брэйке выпить три чашечки кофе, который я вообще не пью, чтоб не свалиться под стол, а начать взаимодействовать с людьми.
А что до финансов, мы уклоняемся от социальной деятельности, кроме фэйсбука, статей и образования детей, сил нет – и это тоже не совсем нормально. Дочка копирует нас, и работать не торопится – детям нужен пример. На таком низком уровне энергии, как мы живем, существует мало людей, поэтому и не притягиваются не только издатели, но и клиенты. Да, мы много отдавали, и мы выложились. Но это не оправдание стагнации. Свами не поймет, как это сил может не быть – это неправильное функционирование организма. Жизнь – это изменение, она стремится к экспансии, как говорит Ницше. Если вместо изменения ступор, вместо экспансии – свертывание, это гибель – нашей семьи…
Я как-то спросила Свами: как поступать, если я хочу что-то сделать, а сил нет. Он удивился вопросу: как это может не быть сил, если хочется? У него-то они всегда есть. Но ответил: «Все дело в инерции. Есть разные виды инерции: ментальная, эмоциональная, физическая». Да, у нас значительно большая дистанция между словом и делом, намерением и его исполнением. Зазор осмысления, который часто мешает сделать что-то хорошее.
Так что я поняла, что хоть Свами и говорил, что ментальный путь – самый медленный, но – тише едешь, дальше будешь! – для решения моих проблем следовало восстановить активность интеллекта, вместе с чувством юмора – только так я верну уважение дочери и супруга, да и сына тоже, чтоб они стали снова меня слушаться. Я развеселилась, с лица не сходила улыбка – вот уж действительно, человек страдает, когда неискренен, как пишет Мать! И радуется, когда откровенен с собой! И на медитации я открыла руки ладонями вверх и поняла голову, подставляя потоку Шри Ауробиндо её сосуды – трансформировать, так трансформировать! В конце концов, дело всей моей жизни - сделать ментальность более живой! Это наша семейная цель и цель дочкиной диссертации. Поток не замедлил возникнуть, колумбийки на ридинге выбирали кусочки текста про сознание: его следует не изменить, но наполнить содержанием психического, живой душой, и я что-то умное написала Сияне по её работе.
Этот эпизод имел ещё маленький хвостик. Чуть позже, когда Свами уже не было в ашраме, я снова забыла ключи в храме. Но на сей раз я точно помнила, когда и куда выскользнули из кармана моих теплых индийских штанов, и нашла их ровно на том месте, где оставила, мысленно перекрестившись.
Что касается денег, то в принципе, раз уж Свами хотел, чтоб я развивала волю, я могла дать половину, и сказать – ключи больше не стоят, и Свами не стал бы возражать моему напору. Или спросить на сатсанге, позволительна ли ложь. Но я человек мирный, и глядя на то, какую кучу цветов привезли в эти дни, разбивая новые посадки на дальней пустоши ашрама, мне действительно захотелось его поблагодарить. А ещё я не заплатила за Wi-Fi, когда музыкантшу Хуаниту, которую финансовые вопросы тяготили так же, как и меня, сменила на ресепшене Наташа. Хуанита выдала мне оба пароля и улетела в свою Колумбию. Так что квиты.
А может, он хотел сделать подарок. Он спросил, чем занимается мой супруг, и я сказала, что пишет астрологические статьи, потому что на книги у нас сил не хватает. А через три дня пришел email из болгарского издательства, что они хотят переиздать нашу последнюю книгу.
5. ИГРА СУДЬБЫ
Ашрамный храм
Правда, судьба играет нами круче, чем Свами. То, что он уезжает, застало меня в совершенной неожиданности, в моих внутренних процессах.
С утра я глубоко медитировала. Я хорошо ощутила, в частности, что мой постоянный страх, что у меня нет времени здесь, в ашраме, на то, что я хочу сделать, и для семьи, и для себя, связан с уроками Ярика, которые мы привыкли контролировать, чтобы он ложился спать. И что он отражается в местах остеохондроза, как тяжесть постоянной проблемы. И все это убрала.
После завтрака, в храме мира была медитация другого типа – медитировала группа из Германии, с ними был старенький баба, он уже уехал, но они продолжали занятия. Кроме немцев, оттуда были американка Арчан и Намра из Швейцарии, с которыми я общалась. Я присоединилась к ним – из любопытства я часто к кому-нибудь присоединяюсь – и почувствовала, что левая половина тела расслаблена, правая напряжена. Это напомнило Каббалу – древо милосердия и древо суровости, правая рука берет, левая дает, и пусть левая рука не знает, что делает правая! Впрочем, может так сказывался дисбаланс моего тела после операции. Одна женщина из этой пожилой группы, Падра – наверное, это было её духовное имя, которое дал ей их старенький баба, потом сказала мне: спасибо, что медитировали с нами.
На сатсанг я опоздала, из-за Интернета. Спросила, как бороться со сном на медитациях и на конференциях, - больше, чтоб позабавить народ. И вдруг колумбийки говорят: это наш последний сатсанг! Значит, и я Свами больше не увижу!
«Когда вы уезжаете?»- спросила я Свами: так ни о чем с ним толком не поговорила! «Прямо сейчас»,-- стремительно ответил Свами, уловив мою тревогу и усилив её. На самом деле он уезжал часа через четыре. Я потом сказала: "Спасибо за игру", попросила, чтоб он продолжал лечить мою щитовидку, а то от третьей операции я точно загнусь (по-английски это звучало так: это будет слишком много для моего тела) и спросила, что передать Сияне. Он посоветовал ей бегать в день по километру – какая-то она слабая! Может, сравнивал со мной, 20 лет назад – я-то все же походница была.
Но я когда спросила про Сияну, голос мой дрогнул – ничего я не успела сделать, передать домой нужную волну. И мои процессы тоже хотелось под прямым наблюдением вести, пусть гуру и внутри, но с таким помощником, как Свами. А сама, со всеми своими болезнями, боюсь погрузиться куда-нибудь не туда. Хоть Свами и говорит, что чем глубже, тем лучше.
Свами заметил слабину, и боль разлуки, которую я обычно чувствую при покидании ашрама, тут возникла с утроенной силой. Я попросила француженку Каролину сфотографировать меня со Свами, и некоторое время пыталась общаться с нею по-французски об её, такой свободной, и нашей, такой скованной жизни. Оптимизма это мне не прибавило. Я пошла было попеть, чтоб гармонизировать эмоции, но как-то не пелось. На обратном пути вновь встретила Каролину, которая писала письмо дочке, показала фото своей, Свами краем это видел, и решил, по-видимому, что дал мне недостаточно энергии, чтобы интегрировать эмоции, раз я убираю их общением, вместо того, чтобы осознать. После чего я почувствовала совсем уже безысходную тоску, с тяжелыми ногами поднялась по лестнице в комнату, и в третий раз за эти две недели оказалась поверженной на свою мягкую кровать. Некоторое время я чувствовала, как сердце ходит ходуном, а мой Пуруша с удовольствием наблюдает, как Дурга пляшет на теле поверженного им асура. Я и вправду не сразу поняла, в чем причина таких переживаний. Ведь уезжает Свами или нет, а воздействует он все равно на расстоянии, что я неоднократно испытывала. Семейные свои проблемы я уже поняла, и, надеюсь, они постепенно будут решаться. Своих процессов я точно могу не бояться, пока я в ашраме, но если Свами дает им волю, то ашрам здесь вообще не при чем. О личной привязанности речи не идёт, потому как в ашраме я очень ясно вижу, что люблю я супруга, так бы мне это дома видеть! А позитивное настроение, которым Свами заражает людей на сатсангах – дело наживное, вроде я уже вспомнила, как улыбаться!
И когда к неизбывной тоске добавилось мое детское чувство одиночества, я поняла, что лежит в основе этого непреодолимого чувства. Фэйсбук, кстати, подсказал, страничка рериховцев – это крик души к Богу, так русским людям проще назвать. А может, это крик души Земли, если верить не в Бога, а в ноосферу – когда она просит людей сделать то, для чего назрело время. Отклик приходит на этот зов. Я помню, пришел как-то в юности, когда душа спросила – если перевести с душевного языка чистого устремления на человеческий язык ментальных построений – что она может сделать для бессмертия? Такой столп энергии! Я думала, от супруга – он был на другой квартире в это время, заскучал, может? Или из нашего христианского эгрегора? Нет, то был мой, личный, божественный поток!
И это же - основа медитации. Я как-то спросила Свами: как начать медитировать. Он даже удивился: а как мы знаем, что голодны? Мы просто хотим есть, и все. Медитативное состояние приходит в ответ на нашу потребность.
Конечно, йоги для того и существуют, чтоб связывать людей с Богом, но не вредно научиться это делать самостоятельно, не выпадая за рамки гармонии. Любой гуру дает эту близость тому, куда стремится душа, поэтому ему в Индии и поклоняются, как Богу. Но Свами в этот раз особенно отчетливо настаивал, что он не гуру. Так что позитивно приняв эту тоску одиночества, я на вечерней, а потом утренней медитации пыталась создавать ею медитативное состояние сама, и это даже получалось.
«Без вещей-то свободнее», – сказала я Свами на прощанье. «Давай тогда сюда ключи»,– с готовностью ответил он. А библиотека и храм оказались полностью в моем распоряжении, когда Свами уехал, оставив ключи пожилому индусу, который их далеко не убирал, а Грета решила съездить посмотреть Агру, на три дня передав мне свою роль хранительницы библиотеки. То и другое помещение я тщательно проветривала, открывая все окна теплым днем и закрывая на ночь – большие температурные перепады – от 30 до 10 градусов. Но я все же стесняюсь ночевать в общественных местах. А жаль.
Чтоб не слишком апеллировать к Свами, я решила попробовать обратиться к Шри Ауробиндо. Для меня это сложно: Свами я знаю лично, при всей его безличности, в принципе я могу спорить с ним или раздражаться на него или восхищаться им и т.д., хотя понятно, это лишнее и себе дороже. А личность Шри Ауробиндо я не знаю, как обратишься к портрету, пусть он и имеет черты иконы? И все же, в том медитативном состоянии, которое было вызвано движением собственного сердца, это удалось! Ом намо Наряна (приветствую творца, спящего посреди мирового океана, как вечную форму абсолюта) – этой мантрой я обратилась к Ауробиндо за покоем, и моя медитация образовала кокон покоя, в котором помещалось и лечилось мое тело. Это было именно то, что нужно для тела. Этого ощущения я и искала.
К рядом висящему портрету Матери я обратилась с её мантрой: Ом намо Бхагавате (будем совершенны, как люди Золотого века). Это уже касалось работы. Возникшее состояние ясного холода и пустоты в голове очень подходило для интеллектуальной деятельности и было, наверное, искомым расширением сознания, как об этом обычно говорят. Энергия солнечного сплетения, которую посылал Свами, будоража третью чакру, поддерживала эту ясность. Это тоже было – то, что мне надо для интеллектуальной работы.
Ни дня без нового откровения – мой девиз в Ауровелли. Но вот нужные мне состояния, и мне, возможно, не надо дальше, как их сохранить?
Никуда уезжать отсюда мне не захотелось. Когда ещё сюда приеду учиться медитации! Да и чистую энергетику, что мне нужна для лечения, потеряю по дороге. Как защититься от чуждых вибраций? Поездка на море стала казаться мне надуманной от ума – ни одно чувство меня туда не влекло. Кроме прохладной голубой морской воды – но она не шла ни в какое сравнение с прохладой медитационного зала ашрама.
Я сопротивлялась: выходила из медитации, когда хотелось медитировать, ела, когда не хотелось. Но ашрам был сильнее. Я понимала, что на самом деле хочу целый день сидеть и медитировать, но стесняюсь этого в оглядке на других людей, режим ашрама, домашние привычки. Я полностью не голодала потому, что дома супруг запрещал мне это, говорил, что от голодания меняется химический состав крови, и я схожу с ума - мне-то это было незаметно, заметной для меня становилась лишь любовь, но для него мое сознание, видно, и вправду менялась. Точнее, его сознание менялось, а он видел отражение этого во мне, боясь потерять контроль.
Второй день после отъезда Свами мне хотелось медитировать целый день, но отвлеклась -- на вопрос, будет ли пение мантр, и на загорание, и такое глубокое состояние покинуло меня. Возникало ощущение: я не сделала самого главного, для чего приехала, - впрочем, привычное для ашрама, оно было у меня и тогда, когда я покидала его в первый раз, 10 лет назад. А поток ашрама освобождал меня, растворяя мою вину, беря её на себя.
6. МЕЖ ЛЮБОВЬЮ И ДУХОВНОСТЬЮ
Цветочек на каменистом берегу Ганги
На третий день после мастер-класса по индийской тампуре возникло просветлённое состояние, но я не задействовала его на интеллектуальную деятельность, и оно прошло. Хотя на четвертый с утра проявилось снова. И тут снова, со всей эмоциональной силой, с напряжением в солнечном сплетении и с ясностью в голове, встала проблема поездки на море. Ашрам взял меня в плен, он держал меня всем наслаждением внутренних процессов, которые были мои – ну очень здоровые и очень мои! Я купалась в белых пушистых хлопьях энергии, лечащей тело, я чувствовала ясность ума – что ещё нужно человеку? Я имела право лениться и ничего не делать, не думать о вещах, о поездах, о документах. Виташа ошибался, говоря, что мне только в ашраме будет скучно – я слишком давно не отдыхала. Поток ашрама все делал за меня – надо было просто ему не мешать. Просто открыться.
Но в этом и был вопрос – я тут совсем обленилась. Созерцания – хорошо, человеку больше ничего и не надо. Но объясняя мой девиз willpower, мать Мирра писала: человек сначала должен иметь собственную волю, чтобы он мог направить её на служение - чему-то хорошему. Говорю так, потому что сказав: духовному или божественному, можно сузить смысл. В йоге Шри Ауробиндо, вся жизнь – йога. Поездка же могла стать как потерей сил, так и возвратом прежней моей силы, когда путешествовать мне было легко и приятно. Да шум, грязь, пыль, чуждые вибрации, а я незащищена. Чушь! Какая там чуждая энергетика, мы все из одной материи состоим. Но монады не имеют окон, как справедливо полагал Лейбниц. И все, что происходит с нами, только с нами и происходит.
Конечно, в ашраме чистая энергетика, я потеряю его белизну, и непонятно, как это скажется на здоровье. В моем ныне чувствительном состоянии солнечное сплетение сжимает страх. Но отступать – не в моей природе, её дух, былой её дух – искать приключений! С другой стороны, когда ещё удастся помедитировать с полным комфортом столь глубоко? А приключений на свою голову я и тут найду. И почитаю в свое удовольствие. Мотаться по стране в таком состоянии – самоубийство. Медитировать хорошо в специально отведенных для этого местах. Но ведь я всегда была против -- лучше пусть все происходит в обычной жизни! Конечно, в поездке события могут развернуться непредсказуемо. Но это в любом случае.
Весы замерли в совершенном равновесии. Я прямо чувствовала их кристально-блестящий балланс. Я хотела, чтоб что-то сделало выбор за меня. Я даже спрашивала родных, и друзей в ФБ причудливым постом – никто мне не ответил. И тогда я спросила на медитации. В рассветной дымке окна в потолке невысокого храма отсвечивали розовым с одной стороны, и фиолетовым с другой. Цвет любви и цвет духовного отречения – подумала я. Внешней струи жизни и внутреннего потока медитации. Какой мне нравится больше? Со стороны розовых окон светило пробуждающееся солнце, в них заглядывало тепло. Они притягивали меня больше. Храм сделал выбор за меня.
И принес радость пробуждения к жизни: солнечным светом, блестящей росой на траве, полетом стайки птиц и их щебетаньем. Устремленностью к ответу (aspiration, о которой говорит Свами) энергия солнечного сплетения восстановила внутреннюю целостность. В правде нет двойственности: света любви и глубины духовности – чем глубже, тем светлее. Сможет ли только в поездке глубина подержать этот свет и радость? Не отдам ли я случайным попутчикам то, что должна донести семье? Лучше поучиться гармонии здесь! – Не надо сомневаться. Я даже позавтракала.
И вспомнила свой юношеский стих:
«Я мимо одиночества пройду,
Перед Тобою встану на колени.
И тех прощу, кто все ещё в бреду,
И наше оправдаю поколенье.
Скажу: Ты – Бог, себя еретиком
Признаю по привычке, и случайно
Замечу тех, кто был с Тобой знаком,
И с ними поделюсь Твоей печалью.
Твоя забота тяжестью в душе
Меня оставит в этом океане
Уже живую, мертвую уже,
Уже вдохнувшую твое дыханье.
О, дай мой мир обнять в последний раз!
Вскричу, и боль Твоя меня покинет,
Чтоб в бесконечный цикл повтора фаз
Ступить походкой легкую – богини.»
И я пошла договариваться с немногочисленными обитателями ашрама о празднике юбилея посадки дерева Мира. Мы решили собраться вечером вокруг него, и со свечками попеть на разных языках.
Когда-то я уже путешествовала, не теряя духовного процесса. И потом удалось сохранить его почти на год. Правда, я тогда была моложе, и Виташа тоже, и не имела инвалидности с кучей диагнозов (надо будет составить их список на листочке – а то забуду какие-нибудь при переоформлении инвалидности!) В ашрам я брала только прибор для измерения дыхания при астме. Думала, может улучшится? Но оно не менялось: я видно, уже привыкла дышать в ограниченном режиме, особенно в интеллектуально-творческих процессах. Я тогда путешествовала по Таиланду, который в это время накрыло волной цунами. Дай Боже, чтобы на океане в Пури никаких катаклизмов не было!
Но дома опять все было плохо: Ярик получил две двойки за д.з. по глупости, Яся так и не слушала моих советов про работу, вдобавок написала мне, что супруг счел, что я уже схожу с ума. Вот так и знала! Стоило только 3 дня не писать юмористические заметки в ФБ, и пожалуйста! А может, в них он и усумнился. Как так, жена веселится – давно за ней такого не наблюдалось! вместо того, чтобы слёзы лить о нашей горькой жизни.
Каковое настроение ко мне тотчас и пришло. Я увидела, насколько все ещё слаба, напряжена, издергана и ничего не могу – состояние, в котором приехала в ашрам. Снова напряглось и стало болеть сердце. Расстроившись и настроившись на нашу обычную жизнь, я вышла из волшебного потока ашрама, и попала в повседневность. Это было поздно вечером, когда ашрам уже спал, и я даже пошла помедитировать в храм, в котором, как нарочно, не закрыла заднюю дверь. Но с верой у меня проблемы, так же как с телом – а теперь вот ещё и с эмоциями. Глупо, но будучи столь чувствительной здесь, в ашраме, от виташиного обвинения я и вправду заплакала и внутренне не могла успокоиться и на следующий день, хотя Яся и написала мне: ничего серьёзного, это он мимоходом. Потоку ашрама было не перекрыть своей кружевной вибрацией темные шторы замыкающего на себе страдания. После химиотерапевтических колебаний от эйфории до депрессии мои эмоции жили без тормозов. Коли так, надо оставаться в ашраме, и лечить нервы, удовольствия от путешествия я в таком варианте не получу.
И вместо того, чтобы медитировать, подышать воздухом ашрама в мой последний день, мой последний шанс наладить гармонично процессы тела, я потряслась на рикше в Харидвар, узнавать, можно ли сменить билеты. Прямой билет из Райвалы в Дели на ночной поезд был только сидячий, а из Харидвара я не догадалась спросить – плохо понимала, что мне отвечали из-за окошка, и сколько мне вернут за сданные билеты. Что-то мне мешало сдать билеты. Намерение? Воля? Разум – его ментальный план, всегда безошибочно подлежащий исполнению? Стремление доказать себе, что могу? Страх? – он часто служит проводником, надо идти туда, где душа чего-то боится, чтоб не наживать застарелых комплексов. Так что я махнула рукой. Мотаться мне завтра по Дели, а не осуществлять мечту о гармоничности телесных и духовных процессов. Таких, чтоб доставляли только блаженство. Чтоб было к ним не подкопаться ни с какими обвинениями в безумии. Мою мечту. Нашу. Семейную. Ашрамную. И общечеловеческую тоже.
Домашним я тоже выдала по первое число, что я о них думаю. Это уже игра по-русски – чем хуже, тем лучше! Всю грязь задействовать, а потом в ней годами и жить! А Свами, если не может меня сейчас в норму привести на расстоянии, так пусть впредь заранее сообщает, когда планирует уехать, я же спрашивала! Хочет моего противостояния – получит! Я мирный человек, но сколько можно меня навзничь опрокидывать!
Но боль, вызванная виташиным обвинением в безумии, не проходила, напротив, вновь стала усиливаться, ставя задачу понять, почему же мне так от этого больно. Ашрам - все-таки монастырь, не отвертишься: не поймешь, так и не пройдет. Впрочем понимать тут было особо нечего: давно, 25 лет назад, я стала, как сейчас говорят, - медитировать на смерть, то есть думать о причинах самоубийства: по молодости, и он, и некоторые наши творческие друзья были к этому склонны. Виташа, как водится, с радостью усиливал творческий процесс, делать на даче было особо нечего, и, попутно копая грядки, я погружалась все глубже в данную тему, покуда мы не попали в любимый всеми людьми резонанс глубины – искомое религиями отождествление с миром. И тогда вещи со всех углов, в первую очередь телевизор, стали подталкивать меня к самоубийству. Я тогда была неопытной, и не знала, что окружающего мира в таких играх слушаться нельзя, а нужно поступать своей волей ему наперерез. И я сочла правильным послушаться намеков окружающей реальности, и все набросить петлю на шею. Я почему-то верила, что не умру, так и произошло – Виташа был начеку, хоть я ненадолго усыпила его бдительность тарелкой только что сваренного борща и закрыла дверь на защелку. Он молниеносно забрался на крышу, влез в дом через чердак и успел сделать искусственное дыхание. И с тех пор он боялся моих глубин, потому я стеснялась искать удовольствие в духовных процессах, хорошо тормозя их разумом.
Я не очень много помню из того опыта: собственно, лишь то, как уходил воздух из груди, подобно тому, как уносится поезд в тоннеле метро, и как я оказалась в одиноко-замкнутом пространстве своего ума, куда никак не хотела бы попасть после смерти. Может, в него и попадают самоубийцы, а потом рождаются аутистами, с невозможностью коммуникации с людьми. Самоубийц-то все больше, и аутистов тоже. (Это если верить в перевоплощения, а если не верить, то их душа просто замыкается в себя от глупости и грязи этого мира.) Отчетливо я запомнила, лишь как пробуждалось к жизни тело: я искала выход из внутреннего мира во внешний, и не находила – внешнего выражения чувств: я ничего не видела, не слышала и пошевелиться тоже не могла. Я не знала, в какое время я попала: мне казалось, минули столетия, и я могу оказаться в будущем. Но ум и воля действовали: как мантру, я стала повторять вопрос: "Сегодня 28 августа 1992 года?", добиваясь ответа, и когда я произнесла её раз 30 или 50, я услышала голоса и увидела яркий, режущий глаза свет (на самом деле, все происходило в полутемной комнате). Как я поняла уже потом, это и на самом деле были попытки артикуляции речи, хотя я, как мне казалось, говорила лишь мысленно. Я не слышала собственного голоса и они мне плохо удавались, чем я ещё больше напугала Виташу. Так что меня пробудило слово – ум, в мировой мифологии служащий проводником в подземный мир. Но за ним стояло намерение.
"Не приняли тебя?" – спросил Виташа с улыбкой, и после того случая согласился завести детей. А до того никак не хотел!
А ещё я помню – а может, я и придумала? силу притяжения смерти, с которой я боролась, и довольно долго, только вот она оказалась сильнее. Но это уже миф, а реальность в том, что любой человек хотел бы при жизни пережить опыт смерти, чтобы эта тема его не доставала. Обрести свободу от этого сотканного оковами веков призрака! Но пережить мягко, светло и безболезненно – отсюда, собственно, и медитации. В этом их радикальная цель, и цель всех духовных заведений. И не надо допрашивать человека под пытками, чтоб он сказал, что хочет этого: все этого хотят. И все когда-либо имели тягу к самоубийству, как неверно мыслимый нами разворот такого желания.
И за моей необъяснимой обидой и сумасшедшим желанием остаться в ашраме, возможно, стояло вполне понятное желание ещё раз пережить смерть, в более гармоничном и разумном варианте. Вот тогда точно все болезни бы прошли! Собственно, с этого и надо было начинать, а не тратить два года на операцию и разрушительное для организма лечение, доконавшее мою дееспособность. Возможно, Свами мог мне это устроить, при моем последнем нынешнем смертельно опасном аспекте – последнем из шести аспектов двух астрологически худших лет моей жизни – и если бы я поняла это раньше, я бы сменила билет. Но я его уже не сменила. Конечно, потеря была бы в сущности невелика - что стоит тысяча рупий, и даже две или три, по сравнению с таким опытом! Возможно, другого шанса и не будет – судьба не любит повторяться. Но – в отличие от Свами, я привыкла действовать по плану. Я уже настроилась на мир – что-то толкало меня вперед. Что-то тоже неисполненное, чего я не знала.
Виташа позитивно принял мое решение путешествовать, считая, что мне полезно взбодриться в дороге. Он полагал, что мне идёт разбираться в иллюзиях, и всегда хотел это видеть моей творческой работой. Ну а чтобы разбираться в иллюзиях, нужно сначала в них попасть. Супруг считал, что если рождается чувство коллективного единения, то вместе с ним приходят коллективные иллюзии. При всей любви к мифам, я этот альтруизм не разделяла. Мне казалось, можно как-то обойтись и без него, чем разочаровывала Виташу. Мне более понятен подход Юнга – любая проблема имеет личную и коллективную сторону. И если психология решает проблемы человека на его личном уровне, то монастыри, ашрамы, работа Матери Мирры – погружает сразу в коллективный уровень решения проблем, не личное, а коллективное бессознательное. Так решать проблемы тяжелее, но и продуктивнее. Потому что личное коренится в коллективном, оно черпает оттуда образцы, и потому исправляя что-то на личном уровне, люди ходят по кругу. Поэтому я долго не верила ни в какое совершенствование человека (тем более, что гороскоп предопределяет грани реализации), пока до меня не дошло, на каком уровне решаются проблемы на самом деле. Творческие люди тоже задействуют этот уровень, как писал Юнг, он более интересен и энергетически богат архетипическими красками.
Мать называла это работой – что же касается игры, она нужна лишь, чтобы попасть во внутренние процессы. Но когда речь заходит про игру, мои губы остаются плотно сжаты – слишком много реальных неприятностей она на нас навлекала. Например, нехватка кислорода, к которой я привыкла в интеллектуально-творческих процессах, как раз и способствует раку, может потому столько творческих людей от него и погибает. И это далеко не все. Это Свами заставляет меня улыбаться во весь рот – за что ему и спасибо!
7. ПРАЗДНИК ДРЕВА МИРА. ОТВАЛЬНАЯ
Имея ключи от библиотеки, я включила там свет во время ридинга. Это была своеобразная ментальная настройка на общий резонанс – поскольку глубинные внутренние процессы идут во многом параллельно, то, что читают люди, относится и к тебе. Однако никто не пришел: наверное, постояльцам ашрама без Свами было неинтересно читать одни и те же тексты – духовно-психологические рекомендации матери Мирры. Хотя Свами создавал медитативное состояние, в котором читать их было интереснее, даже и во время своего отсутствия. Ожидая, не придёт ли кто, в первый вечер я сама для разнообразия прочла молитву Радхи, которая 19 лет назад, когда я тут впервые была, завершала медитацию: «…Пошлешь ли Ты радость или страдание, жизнь или смерть, я все приму, как высшее блаженство». Молитвой традиционно завершается медитация в самых разных течениях. Но сейчас в ашраме такой традиции не было – интернациональный народ сменялся все время, и видно, не было инициатора читать её изо дня в день, а главное, что люди начинали и завершали медитацию в разное время, более следуя своему индивидуальному ритму и потребностям, чем коллективным. Только ридинги выдавали наличие коллективного потока. И на следующий день я написала объявление, что ридинги продолжаются, и сказала ашрамовцам лично тоже. Большинство ответило, что читают свое перед сном, но три человека все же пришли в библиотеку.
Юбилей посадки древа мира
Про праздник вокруг дерева Мира я также написала объявление, и вечером, на праздник 5-й годовщины посадки Мирового дерева пришло 11 ашрамовцев: не все, хотя я позвала всех. И каждого. Шведка Джулия, например, не пришла, та, с которой Свами подолгу медитировал. А хотела – видно, Свами побудил её заниматься иной работой. А я прежде всего подключила Наташу: русские склонны объединять людей. Наташа принесла свечки, мы их зажгли, и я произнесла маленькую речь, что раз дерево посажено в землю из разных стран, пусть послушает песни на разных языках. Неважно, что сегодня нас немного – Свами говорил, что в толпе никогда не происходит ничего хорошего. Так же считали Рерихи, и ещё много кто. И предложила для затравки спеть битлов: «We shall live in peасе».
Потом кто-то предложил спеть песню Свами: «Река растекается, сил набирается. Мать, донеси меня до океана.» Потом индус, который вел асаны, неторопясь пел мантры, а французы -- более эмоционально – индийскую песню о том, что все есть Нараяна, которую мы разучивали на мастер-классе. Дальше я сказала про единство Украины и России, вспомнив эпизод из Фэйсбука, когда на концерте в Москве народ подхватил украинскую песню, и спела украинские песни про любовь. Народ пел и слушал медитативно, но после моего выступления немецкая группа со швейцаркой Мадрой и американкой Арчан раскрепостилась и спела про пляшущую Вселенную. Даже хорошо, что не было Свами – народ вел себя более живо. Потому что если всех погрузить в медитативное состояние так, что головы не поднять, какой уж тут праздник! Разве внутренний. Хотя над деревом как-то подозрительно все время кружил коршун – но не буду ничего говорить, а то Виташа скажет, что меня едет крыша. Очень трогательно пела Гретхен, что несмотря на проблемы, главное, что я живу. Наташа спела про мать довольно попсовую по мелодии песню, но они с девочками на день рождения ашрама переделали содержание по-английски как обращение к матери Мирре, так что все подхватывали. В общем, что-то хорошее и светлое, тихое и с минимумом медитации на мой вкус, произошло. Случилось.
И узнав, что я завтра в 5 утра уезжаю, меня стали обнимать и спрашивать, куда. «В Пури». «О, это очень святое место,- сказал индус.- Вы в ашрам Йогананды или Шивананды?» «Йогананды, - сказала я.- Мне очень нравится книга «Автобиография одного йога». Намра тоже от неё была в восторге. Так я поняла, куда я еду. «Там ещё Рамакришна с Вивеканандой есть.- добавила я.- Рамакришна был первым моим гуру, в юности». «О!» - сказала Арчан. Я не стала пояснять, насколько виртуально это было, в советские годы, через книгу Ромена Роллана – но это нас всех тоже объединило.
Тело мое овевала прохлада, после боли вышеупомянутых воспоминаний. «Вы такая красивая, – сказала на сей раз не Арчан, а Намра, - ваша семья не узнает вас, когда вернетесь». Так уж и не узнает! Скорее, не увидит меня такой, когда помотаюсь по Индии. Как в песне поется, «ты меня никогда не увидишь». А впрочем, за 33 года Виташа меня в разных видах видел. Хотя и не во всех. Интересно, а в России так бывает, чтобы от боли хорошели? Так что отвальную я себе организовала, и немного отвлекла народ от медитации.
В 5 утра встать было легко – я специально выбрала аспект соединения Меркурия с Солнцем, и рано вставать легко – никто не мешает. В поезде, от нечего делать – в вибрациях вагона я не чувствовала дрожь ашрамного потока – села писать рассказ, благо индус-сосед сложил на полку мой тяжеленный рюкзак, с теплыми вещами и лекарствами и палочками (для Яси). И течение мысли Меркурия с легкостью стало давать подсказки моему уму. Я начала с того, что увидела, насколько легко могла бы вылечить мой рак без операции в том глубоком снежно-легком и пушисто-прекрасном состоянии, в которое Свами меня на этот раз погрузил. Я поняла, почему на момент увидела свое мучительное лечение игрой – для Свами и вправду было так. И на этот раз он продолжал мне доказывать, что я люблю страдать, хотя мне это всегда виделось скорее привычкой, чем натурой, несмотря на сильный 8-й дом гороскопа. Хотя и на этот раз я предпочла уюту ашрама раздрай дороги, но в общем, тоже по привычке, признаваясь себе, что я лишь глубины и хочу. Свами это тоже видел, но наверное, оправдал это тем, что ментальные люди не ищут простых путей, а любят все усложнять.
Потом я подумала, что болезни – духовная практика многих, и даже если они бессознательно и невольно с ними сражаются, все равно трансформируют тело. Хотя сознательно и свободно было бы лучше, для того и пишу. Я вспомнила свою израильскую подругу, которая мне приснилась в первый день попадания в ашрам – я удивилась этому. У неё, она писала, тяжело болел муж – так тяжело, что если я приеду, я даже не смогу у неё остановиться. Мы начали было общаться в ФБ, но поссорились из-за ерунды – я напомнила ей о её юношеской любви – молодом человеке, который по глупости, как он сам считал, влюбился в меня, хотя мне он был совсем ни для чего не нужен. Они тогда расстались, а я вдруг, через тридцать лет, встретила его на философском семинаре – мы не узнали друг друга, но через два часа все же его голос выдал мне знакомые интонации. И я поторопилась ей рассказать, что у него все в порядке, и женщина прекрасная, и финансовая ситуация – дай Бог каждому! Но она призналась, что та рана все ещё болит: надо что-то с этим делать! Я тогда послала ей украинскую песню про любовь – меня трогают грустные ритмы, я так ощущаю любовь! Но она сказала, что так общаться не может, и больше мне не писала. Даже из моего ФБ себя отключила, и своего мужа тоже.
А вот раковое воспаление у меня возникло вскоре после этого. Может, это они с супругом поделились? чтоб самим полегче ношу нести, а я бы чем-то более полезным занялась, чем проблемами любви? Если так, то в таком состоянии сознания, как после ашрама, я даже не против! Только что и как вернуть им взамен? Хотя это глупости, конечно, ещё раз повторю: монады не имеют окон, так что если я этот рак и взяла у них, то взяла сама. Зачем, правда, непонятно. Наверное, чтоб ездить в ашрам медитировать в свое удовольствие. А то у Виташи на Венере стоит астероид Цербер, и мы привыкли себе отказывать в наслаждениях. Не говоря уже о том, что на Солнце нашей свадьбы Иксион – астероид вечных мук (которыми боги наказали смертного за то, что посягнул жениться на богине) – вместе с Кваоар – образом танцующей Вселенной!
И это тоже, все, конечно, мифы: это, наверное, супруг, на радостях, что я нашла в себе силы вырваться из ашрама, усыпляет мой проснувшийся разум колыбельными. Процессы сложнее, и как понять, почему дал сбой Уран, пришедший на мою Луну, когда оппозиция Плутона лишила силы Солнце? Это надо видеть, на тонком плане, на клеточном уровне. Мать Мирра видела, наверное. А я вот пока не могу.
Ну вот и Дели. Поезд, на мое счастье, опоздал часа только на два часа сорок пять минут. Впереди – неизвестность. И красивые коровы с загнутыми рогами! И грязь. Хоть бы свалки, что ли убрали. Но тогда и черненьких поросят не будет, которым там так комфортно…. Мир гармоничен в каждый миг – такой, какой он есть. И все же – я хочу творить его красоту своей мыслью.
8. ДЕЛИ: ХРАМ СУПРУГОВ ЛАКШМИ И НАРАЯНА
Храм супругов Лакшми и Нараяна (Вишну)
Зря я, конечно, уехала из ашрама. Вокзал встретил меня ласково, как Свами, но в Дели мне стало плохо, как никогда. Протиснувшись среди индусов, чтоб сдать рюкзак в камеру хранения, я доехала до Конат Плейс, думая поменять там деньги, как уже делала, но на сей раз не удалось. Там попыталась сесть на рикшу, который стал заламывать цену, а потом сказал, что у него сын учится в Москве, и предложил по-дружески довезти меня так до нескольких храмов в центре Дели, которые я назвала. Но после первого храма предложил где-нибудь посидеть, и я сказала: дружба-дружбой, а любви никакой. Он ответил: спасибо, что сразу сказали, и я дальше пошла пешком.
Фреска в храме Лакшми-Нараяна
Я сфотографировала молодоженов в свадебных нарядах в храме Лакшми-Нараяна, и каменных слонов – в самом храме снимать было нельзя, и я успела заснять лишь боковую фреску: индийские, как и шри-ланкийские фрески изящнее современных скульптур. Но силы утекали из меня. Видно, судьба решила показать мне, каков ныне мой реальный потенциал. Ашрамное давление энергии чуть продолжалось, но только усугубляло ситуацию, приводя к боли. Я еле бродила по Акшардаму. Просьбы и молитвы казались совершенно неуместными в этом состоянии, тем более, что на них не было сил. Надо было выбираться интеллектуально, как это положено у нас в Санкт-Петербурге, но мыслить сил не было тоже.
Может, Свами, прочитав мое желание пережить смерть, решил приблизить меня к нему? Ведь если можно дать энергию, то можно и отнять. Прочел мою мысль, что мы живем на минимуме энергии, да и решил пойти по этому сценарию! А может, эта боль лечит, выявляя слабые места. Спасибо, Свами, - только вот момент вы выбрали неподходящий! А может, всегда нужно погрузиться вглубь, чтоб взлететь ввысь. Провалиться в ад, чтобы оказаться в раю; вернуться в прошлое, чтобы увидеть будущее. Нужно оценить слабость, чтоб собрать силы: быть может, силы моей семьи, а может, коллективные силы на общее видение и социальное, раз человеческая душа едина? Возможно, через этот процесс, пусть сейчас и негармоничный, я раздаю себя, чтобы на момент стать Савитри, copula mundi, связью мира – к чего и стремилась когда-то?
А может, Виташа вспоминает? Ты всю жизнь считал меня за друга, и в быту и в походах всегда думал, что я способна выдерживать любые перегрузки, а надо было видеть во мне женщину, и беречь её. А теперь вот ты небось без сил: где теперь твоя шакти на твои свершения? Любое давление энергии, на любую чакру, нормально и даже приятно, когда тело резистентно, а когда нет? В Индии меньше столп атмосферного давления, лучше экология, больше воздуха, и прилетая сюда, я чувствую себя бодрой и на все способной, но если хотя бы след такой слабости сохранится в реальных условиях России, мне не выжить. – Хоть домой не возвращайся!
Около храма Лакшми-Нараяна
Чуть отвлекли фонтаны: светомузыкальное шоу о творении. Вишну создает 4-х детей-мудрецов, которые смеясь, творят мир. Боги – Варуна, Агни, Ваю, Сурья и сам громовержец Индра – хотят уничтожить вдруг явившееся земное творение: залить водами океана, спалить огнем, развеять по воздуху, сжечь радиацией солнечных лучей. Сделано мастерски! Все на хинди, но и так все ясно. Фонтаны вздымаются, как океан, пылают как огонь, разбрасывают струи веером, словно их несет ураган. Разноцветные лучи режут воздух радугами. Но дети смеются, и творение возобновляется с нуля струями фонтанов.
А вот мне уже не до поездок. Тело просто разваливается – весь мой список диагнозов, который надо подготовить для переоформления инвалидности, не просто так! Я хотела сдать билет и вернуться в ашрам, но билет уже было не сдать.
Я восприняла это указанием – не могу просто так терять деньги. И попросила мальчиков у камеры хранения донести мой рюкзак до платформы. И все же ещё колебалась. Зачем я изгнала себя из рая, променяв его блаженство на эту жуть? Я вообще домой-то вернусь? Не потеряю сознания где-нибудь по дороге? Почему мне захотелось вспомнить путешествие по всему Тайланду, самую тяжелую и самую энергетически мощную из моих поездок, которая была возможна лишь в молодости? Почему мне неудобно долго пользоваться гостеприимством? Зачем мне эта внешняя жизнь, когда мне хочется лишь внутренней? Или, наоборот: почему у меня совсем не осталось внутреннего света, чтоб осветить внешнюю жизнь?
9. МОИ БУДДИЙСКИЕ ПОПУТЧИКИ
В купе оказалось, кроме меня, пятеро русских – трое новосибирцев и ростовчане – парень с девушкой. Мы оживленно обменивались впечатлениями, достали нехитрую посуду и стали заваривать чай кипятильниками, и делить на всех нехитрую еду: печенье, сухой горошек, гранаты, так что и я перекусила, хотя у меня с собой был только чай. Накануне все мы гуляли по Дели в разных местах, и как я поняла, мне интереснее было бы пройтись по парку вокруг Кутаб-Минара, дойдя до КИБи – центра Кармапы, и там помедитировать. Но я о нем не знала. А мои попутчики, как ни странно, не знали об Акшардаме. Общение продолжалось и на следующий день, я делилась воспоминаниями о своих поездках и, хоть не была особо в медитативном состоянии, с людьми вновь почувствовала себя в ашраме – в убежище.
Мои попутчики
Ростовчанин Юрий водил походы – в Карелию на байдаках, трекинг в Непал, делая объявления в Интернете. И сейчас ехал разведывать ситуацию. Из новосибирцев одна девушка была дизайнером, другая ранее строителем, а ныне домохозяйкой с маленькими детьми, мама и сестра её были замужем за тайцами, но она не хотела уподобляться им, предпочитая Алтай: «Я лучше пешком постою». Так что тем было достаточно, я очень кстати вспомнила разноцветный тайский крематорий и светлую вечеринку по поводу кремации, на которую там попали мы с Сияной.
У мужчин нашлись удлинители, и используя всего одну розетку, нам всем удавалось заряжать мобильники и коллективно кипятить чай. Мои попутчики ехали до Бодгаи. Там каждый декабрь с 14 по 20 проходит праздник Кагью с участием Кармапы, а то и Далай-Ламы. Люди из глубинки более мобильны, чем санкт-петербуржцы, которым и мероприятия рядом с домом лень посещать. Мне даже захотелось к ним присоединиться: ведь я так и думала в прошлый раз – поехать в Пури через Бодгаю, показать Сияне место просветления Будды. Но тогда бы для моря совсем не оставалось времени. Под конец моим попутчикам - увидимся ли когда ещё? - стали приходить в голову песни: «Милая моя» и т.п., хотя они были моложе меня, более деловые, и до пения дело не дошло. Я подумала: чего бы им спеть? Спела БГ: «На чем ты медитируешь, подруга светлых дней?» - и в шутку пожелала просветления. Юрий серьезно поблагодарил. Надеюсь, в Бодгае с ними произошло – что-то хорошее!
Они же пожелали мне держать оборону – от наседавших на наше купе индусов.
Когда 19 лет назад я ехала из Пури в Дели через Бодгаю, удача сопутствовала мне, и тогда было все хорошо. Но сейчас поезд опаздывал. И в Бодгаю он опоздал он на 10 часов. Я думала, что делать: если обратный будет так опаздывать. Шесть часов до самолета у меня в запасе есть. Но не больше. Брать на предыдущие сутки и ночь проводить в ненавистном Дели? После 2х суток поезда? Брать билет на самолет, в 2-3 раза дороже, если получится? Уезжать раньше, чтоб хоть на день вновь попасть в ашрам, и восстановиться, после таких мотаний? Раньше у меня в поездках как-то все складывалось само собой. И вот теперь возникли невыносимые преграды. Которые я себе же и создала.
Когда веселая компания попутчиков, воодушевленная близостью буддийской медитации, все же доехала до места, я поняла, что приеду в Пури не в 5 утра, а в 3 часа дня, совсем без сил искать ашрамы, так что может лучше остановиться в гостинице. Мне страшно хотелось вернуться в Ауровеллей, но поезд уносил меня от него на непреодолимое расстояние. Эта двойственность порождала депрессию, которую надо было заменить на целостность: я счастлива – я отдыхаю, как в былые времена, я внутренне с моей семьей, я и еду для них, для новых впечатлений, на очередную разведку, я прокладываю пути Сияне. И в моей власти не чувствовать никакой боли отрыва от божественного присутствия, которое я чувствовала в ашраме! И все же пока это было не в моей власти.
Душа звала поток энергии свыше – но без укрытия ашрама это было не то, чтобы приятным ощущением: тело было уставшим и напряженным. Свами я написала, после скитаний по Дели, что у меня проблемы, что я без сил. Может, пошлет попутную удачу? Чтоб все складывалось? Может, он что-то и посылал – в душном поезде непонятно, что. Но тоску по ашраму это несомненно усиливало. Хотя – если я глядела со своей верхней полки на детишек внизу, на улыбающихся женщин в покрывалах, темнокожих парнишек, уткнувшихся в мобильники, я вновь чувствовала радость быть собой, немного утраченную в ашраме. Ведь моим намерением изначально было – самой сохранить светлый настрой и энергию ашрама, иметь это самой в своем распоряжении для своего здоровья, и сделать это до того, как я доеду домой.
Это, изначальное, намерение и было самым рационально верным. С другой стороны, оно было и самым грешным, если вспомнить философа Владимира Соловьева и его последователей – София отказывается иметь от Бога то, что ей дано от Бога, она хочет иметь это сама, что и обуславливает все неприятности мира. А София русских философов – это то же, что Савитри Шри Ауробиндо, которую, после её победы над богом смерти Ямой и воскрешением её супруга, Господь награждает тем, что повелевает ей стать связью мира. В Индии все более телесно-конкретно. Это же и Anima Mundi – мировая душа Возрождения, благодаря которой символический принцип: все во всем, или астрологическая аксиома: что наверху, то и внизу, которой так увлекалось Возрождение,– становится действенным.
Так что, по-видимому, неприятностей не избежать. Как мне рассказывала как-то монахиня Пюхтицкого монастыря, те, кто покидают монастырь и уходят в мир, обычно теряют удачу. Мать Мирра тоже писала, что избравший духовный путь не должен его покидать, иначе это имеет очень плохие последствия. Я мысленно обратилась к Шри Ауробиндо, матери Мирре и всем индийским богам с просьбой о везении. Поезд опаздывал уже на 11 часов. Мимо проплывали сельскохозяйственные поля с одиноко стоящими пальмами.
Я стала фотографировать, открываясь из внутреннего мира вовне – так было легче переносить давление, которое возникло в солнечном сплетении, рождая фантастическое ощущение, что и другие люди испытывают то, что я – желала бы я этого им, согласно категорическому императиву Канта? Пожалуй, да, только в прохладе ашрамов, а не в духоте поездов. Но, когда я преподавала японский, я поняла, что каждое грамматическое правило надо повторять 3 раза, чтобы оно усвоилось. Так вот: монады не имеют окон. То, что происходит со мной, происходит для меня. А то, что веду себя не так, как легче и гармоничнее для здоровья, а как интереснее для домашних и моей ментальности, это уже мой выбор. Свами правильно говорит, что назначение дерева манго – давать манговые плоды, и других оно порождать не может.
10. НА ОКЕАНЕ: В ПУРИ – ГОРЯЧИЙ СЕЗОН
Лодки в Пури
Предчувствия не обманывают – путешествовать я не могла. Все было куда хуже, чем я ожидала, куда хуже, чем 19 лет назад, когда я здесь была. Рикша возил меня кругами по задворкам. Возможно, это и были те места, где я останавливалась в первый раз, близ рыбацкой деревни. Но тогда там, на песке, было несколько маленьких недорогих гостиниц, сейчас же их были ряды, и около них было грязно. 100-метровый пляж у воды хоть и был чище, но заполнен индусами – горячий сезон плюс уикенд. Пока я в двадцатый раз безуспешно пыталась объяснить, что хочу остановиться в чистом и тихом месте, а лучше в ашраме, рядом с рикшей материализовался мальчик на мотоцикле, который пообещал дать велосипед и повозить меня на мотоцикле. И я остановилась, где пришлось, потому что после 11-часового опоздания поезда чувствовала, что теряю последние силы мыслить.
Несколько скрасило этот выбор то, что гостиница была моего сине-зеленого цвета и называлась Шри Ауробиндо Нивас. Мальчика лет 30-ти, который помог рикше найти эту гостиницу, звали Гопи. Я согласилась на мотоцикл и спросила пляж, надеясь там найти чего получше. Но он решил показать товар лицом и увез меня за 15 км в красивые места – песчаные дюны с лиственницами и лиственными деревьями, и мелкими широкими озерцами, которые я не оценила, так как пока мы ехали, на эти прерии спустились сумерки. Надписи на дороге гласили: "Лучше поздно, чем никогда" и "Better safe, than sorry" (лучше безопасность, чем скорбь). И это напоминало про ашрам.
Прохлада и еловый запах больших пушистых лиственниц откликнулись в сердце юностью, когда я ходила с хористами в походы в Ленинградской области. Но душа была не на месте. Не то, чтоб я чего боялась. Понятно, что мальчик будет меня хранить, как собственный кошелек с деньгами. Но даже летя на мотоцикле по красивой дороге, я чувствовала внутреннюю разорванность – тот самый безнадежный отрыв от Бога, чтоб выразиться проще. Я пыталась медитировать. Это помогало, но не очень, потому что я понимала, что покинув место, где духовные процессы шли гармонично и быстро, и сменив его на условия обыденности, где улавливать тонкие энергии непросто, я практически прервала процесс, который шел ради нашего благополучия и своего здоровья. Я выпадала из игры, которую вела и которая должна была дойти до конца, иначе она, как Джуманджи, приведет к непредвиденным разрушениям, а наша жизнь станет только хуже. В силу своих планов встав на пути естественного временного потока, сменив его скорость, я чувствовала собственную изломанность.
Нет, непоправимого тут ничего не было – вероятно, Свами способен ликвидировать последствия, если я не смогу. Даже если Свами чего-то очень сильно внутренне не советует, то всегда дает этому течь. Для него все есть иллюзия, эксперимент: мы просто познаем собственную природу. Для него и предательство хорошо: я рассыпаю в прах плоды его труда, принимая сумасшедшее решение и идя наперекор своей душе – и сложившейся временной ситуации – ради ментальной установки своего плана, а он бросает меня в интересный момент, давая мне увидеть последствия этого. Тем более, что в прошлый раз он ведь сказал, отчего он живет, ничего не планируя заранее, но не показал, так как это слишком невыносимо, а теперь вот представился подходящий случай!
Это просто мой опыт. А может, привычка делать то, что я не могу – и что поэтому следует делать! Мой поступок все же можно оценить позитивно. А можно не оценивать никак: свершается то, что должно свершиться.– Да только, похоже, жить мне с этой раной до конца жизни…
Поcле этой прогулки, я попросила отвезти меня в ашрам Йогананды, и мальчик его нашел, хоть и не сразу, за большим белым забором. Но прислужник сказал, что медитация уже кончилась, заходите утром. По дороге мы увидели билетную контору, и я зашла туда менять билеты на поезд на пораньше. Но билетов не было, а самолет стоил 7 тысяч – вот такая расплата, что не доверяла своей интуиции, а только уму.
Кроме того, с самолета на мой утренний самолет – тоже опасно, вдруг опоздает? Сидеть ночь в Дели? И я решила на одну ночь вернуться в ашрам – пусть Свами поможет, если я сама не восстановлюсь, а заодно посмотрит на дело своих рук. В конце концов, какое право он имел закрыть от меня все радости мирской жизни?
Я не могла возвращаться домой в плохой форме – ведь там меня ничего хорошего не ждет. Я не хотела, чтоб Виташа видел меня такой. Мне все ещё хотелось, чтоб он считал, что я все могу, чтоб верил в меня. Да, им нужна моя победа. Всем нужна.
Я купила гранатов на ужин, вернулась в гостиницу и чуть не расплакалась: столь грязной, душной и неуютной она показалась мне она после ашрама. Но тело подсказывало, что если я разрыдаюсь, будет только хуже – разум призывал к позитивному, сваминому отношению. Я кое-как помылась и почистила гранаты. Но спала безобразно – жужжали комары, искусав мне все руки и даже лицо. Я не обращала на них внимания – было лень даже звездочку доставать. Хуже, что мои диагнозы опять давали о себе знать, а моя невольная концентрация на них задавала бессонницу. Вибрационный поток, укреплявший чакры, который в ашраме был приятен, здесь стал больше походить на – буддийский образ голодных духов, которые слетались к моему телу – и, может, и не настолько, как призраки в “Мастере и Маргарите”, но разум выключался от них. Впрочем, чтоб не навлечь на себя виташино обвинение в шизофрении, я готова сказать, что это были его ласки, только не рассчитанные на возрастное расстояние наших тел – я-то чувствовала себя сейчас старухой. А готова я это сказать потому, что явственно слышала его дыхание рядом с собой.
(Сексуальность – а точнее, работа гормональной системы важна, чтобы не возникало никаких неприятных ощущений – это ключ, чтоб страдание, возникающее при столкновении с чем-то неосвоенным, обратить в наслаждение. Ведь приобретать энергию и видоизменяться надо в ощущении счастья! иначе долго не протянешь. От неприятностей тело избавляется, даже если с ними неспособен справиться ум. В молодости я умела трансформировать страдание в наслаждение и не испытывала в духовных процессах ничего настолько неприятного, чтобы непременно требовалась от этого избавиться. А вот с изнашиванием организма состояния могут, оказывается, становиться невыносимыми. Это так же, как болят глаза – и не хочется читать, не сгибаются колени – и не можется ходить… Что-то надо с этим делать!)
11. АШРАМЫ ЙОГАНАНДЫ И ШРИ ЮКТЕШВАРА
В ашраме Шри Юктешвара
Так промучившись ночь, с утра я поехала на медитацию. Узнав, что я еду к 7-ми, мальчик оставил мне велосипед с замком. Самой ехать всегда лучше, чем если тебя везут – ум в последнем случае отключается, дорогу не понимаешь и не помнишь. Но сначала надо было найти путь, не выспавшись, вот с такой больной головой. Что ж, поиграем в квест. Я поехала прямо – тело обрадовалось велосипеду, и заехала дальше, чем надо, описала круг и спросила десяток людей, пока нашла место, где мы были вчера. Оно оказалось совсем рядом.
В небольшой медитационной комнате висели портреты Йогананды, его учителя Шри Юктешвара и махатмы, о котором рассказано в «Автобиографии одного йога». Там было человек десять, в основном индусы пожилого возраста, но одна девушка, аргентинка, как я узнала потом. Медитировалось мне, конечно, замечательно! Духовная энергия прекрасно циркулирует от страданий, выключающих разум. Так что мое состояние практически сразу стало сносным, и я там просидела ещё час после окончания общей медитации.
Логично было остановиться в данном укрытии, и я подошла на ресепшн. Но индус, руководивший медитацией, довольно ещё молодой, сказал, что надо бронировать заранее, и они принимают только людей, занимающихся данной духовной практикой. Я спросила его, а можно ли остановиться в ашраме Шри Юктешвара? Он не знал, но подробно нарисовал мне дорогу туда.
Ничего сложного в практике, надо сказать, не было. Простая молитва, об очищении души и ума (при этом руки вращаются веретеном, как чакры,– о Йогананда, который написал столь интересную автобиографию, очисти мой разум, покуда я это вот пишу!) А потом молитва, чтоб в нас воплотились эти и другие учителя, имена которых я уже забыла (ну как жить после химиотерапии с такой памятью?) А в конце, как и везде -- ОМ Шанти – духовные процессы после медитации должны успокоиться, чтоб не вызывать таких мучений, как у меня в той душной гостинице накануне ночью.
В этот ашрам я приезжала ещё вечером, и на следующий день с утра – до медитации были асаны, тоже, кстати, простые. А потом киртан на фисгармонии – ведущий индус старался, конечно, но Свами Брахмдев поет лучше. Все в целом это немного создавало ощущение междусобойчика: ашрамы должны быть более открыты. Конечно, людей, которые живут медитацией, не так и много. И все ашрамы запираются на замок. Ауровэллей тоже, и в нем висит правило, что беседовать с посетителями следует в специально отведенной для этого комнате. Потому что считается, что чтобы внутренние процессы шли безопасно, медитирующих людей нельзя тревожить.
Это мы, с советских времён техники безопасности не соблюдаем, что идёт от изначальной установки делать вид, что никаких духовных процессов и нет! И в таких вот состояниях, которые Индия столь тщательно оберегает, Виташа всегда склонен посылать меня в наши бюрократические, врачебные и платежные структуры! Как тут тонкие энергии сохранишь? Отсюда и неприятности. Хотя в контакте людей энергии могут зажигаться, включаться, однако у меня в контакте с людьми силы обычно гасли. А разжигались – в одиночестве, согласно правоте Свами.
Несмотря на ашрамную закрытость, в Ауровелле все же очень свободный дух международности, и люди приезжают туда заниматься разными практиками. А поток Шри Ауробиндо равен ко всем, он не навязывает какого-то пути, он дает каждому найти свой.
Утренний туман рассеялся, в 9 было уже совсем жарко, и я поехала на широченный пурийский песчаный пляж купаться в сизо-серебристых волнах океана. Огромные, длинные и плавные, они предоставляли мне возможность спокойно нырять в каждую из них, без того плеска и штормовой суеты, которая обычно мобилизует на нашем Черном море. Я сосредоточилась на этом процессе, не позволяя им хлестать мне в лицо и сбивать с ног, и заодно пыталась укротить энергетику, которая вне ашрама Йогананды вновь пришла в хаотическое движение. А главное – выйти вовне из своих внутренних процессов и начать, наконец, видеть и ощущать это море, дышать им: ведь в своем странном состоянии я почти не чувствовала, не воспринимала внешний мир – зачем тогда вообще было ехать на океан, если он потерял для меня все свое очарование? Неужели те, кто помог мне погрузиться в эти процессы, решили лишить меня столь необходимого в нашем ленинградском климате отдыха? Это было неправильно: выйдя из глубины внутреннего, надо было вернуть океаническим волнам их солнечный блеск.
Покинув убежище ашрама Йогананды, мой разум не сразу нашел покой. Дилемма опять развернулась между убежденностью разума, что это только мой внутренний процесс, и подсознательным чувством, что в нем задействованы и другие люди. Человеческое сознание было коллективным, прежде чем стать индивидуальным – отсюда такие иллюзии. Я пыталась как-то очистить ум от этой задействованности во что-то не совсем мое, что создавало его мутность. Я пыталась утомить это чужое мне сознание качанием в волнах океана. И наконец, оно сдалось и отпустило меня. Я вздохнула свободно, и в радости, что я все-таки купаюсь в море, и тело мое снова ощущает внешний мир, я вышла на берег и сфотографировалась на фоне пурийских волн, подняв обе руки и скрестив пальцы в знаке Victory – победа!
Не знаю, может победить здесь и нельзя – если говорить не просто о нашей связанности друг с другом, привычной связи сознаний близких людей, а о глубинах коллективного бессознательного, они неисчерпаемы. А я возможно, просто утомила Виташу, который привык меня держать под контролем, подключив размах океанических волн к слабым усилиям моей воли и так вырвавшись на свободу.
После чего, уже с несколько лучше соображающим разумом я поехала покупать билет на самолет и сдавать билет на поезд. В кассе меня уже ожидал мой мотоциклист, с которым я договорилась назавтра съездить в Конарак, после медитации и купания. И потом снова поехала на пляж, на сей раз на образцовый – Model beach, перед дорогими гостиницами, где было мало народу и где я купалась в свое удовольствие, не привлекая к себе внимание толпы индусов.
Впуск в Кедар ашрам, который основал Шри Юктешвар, с трех до пяти. Он недалеко от моря, и по плану я нашла его довольно легко. Я долго звонила в звонок, пока мне не открыли калитку, а увидев велосипед, и ворота. Ашрам был зеленым, как все ашрамы, с полутропической пурийской растительностью, и среди пальм возвышалась по-индуистки раскрашенная часовенка самадхи плейс Шри Юктешвара, куда меня и провел служитель. Он ненадолго открыл её: там висели портреты, и вскоре закрыл, помедитировать предлагая на ступенях. Что я и сделала, своим devotion и aspiration – внутренней благодарностью и устремлением к идее - почтив человека, который сумел после смерти воссоздать свое тело из кирпичиков иной реальности.
Самадхи Плейс Шри Юктешвара
В ашраме жили всего несколько человек, остановиться там было нельзя, и даже коллективных медитаций не было. Было, правда, храмовое помещение, где посетителей просили регистрироваться, и там висели иконы: две из них изображали строение человеческого мозга, с его железами и центрами. Жаль, мне не пришло в голову их сфотографировать! Какие центры актуальны для йогов? Шишковидную железу с её мелатонином – я хоть как-то чувствую. Но вот остальные центры мне изнутри недоступны. А йогам доступны. Потому Свами и творит, что хочет,-- точнее то, чего хотят души приезжающих к нему людей.
Тем временем в ашрам подошли ещё посетители: девочка-аргентинка, которая медитировала с утра в ашраме Йогананды, и её немолодой уже человек, все в белом и с четками. Потом ещё несколько индианок. Служитель снова открыл часовенку самадхи, и индуски сели там молится на пол, я вошла с ними вместе, и ещё помедитировала. И хорошо же там мне медитировалось! Я хорошо чувствовала цель, если сказать по-русски. Задачу выстраивать поврежденные органы из кирпичиков духовной реальности, если опрокинуть эту цель в наше рациональное понимание.
А дальше – близ ашрама меня ждал главный пляж, на южном конце Пури: именно там изобилие гостиниц, верблюдов, кокосов, и индусы сидят в две линии вдоль моря, как обычно, глядя на него и не купаясь. Иногда заходят в море в одежде и просто стоят в волнах, глядя на него и друг на друга, благо одежда быстро высыхает. Я же оперативно нырнула в море в купальнике: то есть, по местным понятиям, нагишом, но мне было не до стеснения – тело надо восстанавливать, после дорожных приключений. Поплавала, следя за оставленными на берегу вещами, а потом столь же оперативно оделась, пофотографироала играющих на берегу собак, и поехала на вечернюю медитацию в ашрам Йогананды. Вечером нашла кафе, где был интернет, ибо в гостинице его не было -- и вперемежку со свежевыжатым соком стала ставить в FB фото Пури, несколько рассеянно, забыв там свой свитер, которого хватилась только поутру. – Благо вспомнила, где оставила: не сразу, а после медитации в ашраме Йогананды, когда после душной ночи в гостинице с комарами в голове несколько прояснилось.
На пляже в Пури
А потом меня ждал ещё один квест – найти ашрам Рамакришны. Накануне я из интернета тщательно выписала маршрут, даже наметила опознавательные объекты –надо было ехать мимо холерного госпиталя и т.п., и теперь спрашивала перекрёстки улиц, по которым без светофоров неслись моторикши и просто мотоциклы. В Пури есть миссия Рамакришны, а есть ещё один его ашрам, и я хотела найти второй, ибо первый, как мне казалось, должен быть более официальным. Не буду описывать, сколько я петляла по кривым улочкам, мимо трясущихся тук-туков, визжащих мотобайков, обшарпанных домов и красавиц коров, все время забывая, что в Индии левостороннее движение. И все же в конце-концов меня направили в миссию Рамакришны, как более известное место. Но я не пожалела об этом.
Зайдя на ресепшен, я спросила, можно ли здесь остановиться. Полный монах, у которого даже шапочка была оранжевого цвета, сказал, что бронировать надо за три месяца, но предложил подойти завтра, когда будет настоятель. Тот обычно пускает на день, а потом смотрит, дать ли разрешение остаться. «А коллективные медитации у вас есть?» -- спросила я. Он ответил, что я могу час помедитировать в храме наверху. Было 10 утра -- как раз часок помедитировать, ещё часок покупаться, а там ждет меня мой мотоциклист Гопи для поездки в храм Солнца и любви в Конараке.
Я пошла туда, и села перед образами Рамакришны, Вивекананды и Ма Сарады Деви, чувствуя завершенность своего нынешнего пути. Я просто хотела мысленно спеть им песни, которые в юности сочиняла, вдохновившись книгой Ромена Роллана и Евангелием Рамакришны. Да, конечно, вряд ли я найду сейчас в них что для себя новое, -- но просто вспомнить юность. Когда я могла что-то, чего не могу сейчас, когда остры были духовные желания, которые потом исчезли! Вернуть юность, с её силой и её волей, волей к жизни! С её оптимизмом, неведением разочарований, незнанием преград! Тогда и уйдет, быть может, проблема щитовидки?
«О Рамакришна, ты слишком много общался с людьми, осуществляя свое служение, когда тебе был нужен только экстаз медитации, и ты умер от рака горла. Не дважды об одном! помоги мне вылечится. Ты можешь. Ты приснился мне в юности, как отшельник, лежащий на погребальном костре. «Господи, дай мне любовь!» - вдруг стала молится я, и ты приподнялся со смертного ложа – совсем в юном облике -- и послал мне волну любви. Это ощущение, которое я испытала во сне, принесло мне реальный дар той энергии, которой я владею. Я и представить себе не могла, в ещё закрытой тогда стране, что когда-нибудь смогу оказаться в Индии, в твоем ашраме…»
Но я недолго медитировала одна. В храм пришел старенький монах, сел передо мной, ближе к иконам, и стал раскладывать цветочки по тарелочкам, методично мягко исполняя привычные ритуальные деяния. Он медитировал тоже, и его медитация была традиционно-индийской -- не то, что ставший для меня привычным ашрамный поток, который направлен сверху вниз. Энергия кундалини стала подыматься снизу вверх (ноги совсем одеревенели) и дошла до четвертой чакры. Потом он закрыл занавесочку алтаря - было уже 11, и сказал, что храм откроет минут через 10. «Вы где обедаете?» - спросил он. «Да неважно»,- сказала я. Он предложил дождаться 12-ти, когда в ашраме обед. И я решила ещё часок помедитировать – неизвестно, что завтра будет, а Гопи подождет!
Старичок спросил меня, откуда я, и я ответила, что из Санкт-Петербурга. Он не понял, и тогда я сказала, что я из Ленинграда, духовной столицы России – зная по опыту, что пожилые индусы знают про Ленинград и про блокаду. Он спросил, знаю ли я Миссию Рамакришны в Москве и -- скорее утвердительно -- «Вы имеете инициацию?»
«В Ленинграде нет Миссии Рамакришны,- выкрутилась я, чтобы его не огорчать.- У меня другие посвящения». «Другие посвящения»,- повторил он, а я попыталась объяснить, что тридцать лет назад, в юности, я читала книжку…
«Тридцать лет назад? Сколько же Вам лет?» – прервал он меня. «Пятьдесят четыре,» - ответила я, решив, что не стоит стесняться возраста перед 70-летним старцем. «Но Вы выглядите совсем юной!» – с удивлением сказал он.
Я не очень поверила ему, и вновь села на коврик перед закрытыми уже занавесочками образов. И тут в храм стали подтягиваться другие люди, рядом со мной садились в медитацию индуски в сари, а один мужчина, поклонившись священнику, дал ему сладости, и стал раздавать их окружающим. Мне тоже дал. Отказываться было неудобно, хотя эта пища: что-то мучное в масле и с большими крупинами сахара была самой вредной, какая только может быть с точки зрения рака. «Господи! – возмолилась я, чтобы это мне не повредило.- Ну что же индусы вовсюда столько сахара кладут!»
В 12-ть священник подозвал меня вниз и подошел сперва к монаху на ресепшене, и тот ему, видно, сказал, что неча тут всяких проходимцев кормить! - чему я не огорчилась, потому как ещё голодала, но в таком месте можно и поесть, чистой-то пищи! И старичок просто мне дал фруктов из утреннего прасада Рамакришны и Вивекананды, выбрав их так же тщательно, как украшал цветочками их светлые лики...
12. ХРАМ СОЛНЦА И ЛЮБВИ В КОНАРАКЕ
Храм-колесница Сурьи
Жизнь начинала налаживаться. Наверное, светлые силы в лице то ли сваминых, то ли виташиных, а может и моих собственных волевых, умственных и душевных усилий, сумели исправить последствия того непростительного деяния, которое я совершила, покинув ашрам и прервав на половине процесс энергетического целительства, который даровал мне по моей просьбе Ауровэллей и все мои видимые и невидимые помощники.
Волны океана совсем успокоились, и я больше не ныряла в них, а плавала по поверхности, заплывая далеко от берега и ощущая, как расслабляется тело. Плавая, я увидела моего мотоциклиста: Гопи издали махал мне руками, что пора уже ехать в Конарак!
Он беспокоился: добыча явно уплывала из-под рук! Да, странная ему попалась иностранка: вместо того, чтоб добросовестно фотографировать достопримечательности, сидит а ашрамах и не вылезает из моря! Я обрадовалась тоже, что он сам меня разыскал: не придется тратить лишнее время на его поиски, и вышла из моря ему навстречу.
Дорога в Конарак
Мы забросили велосипед в его контору и помчались на мотоцикле 36 км в Конарак и столько же обратно. Когда-то я проехалась тут на велосипеде. Теперь я так уже не могла, но мотоцикл – все равно лучше автобуса и рикши! Дорога, под шатром обнимающих её с двух сторон ветвей деревьев, шла вдоль заповедника, где на болотистых низинках бродили белые птицы, вперемежку с коровами, а я, не держась руками за широкое сиденье, порой доставала фотоаппарат, а когда и планшет, и снимала сценки нашего пути. Гопи торопился: он хотел успеть свозить меня, кроме Конарака, ещё и в Бубанешвар, город тысячи храмов. Но в целом был доволен: его туристка наконец занялась делом, и не мешал мне остановиться в паре мест, заснять большого цветастого быка-Шиванандина перед храмом Будды, и цветастый храм в стиле Бубанешварских храмов-лингамов.
Бык Нандин и храм Шивы по дороге в Конарак
Я не торопилась в Бубанешвар. Я была там когда-то, и храмов там если не тысячу, то несколько десятков стоит посмотреть. А это день как минимум, а не пару часов. На Конарак же пару часов хватит. Я попросила где-нибудь остановиться искупаться по дороге – жарко! И Гопи ждал меня на широком придорожном пляже, где компания индусов, войдя в море, просто стояла кружком и махала мне руками, пока я их фотографировала.
В Конаракский храмовый комплекс Гопи попытался провести меня за 50 рупий, выдав за индуску. Но не получилось: что-то на сей раз было во мне такое не индийское, и пришлось заплатить 500. Затем мой провожатый стал оправдывать свое имя (гопи – значит, пастушок) с точки зрения его архетипического, то есть лидерского, смысла и стал активно указывать мне, что и как следует снимать, чтобы его туристка как можно быстрее и аккуратнее провернула свое главное дело. Я особо не сопротивлялась, хотя порой отступала от привычного ему канона, ища интересные ракурсы.
24 колеса храма Солнца
Храм Солнца-Сурьи в Конараке построен в виде колесницы с 24-мя огромными колесами по всему периметру его нижней части. Выше – танцовщицы, драконы, змеи-наги, боги – я узнавала Вишну с Лакшми, и Калки-Кришну на коне, который рушит мир в конце времен. У храма-колесницы – мощные каменные кони, быки и слоны.
Солнечные кони
Солнечный лев
Но известен этот храм эротическими сценами, которые вообще-то не сразу разглядишь – надо постараться. Людей всегда привлекает самое простое.
Конаракская эротика
Слава Богу, Гопи не говорил: «One lady, two men», «One men, two ladies», как 19 лет назад достававшие тут меня молодые экскурсоводы. Мой пастушок видел, что мне вся эта эротика – постольку-поскольку. Даже и когда он предложил сфотографировать меня у водостока в виде крокодила, положив руку на голову рептилии, что вызывало энтузиазм у местных туристов, я больше сделала это для него, чем для себя.
Водосток – голова крокодила
Часа за полтора мы управились с фотографиями и залезли на разные части храма. Кроме храма Сурьи, там сохранились постаменты от храмов двух его жен: света и тени. И я даже засняла, как один немолодой уже индус фотографирует там свою дородную супругу в позе танцовщицы.
Ещё один ракурс храма-колесницы
В Бубанешвар мы уже не поехали, но на обратном пути я ещё раз искупалась в море – Гопи предложил заехать в то место, где мы были в первый раз, и я плавала в волнах до темноты. Был выходной, пляж не был пустынным, как в первый раз, и подходившие к Гопи молодые люди интересовались, кто я и что делаю. Я, конечно, не стала объяснять, что я так лечу лимфостаз и укрепляю кости, а сказала, что там, где я живу, нет океана и очень холодно. «Я-то могу там купаться,-- сказала я своему провожатому,-- а ты бы не смог».
Вернулись мы затемно, ещё заглянув на стаканчик чая к другу Гопи, чье имя переводилось как «друг». Я завела разговор о финансах, спросила, сколько стоит бензин, и попыталась вручить ему 800 рупий – столько, сколько было у меня при себе: 200 ему и 600 за бензин, хотя он столько может и не стоил. Я совала ему деньги, а он отказывался: вероятно, хотел больше, предлагая свозить меня в очередной храм матери, и к тысяче храмов Бубанешвара непосредственно перед самолетом. Я предупредила, что могу завтра переселиться в ашрам, и в этом случае его велосипед оставлю в гостинице, а он пусть меня встречает на образцовом пляже Model beach. Так вот мы и расстались. Конечно, я не оправдала его надежд на заработок, а если он даже на момент влюбился, то – давно пора! Тридцать лет, а все не женат, только кормит семью. Может, после такой истории займется своей жизнью.
Так что в целом все последствия моей экскурсии были хорошие. Кроме одного: в суете случилась неприятность: я потеряла перчатку от лимфостаза (а стоит она 8 тысяч). Я не надела её, когда ездила на мотоцикле: поскольку нагрузки на руку вроде не было, да я и купалась по дороге. И вот, не проконтролировала, где-то по дороге она пропала, тут уж не найдешь! Что я буду делать в самолете, как носить рюкзак? Теперь уж лимфостаз мне гарантирован. Я расстроилась, но супругу решила пока не говорить. Тем более, что Сияна писала, чтоб я не расстраивала папу, а то он не усматривает моего балланса между ашрамной медитацией и нашей собственной жизнью. -- Ну так он со мной не первый день знаком, чтоб не знать моей приверженности к монастырям! И вправду она всегда его расстраивала. Непонятно только, почему. Знает ведь, что я никуда не денусь. Вся моя карма в семье. И в России. А рассказ я о духовной жизни пишу. Сквозь него светит фиолетовый цвет отречения? Так это потому что мчусь по пыльной мирской дороге! Сидела бы в ашраме – спокойно занималась бы нашей интеллектуальной деятельностью. И думала бы о любви.
Хотя и тут, в этой ужасной гостинице я ночью вновь почувствовала надо мною дыхание Виташи. Так что все и так всегда целостно – и во всем есть обратная сторона медали. И мне вновь хотелось сделать что-то для семьи. В ответ пришел энергетический поток, привычно начавший укреплять манипуру, как в ашраме. Но что-то было не то, в его манере действия: готова поспорить, что Свами так вести себя не будет. А вот Виташа – он почему-то склонен опускаться до неприличностей! Он как бы откусывал кусочки от моего солнечного сплетения. Это было не больно, но как-то обидно. Вообще, если негатив свадхистаны – боль вместо наслаждения, а негатив анахаты – депрессия вместо полета, то негатив манипуры вместо ощущения своей силы проявляется в чувстве обиды. Обида – это когда ты не можешь ничего возразить.
А поскольку голодные духи обижали меня всю ночь, то с утра я встала злая. И это повлияло на дальнейшую историю.
13. ХРАМ ДЖАГАНАТХА. В РУКАХ У ПОЛИЦИИ
Вход в храм Джаганнатха
В Конараке вспомнив индуистских богов, которых я в былые годы любила не меньше, чем индийских святых, с утра я решила, вместо медитации, сделать попытку проникнуть в неприступный храм Джаганаттха. Может то, что не получилось у Гопи, выйдет у меня? и мне почти удалось. Я доехала на велосипеде и потом, в одной из подворотен, одела сари. Низенькая жещина с миноискателем только хотела удостовериться, что при мне нет мобильника, но я замешкалась с ответом, и другая полицейская уже обратилась ко мне на хинди, а поскольку выучить язык я так и не удосужилась за неимением времени, она меня грубо вытолкнула за пределы ограждения.
Я рассердилась: хотя бы уважительно обращались с иностранцами, раз не пускаете их в свои храмы! И увидела альтернативный проход: там, где индусы мыли ноги перед входом в храм, заборчик был небольшой. Я легко перескочила через него, и было уже вошла в храм, как тут меня схватила за локоть та же грубая полицейская и потащила в отделение. Пальцы у неё были, надо сказать цепкие, а объяснить, что я могу и сама пойти, не было никакой возможности. Как и забрать хотя бы свои босоножки и велосипед, которые остались у храма.
Её преданность делу усугублялась тем, что она была очевидно больна: живот неестественно выступал вперёд, и вероятно, помочь ей могла только хирургическая операция. Она дотащила меня до балкончика второго этажа, где сидело человек пять полицейских, безобразно говорящих по-английски. «Намасте», - вежливо сказала я, сложив руки в знак приветствия, и объяснила, что хотела только посетить храм. Они вежливо объяснили, что иностранцам туда вход запрещен. Я сказала, что раньше, бывало, посещала их священные храмы, одевшись в сари. «Но в этот нельзя», -- был ответ. «Хорошо. Я могу идти?»
Полицейские было отпустили меня, но тут Сародж – так звали женщину-полицейскую – стала красочно рассказывать, как я перемахнула через забор. Это было столь выразительно, что даже хинди не требовалось. И полицейские снова приступили к допросу, как мое имя, фамилия отца, название моей деревни? Ответ: Санкт-Петербург – не произвел на них ровно никакого впечатления, и они попытались записывать все это в книгу, где уже стояли какие-то фамилии. Но воспроизнести мою фамилию, начинающуюся на 4 буквы латиницы: SHCH ни индусы, ни другие иностранцы никогда не могли, поэтому я сочла за лучшее написать все это самой.
Полицейские сказали, что записывают данные, чтобы удостоверить личность, а без этого в храм Джаганаттха не пустят. Они спросили, чем я занимаюсь. «Я писатель,-- ответила я, потому что мне бумажная волокита начинала надоедать донельзя. – И я опишу, как вы с иностранцами обращаетесь!» Но может, я и зря так сказала, может, лучше было бы сказать более миролюбиво, что я философ: Ph D of Philosophy.
Потом они попросили паспорт, и отправились делать ксероксы. Тут уже – либо пан, либо пропал,- подумала я. В храм может, и не пустят, а вот визы в следующий раз лишить могут. Тогда я точно загнусь со своим здоровьем, если у меня не будет Индии. А с другой стороны, я тут, конечно, шагаю через все границы, забывая о том, что Сима по-индийски как раз и означает «граница, ограда». Для индусов, с их повышенным чувством безопасности, очень благозвучное имя. Может, мне нужен какой-нибудь Китай, чтобы вести себя более сдержанно?
Но – ведь единственное правило этой игры - поступать по закону своей души. Я так и поступила. Для любого народа ненормально держать замкнутыми свои храмы, пусть даже непосвященный в их мистерии ничего там не поймет.
Полицейские отвели меня в комнату, и велели дожидаться их начальника. Придет, мол, через 10 минут! Знаем мы их 10 минут: я дожидалась его полтора часа, тратя бесценное время моей поездки на сидение впотьмах. У меня даже слезы выступили, и тут полицейские спросили с искренним удивлением: а что вы плачете? «Да вы тут ни при чем, это мои проблемы – не выспалась»,-- ответила я. Мне, правда, дали чай, но сходить за обувью и велосипедом возможности не было – не выпускали. От нечего делать я стала беседовать с полицейской Сародж и ещё одной девушкой, которая лучше говорила по-английски, во всяком случае, её акцент я понимала, и она служила переводчиком. У Сародж были дочка и сын 10 и 11 лет, и ей действительно надо было делать операцию. Она интересовалась моими детьми. Но когда мне пришло в голову посоветовать ей облегчать свои медицинские проблемы духовной практикой, она никак не среагировала на это. До какой же степени должно было дойти мое чувство одиночества, чтобы мне приятно стало беседовать с полицейскими!
Наконец, подошел начальник, и меня отвели к нему. Он был довольно молод, и взглянув на его решительное лицо, я поняла, что в храм попаду вряд ли, а вот визы могу лишиться с большей вероятностью. Я сказала ему, что стоило бы уважительней относиться к иностранцам. «Вы же не уважаете наши обычаи?» - ответил он. Я сказала, что если бы полицейские не стали меня выталкивать за ворота, я бы не сделала второй попытки войти в храм.
Этот офицер стал звонить ещё одному начальнику: причем мою историю он еиу рассказывал с улыбкой, в то время как со мной говорил жестко.
«Вы преданная Кришны?» -- спросил он меня. Я знала, что Кришна близок Джаганнатху, так как оба они – предпоследние воплощения Вишну, а последним будет Калки-Кришна, подобный нашему Георгию Победоносцу, на коне и с мечом, который разрушит мир в конце времен. С тыльной стороны храма Джаганнатха я встречала кришнаитов, я даже пела с ними 19 лет назад. Наверное, они хотят препроводить меня туда, подумала я.
«Нет, я преданная Шри Ауробиндо», - сказала я на случай, если Свами придётся меня выручать. Начальник ещё поговорил и поулыбался по телефону, и, как я и ожидала, сказал, что в храм они меня не пустят, а должны проверить документы, и они снова стали делать ксероксы. Акцент начальника был таков, что я практически ничего не понимала из его речи.
История затягивалась, и увидев, что полицейские отксерокопировали разные мои визы, я указала нужную, но до них не доходило. Тогда я порвала ксероксы остальных: «Чтоб вы не ошиблись». Начальник накричал на меня -- я опять ничего не поняла, но тут же успокоился -- кажется дошло.
Ещё час я пыталась справляться у офицера, когда они все-таки меня отпустят, слышала в ответ: verification, а все остальное не понимала. «Зачем вы делаете такую историю из-за такой ерунды?» -- спрашивала я. Похоже, начальник начальника тоже захотел со мной встретиться, и его следовало подождать ещё 10 минут – то есть пару часов. Но мое терпение уже было на исходе, а нервы на пределе. А офицер тоже был недоволен, что я вхожу в его кабинет, несмотря на полицейских, пытающихся удержать меня за руки. Наконец, они попросили меня указать мой велосипед, и повезли на полицейской машине к гостинице, а один из полицейских ехал сзади на велосипеде. Там девушка-полицейская осмотрела мои вещи, скорее для проформы. Потому что будь у меня бомба, я вряд ли стала бы держать её в рюкзаке.
После чего они заставили меня написать бумагу следующего содержания: «Тема: возвращение велосипеда. Сер, сегодня я по ошибке пыталась зайти в храм Джаганаттха, полицейские задержали меня, взяли мой велосипед и отвезли в гостиницу, где я остановилась (Написать, что вы вещи проверили?- спросила я.- Не надо, и так понятно.- ответил офицер). Там велосипед мне вернули».
А дело было в том, что накануне четверо русских пытались заснять на видео народ у храма, и это вызвало недовольство местных жителей. «Так если русские так рвутся в индийские храмы, может, лучше было бы их открыть, для иностранцев?» - сказала я начальнику.
Полицейские сто раз мне повторили, что только исполняют свои обязанности. «Храм Джаганаттха – объект первостепенного значения с точки зрения безопасности», - сказал офицер.
И сфотографировав мой авиабилет, добавил: «Вам надо сегодня же ехать в Бубанешвар». Ну уж нет!
«Я больна и устала, - ответила я. – Поэтому я сейчас поеду на море, - я сделала жест, что плаваю в море, для убедительности. - А потом у меня договоренность в Миссии Рамакришны. Я уже должна быть там. Так что в Бубанешвар я поеду завтра».
«Вы только у храма Джаганаттха не появляйтесь,- попросил начальник.- А то мало ли, местные жители…»
«Неужели могут напасть?»
«Кто их знает? Наша задача – охранять иностранцев».
Ничего себе охрана!
14. МИССИЯ РАМАКРИШНЫ
Ашрам Миссии Рамакришны
И вот я снова плаваю в волнах, огорчаясь, что устала и не отдохнула, – и, как ребенок, радуясь приключению. Но надо торопиться – сказали, настоятель будет в 10, а уже 12-й час. Вдобавок, я не сразу нашла нужный поворот к Миссии Рамакришны – снова пришлось спрашивать дорогу, и проезжий проводил меня туда на мотоцикле.
«Я подходила вчера», - сказала я. «Я дам вам accomodation -- сказал настоятель, взглянув на меня, и я поняла, что ему уже про меня доложили.— Вы на сколько дней хотите остановиться?» «У меня остался только один день»,-- сказала я, и думаю, что даже где-то разочаровала его. «Вам мой паспорт нужен?» «Тут не полиция» - ответил он. Для меня это отчасти прозвучало намеком на утреннюю историю. Даже имени не спросил! Правда, тоже спросил, сколько мне лет.
Да, в ашрамной жизни другие отношения. Люди видят человека как он есть, а не по паспорту. И я почувствовала себя дома. Попади я сюда сразу, можно было остаться, не смущаясь - и не мучаясь эти три дня, и даже не заезжать в Ауровэллей. Уж Свами постарался, чтобы мне становилось как нельзя лучше теперь именно в ашрамах, а не где-то ещё.
А может, и Виташа: сговорились, черти! Знают ведь, что мой путь – не ашрам, а мирская игра! Кто бы знал, как я её ненавижу! И мне казалось, что это уже было: была эта игра, мирского и духовного: свамина, виташина и моя. А может, просто виташина и моя. А может, только моя…
«Пообедаете с нами?» -- спросил настоятель. «Можно»,- согласилась я.
«Вы сейчас поезжайте за вещами… Вы далеко остановились?» «Да, мне пару часов переселяться». «Тогда подождите до 12-ти, а пообедайте, а потом поезжайте за вещами» - среагировал он с той же быстротой реакции, каковая была присуща и Свами Брахмдеву.
И я до 12-ти помедитировала в храме, а потом перекусила некоторым количеством блюд из овощей и риса: силы после утренней истории нужны, мне ещё с хозяевами гостиницы разбираться! После ашрамного обеда меня малость зашатало, все же последний раз я перекусывала чем-то твердым с буддийской компанией в поезде. Но поскольку под рукой был велосипед, я с легкостью добралась до моря, и там, покачиваясь на волнах и приходя в себя от обеда, старалась, что мне было хорошо на море! Так же радостно, как на медитации в ашраме,- выбрасывая себя из внутреннего процесса в океанические волны, открывая им my psychic being – мягкие цепкие щупальца моей живой души.
Я долго лежала, наслаждаясь потоками солнца. Зато потом быстро, кое-как покидала вещи в рюкзак, расплатилась без задержек – кому хочется иметь дело с полицией? -- и словила рикшу, а то хозяин предлагал подождать 10 минут – знаем мы ваши 10 минут!
Я с удовольствием расположилась в чистой и прохладной комнате, с пологом от комаров, и ощутила полное блаженство! До киртана оставалось время, и я съездила ещё купаться на образцовый пляж Model beach, уже на рикше. Чтоб заплатить рикше, мне пришлось разменять деньги в образцовой гостинице, с зеленью, статуями, рестораном и т.п. Вот так живут белые люди! -- подумала я. А нам с Виташей до их благосостояния, как до Луны…
Комната в миссии Рамакришны
Киртан, мощный, был в шесть. Пели подростки, которые здесь учились, завернутые в белые индийские покрывала. Я ещё осталась до половины восьмого, потом подошла к кухне, и увидела, что все закрыто,– похоже, здесь начинается то самое! Я сказала мальчику на кухне, что перекусила бы. «Риса, молока?» «Молока»,-- сказала я. Мальчик пошел спросить, а я пока медитировала. Мне открыли столовую и дали ужин. На самом же деле, ужин был не в 19, а в 9 p.m., я сходу не поняла. Так что на медитацию 3 часа отводится, что, конечно, лучше, чем час в Ауровэлли. Но хорошо, что я раньше поужинала – после пережитых приключений в 9 я уже спала.
Я прекрасно выспалась – никаких тебе голодных духов по ночам! Которые в ашрамы не допускаются, как и все прочие лишние там существа. И в 2 ночи проснулась, помылась и как следует уложила вещи.
Проснулась я собственно потому, что будили. Колокол ночью звонил каждый час. Такая ночь с пробуждениями – вероятно, хороша для молитвы или для медитации. Или это дарит более легкий сон, лишая его тяжести. Дома это сложно представить, но я давно так не высыпалась.
Утренняя медитация была в 5, звон разбудил в половине. Снова пели мальчики в белом, а потом монахи в оранжевом. А я чувствовала за спиной разворачивающиеся крылышки – работали железы в плечах, облегчая прямоту спины. Но когда давление энергии усилилось, пошли очищающие процессы – все же накануне съела и обед и ужин. Пищевод должен быть пустой, чтобы давление энергия вызывало полёт – как в фильме "Цирк", лишний тортик мешает эквилибристике. Но мне почему-то не хотелось никаких дополнительных откровений. Поэтому я сменила остатки медитации на завтрак и поехала на рикше последний раз искупаться в океанических волнах. Больше я не увижу эту голубую блестящую ткань, с красно-сине-фиолетовыми переливами, которые так радовали меня на закате. Я загорала до тех пор, пока часы на руке одного массажистов, в изобилии ходивших по пляжу и устремлявшихся ко мне, с радостью увидеть белую леди, не показали начало службы. Тут я быстренько отправила массажистов: No time! Окунулась и вернулась в храм, даже не оглянувшись на океанические волны.
Я медитировала полтора часа, и вдруг стала ощущать на губах привкус виташиного поцелуя. Он явно долго и медленно концентрировался на том, чтоб послать мне такой привет, но мне как-то это было неудобно в общественном месте, и потом меня больше интересовало появляющееся ощущение белых перышек за моей спиной. Ну зачем ты поишь меня своими поцелуями, как ты делал когда-то давно? Мне ничего от тебя не надо, я могу и воды выпить, но не хочется же. А ты меня такой и так устраиваешь, только бы не был груб и не кричал, и руки не распускал. Только бы был рядом, и вовсе не обязательно посылать меня в эти жуткие игры, от которых мне больно и весело! Мне нужно просто, чтобы твоя молодость вернулась к тебе, как ко мне на момент вернулась моя. Я протянула руки к образам Рамакришны, Вивекананды и Ма Сарады Деви, и попросила их, чтобы мы отправились за границу в путешествие вместе – сюда, например, в Пури на море.
Что лучше: верблюд или велосипед?
Стрелки часов подошли к 12-ти, я подошла вернуть ключи к настоятелю, поблагодарила и спросила: «А если я захочу ещё приехать на подольше, с мужем, например, надо бронировать заранее?» «Просто пришлите email», - сказал он.
Я донесла рюкзак до рикши, но он, по обыкновению, отвез меня не на вокзал, а к стоянке такси – прямиком до аэропорта за 300 рупий. Было жарко, мимо неслись пыльные мотоциклы. В конце улицы возвышался недоступный храм Джагагаттха, к которому полицейские запретили мне даже приближаться. И я подозвала этого мальчика отнести вещи в такси с кондиционером. Х-ноль не в нашу с Виташей пользу. Я предпочитаю комфорт, а не экономию ста, или даже 150 рупий. Я хочу останавливаться в нормальных гостиницах, а не в такой душегубке, как в Пури. Ну и йоге в ашрамах учиться, а не на наш русский лад.
Аэропорт мне понравился – маленький и чистый, для белых людей. На стене большое панно – рисунки археологических находок. Такие древние раскопки в Индии есть в Бхопале: никак туда не доберусь, может, в следующий раз? В самолете, где мне полагалось питание, я решила попробовать, что предложат – к сожалению, все в баночках и невкусно. И вновь я стала ощущать на губах поцелуи Виташи: решительно, он стремился заменить ими еду!
Под самолетом были горы – но невысокие, неинтересные – куда до них Гималаям! Потом он летел чуть выше облаков, словно плыл по сизым волнам океана. Потом наступили сумерки, и он стал снижаться на блестящие бусинки, сверкающие ожерелья и ёлочные игрушки городков, пока не показалась необъятная Индрапраттха пандавов – Дели.
Слайд-фильм Пури и храм Солнца в Конараке:
https://yadi.sk/i/d-sQzkPvyd_MzA
15. И СНОВА АУРОВЕЛЛЭЙ
Влюбленные на Коннат Плейс в Дели
И тут, садясь на автобус из местного аэропорта до метро, я почувствовала удар –словно наша связь оборвалась. Надо было срочно что-то делать, а планшет вырубился, как назло. Я в тревоге зашла в инженерную службу метро, зарядила там мобильник и послала домой СМС, что не надо так перенапрягаться. А потом, уже на вокзале, подключилась к Интернету и срочно поставила в ФБ фото любовных сцен Конарака, надеясь, что этого хватит для восстановления нашей невидимой и неощущаемой любви.
С утра я все ещё переживала, даже в ашраме, беря у Свами ключи. Отчего-то хотелось рыдать, и Свами даже ничего тут не усиливал. Но потом я подумала: да как же может прерваться наша связь, если Виташа во всех поездках внутренне со мной? Тем более, если связь – общечеловеческая, на глубинном уровне anima mundi – мировой души? Она есть всегда, чувствую я её или нет. И развеселилась. Почему так боюсь его потерять? Почему эта иллюзия – самая страшная из моих ментальных пыток? И снова позвала Виташу – волной любви. Виташа прислал e-mail, чтобы я меньше медитировала на тему наших отношений, а больше о здоровье – все-таки я ради этого сюда приехала.
В ашраме все мне были рады, знакомые и незнакомые. Душе был особенно приятен неожиданный жест удивления, что я опять с ними. Первый – от бельгийки Гретхен. Американка Арчан обняла меня, словно только этого и ждала, а швейцарка Намра более рационально спросила, как мне Пури. Я в двух словах рассказала об ашрамах Рамакришны и Йогананды. Потом то же повторила француженке Натали, спросив её, а они с супругом куда-нибудь путешествовали?
«Я не хочу говорить о путешествиях,– отвечала Натали. – Предпочитаю Ауровеллэй.»
«Да, я вас понимаю,– сказала я.-- Я устала в дороге. Потеряла много энергии».
«Вы потеряли radiance – сияние, излучение» – сказала она. Я взглянула на себя в зеркало – это была несомненная правда. Выглядела я ужасно. Даже если не считать комариных укусов на лице, намека на красоту, о которой женщины говорили мне при отъезде, не было и следа. Я сама не обратила на это внимание – но может, оттого мне так хотелось рыдать...
Закат из ашрама
Вероятно, это входило в правила игры, – подумала я. Сияние – персидское понятие фарна – тоже, оказывается, можно дать и отнять. В конце-концов, образ Свами и ашрамной жизни мне сейчас несомненно интересней, чем объятия Виташи. Если вдруг силы порядка, как я когда-то их назвала, решили показать, что бывает за это в назидание другим, играя свой давний миф об измене, то это хороший повод. И это не повод переживать.
Кроме того, внутренние поводыри моей души (как в песне времен перестройки: "иду в поход – два ангела вперёд: один душу спасает, другой тело бережет") откровенно настроили меня так, чтобы я предпочла материальное благосостояние дальнейшим экспериментам над своим измученным телом. Не то, чтобы я не могла им противостоять, но – не хотела: хватит с меня аскетизма! Мне нужен достойный материальный уровень моего существования, на старости лет! А выбирать материальное в духовных играх России – тут у нас с супругом обнаружится полное расхождение. Он считает меня неспособной на такое. И когда-то давно это было, быть может, чревато последствиями, если вспомнить "Сталкера"? С советской точки зрения, это может быть расценено как предательство по отношению к себе самой – ведь на самом деле, мне никогда наш материальный уровень был не важен, я могу продолжать аскетически укреплять свое тело, и в игре сознания, и за её пределами – гимнастикой и бассейном. И я могу продолжать наше с Виташей привычное существование на минимуме. Но – не хочу: в таком возрасте это уже неправильно – неэкологично. И если духи захотели, чтобы я пустила игру нашего дня под откос,– туда ей и дорога. Пришло, значит, время радикально менять её сценарии.
А ещё – я смутно помнила, как аура общечеловеческой святости, божественной славы, духовной энергии и коллективной связанности улетает с головы – чтобы разбиться на осколки разнообразных игр других людей, которые подхватывают её, приближая к своим потребностям. И это не больно. Только мне не нравилось, что на этот раз это произошло так незаметно, что я ничего не проконтролировала, кроме мысли о том, что в любой ситуации надо несколько больше считаться с тем, кого люблю. Немного утешали 48 лайков на домашнем фото нашей белоснежной кошки с её беленьким двухмесячным сынком и подпись: снежная белизна!
Впрочем, скорее всего, все дело было в бессоннице. Ночной поезд в Харидвар опоздал лишь на два часа, и приехал в шесть, но я с четырех уже не спала, и на полчаса отключилась на подушках в библиотеке сразу после сатсанга – все же судьба была мне здесь поспать!
Правда, на ж.д. вокзале сил у меня было достаточно, никто ничего уже не подсказывал, и потому до Райвалы я села на автобус за 20 рупий, не обращая никакого внимания на рикш, которые предлагали ехать за 300. А в Райвале до Ауровэллея мне попался попутчик, и мы взяли рикшу на двоих. Этот молодой человек даже предложил сначала довезти меня до ашрама, а потом ехать к себе домой. Его семья жила тут, в деревне, а он работал в Дели инженером. Старшая сестра уже окончила университет и была помолвлена, а младшая изучала микробиологию и пока замуж не торопилась: сначала надо учиться. Я была рада, что индусы разделяют такой образ мысли, присущий и мне, как матери.
А ещё он сказал: вот, иностранцы приезжают в Индию искать духовности, а индусы забывают свои собственные традиции. Мне запомнились его слова, потому что, к сожалению, я увидела их правоту в своей поездке. В Индии столь же мало духовных людей, как и везде, потому не процветают ашрамы Шри Юктешвара и Йогананды. Потому храм Джаганнатха, несмотря на всю его святость, культивирует мракобесие местных жителей. Потому Свами Брахмдев едет в Лондон, а россияне путешествуют в Пури, снимать видео об Индии в реальных условиях.
На сатсанге я спросила Свами – в дороге я взаимодействовала с двумя людьми – полицейской Сародж, которая меня задержала и которой надо делать операцию на желудке, а она работает, обеспечивая семью, – и мальчиком Гопи, который возил меня на мотоцикле и которому давно пора жениться, а он небось хочет сперва выдать замуж сестер. Как помолиться за них, чтоб мои молитвы дошли? ведь я от рождения атеист. Свами тут ответил, что мы помогаем, когда сами того не ведаем, а Бог лучше нас знает, что кому надо. Нам же надо думать, как самим стать лучше, этим мы окажем окружающим максимальную помощь. Бог-то, конечно, знает, подумала я. Может, потому он меня этим двум людям и послал. И все же помолилась за них – как смогла, может, само мое необычное состояние даст результат.
На сатсанге вновь возник вопрос о воле – реализационной власти. Задала его не я, но Свами отвечал как будто и мне тоже. Что воля – это наше служение духовному, у нас у каждого есть своя задача (он даже сказал: миссия), и исполняя её, мы и проявляем волю.
Эти слова на момент убаюкали меня: вот, мир давал мне исполнить свои юношеские пожелания! Миссию восстановления духовной красоты супружеских отношений, задачу пробуждения мира для братства людей. При автономном правлении каждого, когда каждый – свободный правитель в своем царстве этого огромного мира. Чтобы окончательно забыть ужасы христианства и сменить древний религиозный патриархальный сценарий: когда жена да убоится мужа, а муж – своего общечеловеческого резонанса, древнего коллективного разума, Бога, на сценарий равенства, на понимание той силы творения, которую дают совет да любовь. Если Виташа мог обнимать меня на расстоянии, может и другим так захочется? Вертеть колеса солнечной колесницы, наблюдая эротические сцены храма Сурьи в Конараке? А не менять любимых, как перчатки? (И я вспомнила о своей ортопедической перчатке, потерянной в Конараке.)
– А может, совсем изменить сценарий, когда важны прежде всего взаимоотношения, на победу над болезнями и смертью: или хотя бы точку приложения энергии, как получилось у меня: свадхистану поменять на манипуру, коль скоро касание второй чакры может рушить семью как социальный институт. Уважительному отношению к людям это тоже будет способствовать. И не будут путаться под ногами те, кто жаждет только развлекаться, а не готов принести жизнь на алтарь бессмертия. Те, кто имеет иллюзию, что их бытовые действия что-то меняют в мире, если они придают им другой смысл. Попадая в резонанс с жизнью, они в лучшем случае создают условия своего комфортного существования. Старым же людям, сражающимся с болезнями, нужна бы вот такая игра в бессмертие, дающая им духовную энергию, чтобы достойно жить и спокойно умереть. Так что лозунг, если он кому-то нужен – заменить жизненную игру демонстрации любви на сценарий манифестации бессмертия.
Хотя, конечно, мне и любви хватит, да и нет у меня никакой миссии, а этот сценарий: между любовью и духовностью – сам сложился у нас с Виташей, когда мы только начинали жить вместе. В первый раз он сам пожелал, чтобы я напечатала – тогда ещё на пишущей машинке – то, что я написала. И это вошло в плохую привычку – писать путевые заметки.
Ночью я почти не спала – медитировала, но встала не очень отдохнувшей. Думала, не пойти ли ночью в храм – я вчера там задержалась, и у меня оставались ключи. Но мне опять было неудобно – ещё усну в общественном месте, и я подошла обычно, к шести. Свечка перед ликами Шри Ауробиндо и матери Мирры не зажигалась, индус, который вел асаны, принес другую. Я пыталась восстановить силы на коллективной медитации, но чувствовала себя опустошенной, несмотря на концентрацию, которую давал мне Свами. И не мучая больше ни себя, ни других, я прибегла к простому средству – пошла завтракать.
В небе Сатурн соединялся с Солнцем, намекая на завершенность процесса. Я поблагодарила Свами и сказала, что действительно насладилась пребыванием в ашраме и никуда бы не уехала, но моя семья хотела, чтоб я попутешествовала, и я постаралась доказать им и себе, что я могу – могу, как в юности! Но на самом деле я уже не могла, и лучше оставаться в безопасности ашрама, в таком состоянии. А так я потеряла энергию, а теперь вновь прошу его помочь мне восстановиться. – Я короче это сказала, ему сложно что-либо долго говорить, потому что голова рядом с ним сразу становится пустой, как вымытой изнутри: все мысли пропадают, и создавать их заново – насилие. Свами, по своему обыкновению, ничего не ответил. Только спросил: куда я теперь? И я ответила: домой!
Не зная, что ещё сделать, чтобы энергия прибавлялась побыстрей, я легла загорать на крышу своего ашрамного дома. Похоже, и Свами не мог меня так сразу восстановить, выглядя рядом с мной немного погашенным. Зато какая мощная энергетика вела игру жизни на лице красавицы Натали и её супруга, игравших на тампуре! С каждым днем они пели индийские песнопения все вдохновенней: она прямо-таки искрилась любовью, и я попела с ними, ловя её волну.
Как обычно, я хотела из ашрама подарка на прощанье, но мое обессиленное состояние было совсем не пригодно ни для каких внутренних опытов: душа отказывалась что-либо воспринимать. И в ответ на мои мысли Свами спел киртан: Ом намо Нараяна. Я старалась подхватывать как можно веселее, чтоб продемонстрировать, унести из ашрама и донести до дома весь его позитив. После медитации в туалетной комнате зала для асан я нашла свои первые ключи. Наверное, кто-то нашел и положил, пока меня не было в ашраме. И это ассоциировалось у меня с мыслью, что в случае чего у меня есть ещё одно убежище – фитнес-клуб с бассейном, где я осенью стала каждый день заниматься аквааэробикой, йогой и танцами, чтобы привести себя в приемлемую форму после поступления Сияны в аспирантуру на фоне последствий химиотерапии.
Рикша доставил меня в Харидвар за полтора часа до поезда, в аэропорт я тоже доехала заранее. Описывать приключения особо не хотелось – у них не было достойного конца. Да, если сравнивать нашу экономию и жесткий домашний контроль, дела, за которые приходится биться в стенку лбом, и все равно они не идут!- с комфортной жизнью у Свами, когда ты следуешь свободным движениям своей души, а мир открывается тебе навстречу и исполняет твои желания, сравнение будет не в нашу пользу.
Зачем мне объятия за три моря, коли дома их нет? За этим стоит обида – не на эксперименты, я готова потерпеть ради супруга, а на обыденную жизнь. На то, что он не только не поддержал мое стремление вылечить рак, не разрушая тело официальной медициной, но оказал этому сопротивление, которое у меня не было духа преодолеть. И за этой обидой стоит моя любовь, как у всякой женщины. Да, только от бессознательности – не включенности власти Матери, Природы-Пракрити, consciousness, о котором говорит Свами, игра жизни приносит страдания. Забыться и заснуть! это честнее, чем прокручивать в мозгу забытые истории, которые все равно уже не вспомнить.
На какой-то момент в мое сердце постучалось раскаяние. Я впустила в душу эту эмоцию, и на момент стало легче. Когда-то за этим последовала любовь, превосходящая все наши прежние чувства. Может, Свами подсказывал? Это ведь его мягкая манера, не виташина. И он знает, где какую кнопку нажать. Но – в чем мне каяться? В том, что я привыкла жить на пределе сил, и даже в комфорте ашрама не смогла оставить эту привычку? В том, что в поездке не было сил мыслить – и я не держала наш ленинградский уровень сознания? Мне не нужен суррогат любви, сколь бы приятные ощущения он не давал. Мне нужен реальный покой в моем доме, и чтобы дети не приносили проблем...
Позитив вернулся не сразу. Свами сказал: с тобой ничего не случится, но случилось. Свами за два дня не удалось привести меня в форму, теперь уже и Виташа посмотрит на дело своих рук. Хоть домой не возвращайся! Может, к маме поехать, пока душа не успокоится? Донести ей кусочек ашрамного тепла?
Я написала СМС Виташе, что возможно, так и поступлю. От него пришел ответ в виде очередной иллюзии, что он просто строит мост – между нами. Между любовью и духовностью. В общем, обычный бред по поводу мировой игры, который меня несколько развеселил. Вроде и к маме ехать не нужно.
Пища для ума хорошо останавливает бессмысленные страдания неизвестного происхождения, как эта боль разлуки с божественным и отчаяние возврата ума в обычное, ограниченное, земное состояние. Возвращаться надо плавно: «Я хочу взлететь до неба, чтоб, спускаясь, не разбиться» - строчка из моего стиха. И вправду надо научиться трансформировать страдание в радость, а боль в экстаз, как это делала мать Мирра. Работать с энергетикой с таким поворотом ума, где все приятно. Не нужно действия от противного – героизма: пусть мне будет больно, чтобы другим было хорошо, так ведь долго не протянешь. И в этом йог дает мне, современной интеллектуалке, и моему творческому супругу сто очков вперед. Поэтому, в нашем соперничестве я рада отдать победу ему, даже и по древней модели измены.
Свами на сатсанге вспоминал Махабхарату: родственники вынуждены сражаться друг с другом, Арджуна не хочет убивать своего деда, учителя и братьев, а Кришна говорит: убивай! смотри, они же мертвы! Но он недаром настаивал на этот раз, что он не гуру. Он человек, и тоже переворачивал сознание, так и признавался: «Если божественное крушит нас, это хорошо! Это только и есть трансформация, её завершающий этап! А то думает человек , что он гуру… До чего же ограничен человеческий ум!» В общем, все люди мастера создавать друг другу иллюзии. И мне было удивительно наблюдать, с какой потрясающей скоростью этот безличный человек, с пустотой ума, от которой все отражалось, как от зеркала, коснувшись нашего ленинградского мира, переживает собственные трансформации.
Впрочем, Свами Брахмдев играл как совершенное мое отражение – даже более совершенное, чем Виташа. Хотя религиозная духовность – лишь аналог любви: в ней есть полнота всего и нет творения. Но когда человек играет искренне, по велению души, нет интеллектуального зазора между его ролью и его жизнью, за который можно было бы ухватиться, чтобы уличить его во лжи.
Поскольку я на сатсанге упомянула о Рамакришне, Свами рассказал, что у Рамакишны тоже была Мать, которой он поклонялся, но он сказать ей: уходи! (В поэтическом изложении Ромена Роллана: он разбил её облик на тысячу кусков, чтоб полюбить мир.) В общем, волею судьбы познакомились мы поближе. Ох, наверное, не просто так!... Возможно, нужна внутренняя Махабхарата, чтобы в мире был мир. Я верю, что битва любви заменит военные сражения. Я когда-то писала об этом.
На последнем сатсанге я тоже разговорилась, и захотелось уже, от пустоты ума и обтекаемого позитива, подойти к реальным проблемам. Арчан вспоминала, сколь религиозен был её отец, и я вспомнила моего. И когда Свами в конце всех поблагодарил за беседу, и все поблагодарили его, я сказала: «Это мой последний сатсанг, поэтому спрошу ещё, я когда-то уже спрашивала. Мой отец тоже был из очень религиозной евангелистской семьи, альтруистичный и действительно хороший человек, как все говорили на его похоронах, а умер он от рака в беспамятстве от наркотиков. (Он даже стал сочинять автобиографию под конец, интересную, - но не дописал. Почерк становился все хуже, сил было все меньше, и он задумался: зачем я все это пишу? Кому это надо? То есть: зачем нужна прожитая жизнь, кому интересна личность умирающего?) И как это расценивать: как особую милость Бога?» – Или как мою вину? – последнего я не сказала, но по логике вещей, мой рак мог быть внутренне санкционирован болезнью отца и столкновением с официозом медицины, коль эта проблема меня беспокоила.
Свами часто говорил, в стиле позитивного мышления, что когда с нами что-то случается, это проявление божественной заботы. Но он не поддался на мою очередную провокацию, отвечая только по делу – по потребности моей души: «Наши мертвые всегда с нами» -- и создавая ощущение этого.
Я продолжала вести себя со Свами как с гуру и подошла напоследок насчет здоровья: с правой рукой по-прежнему проблемы, а перчатку от лимфостаза я потеряла – но было даже как-то неудобно. Приезжаю насчет здоровья, а душа устремляется в духовные процессы, совершенно забывая о теле. “С тобой ничего не случится,– сказал Свами.—Ты очень сильный человек". Действительно, с рукой в самолете было все хорошо, даже и без предохранительной перчатки.
И все-таки случилось – хотя бы как собственный выбор дальнейшего пути. Неведомый выбор – пусть и будет неведомым! А то как подумаешь, что в прошлый раз судьба подгадала рак – вместо моих неизданных книг и непрочитанных лекций, чтобы осуществить с лучшей вероятностью сценарий моей жизни, волосы дыбом. Мой сценарий. Наш. Общечеловеческий. Сценарий трансформации разума и его победы над смертью. Хотя – тело-то должно быть выносливым, чтобы что-то такое осуществлять с полным удовольствием, потому последствия онкологического лечения тут только мешают. И если сегодня осуществляется сценарий, задуманный несколько лет назад, когда я была сильна и здорова, то рак служит лишь тому, чтобы пустить игру под откос.
И вот теперь – где мое убежище? В одиночестве, которая дает медитацию духовного пути? Мне будет довольно того, что гвоздь?... "остался после плаща"? Я и вправду получила в распоряжение своего ума энергию медитации? – и вдруг оказалась владычицей морскою, вопреки сказке о рыбаке и рыбке? ненароком достигла освобождения, и сделала любовь делом добровольным? Хоть домой не возвращайся! Или все же дома, среди родных, согреваемых теплом моего внутреннего ашрама?
23.12.2017
P.S. ГОВОРЯ О РЕЗУЛЬТАТЕ…
Декабрь – золотая осень в Гималаях (в ашраме)
Виташа, красивый и очень похожий на меня в первые две секунды нашей встречи, далее пробовал было скрывать свою любовь, весело заявив в ответ на мои объятия: "Уходи от меня, черная такая!" – и заземляя тонкость чувства в обычные проблемы. Удостоверившись в высотах нашего сознания, как только я села с ним в Интернет и сказала, что громовой знак бога дождя имеет шестилучевую форму, потому что такова структура воды – что показывают снежники, супруг сразу же послал меня по медицинским делам. Но мне от его холодности – и грусти, что всю свою нежную энергию в этом официозе тут ж и потеряю, – стало так больно, что я выступила против метода решать проблемы от противного и брать на себя негатив черствости отношений, который вызывает рациональный подход. В первом же официальном заведении я написала супругу об этом СМС, и тело тут же начало разламываться, а энергия утекать – видно, так действовал наш прямой контакт. Но Виташа встретил меня в более мягком состоянии. Даже решил на Рождество увидеть снежнику в Вифлеемской звезде. Но все же внутренне оставлял меня в одиночестве. Одиночество – это любовь, которая не может прорваться наружу. Видимо, срабатывал миф, Орфей не должен оглядываться на Эвридику, если желает вывести её из Аида. А если не из царства смерти? Или если не желает?
Почему семья столь консервативна, что почти не допускает игр? Может, потому, что в семье надо сразу жить так, как хочется? Семья – оставшийся городским жителям кусочек природы, и экологичный метод жизни – путь наименьшего сопротивления. Заловить и удержать душу можно, лишь если создать ей все условия – иначе она прячется. Боль может выдать её, но привычка к страданию выключает жизненные процессы. Нужна мягкая ситуация, чтоб душа могла жить в условиях изменения сознания.
Сияна тут сказала, что ей понравилось теплое, мягкое красно-желто-оранжевое покрывало, которое я привезла из Индии – по цветам оно напоминает ей папу, хотя сам он от покупок никогда не в восторге из-за скупого Сатурна в 2-м доме собственности. Может, и с детьми удастся решить проблемы обычным способом, а не при помощи духовных чудес?
Через дочку обратилась к моей душе интеллектуальная интуиция, и душа ей ответила – как впервые! Неужели, наконец, это произошло? Мне подарили сокровище моей души, и она будет жива? И будет жив мир вокруг нее, связанный глубинной связью, открывающей высоты разума?
Это ощущение души – её радость – я ощутила, когда направилась в онкоцентр на новогоднее мероприятие с подарками. На встречу клуба «Рак лечится» – его организатор тоже написала книгу про свои медицинские приключения, и мы иногда общались. К подаркам я, правда, не успела: задержалась в пробках, и Вероника подарила мне лишь оставшийся фруктовый гель для душа. Да и директора онкоцентра, с которым я хотела ненавязчиво пересечься, не было. Зато по дороге я нашла в пакете три апельсина и на обратном пути съела их, размышляя о сказке, где апельсины – лишь повод для приключения. Похоже, с раком и вправду покончено – раз я ощущаю онкоцентр местом моей силы. Подтверждая мысль: «что нас не убивает, то делает нас сильнее» – которая мне, честно говоря, никогда не нравилась.
Когда центр – не ум, а душа, видение мира меняется. И оно-таки перевернулось, со всей очевидностью утверждая, что мои дети уже живут в его будущем, которое должно стать и моим настоящим,-- в мире, где уже реализовано то, чего бы я хотела. В этом перевороте ум служит только инструментом осуществления желаемого, занимая должное ему служебное место, по отношению к жизни. Это даже и не переворот, просто сила веры в то, чего хочется и нужно достичь, что для сознания является большей, более истинной реальностью, становится убедительнее того, что привычно существует. Может, это и есть уровень разума по отношению к рассудку, уровень свободы личности, если вспомнить классическую философию Канта. Виташа и раньше помогал достичь мне такого видения. Может, удастся его сохранить на этот раз?
Мыслить – целостно – самая большая радость человека, мыслить всем сердцем, когда все вокруг обретает смысл, согласно его желаниям. Я вспомнила, как это бывает, когда пошла на массаж руки, разрабатывать палец, где порвалась связка накануне поездки – я путешествовала с фиксатором, что создавало дополнительные препятствия в моей безумной поездке. Плакат минздрава говорил, что цивилизованное общество не обходится без прикосновений массажа, и что он должен исполняться в расслабленном состоянии и быть приятен. А я думала о медитационных процессах и потоке Ауробиндо, который призвал Кришну никогда не покидать йогов: об энергии, которую я хотела всегда иметь в своем распоряжении для здоровья. О процессах, которые играли мною в Индии и которые так здорово подходят для целительства! Что было бы не вредно их распространить – хоть на весь мир! Хотя если даже только на мое тело, я тоже согласна, потому что без поддержки я не умею так медитировать, чтобы телесные проблемы проходили сами собой.
Человека удовлетворяет процесс мышления как таковой – однако это не очень хорошо. Весело видеть жизнь и смерть – только игрой мировой иллюзии. Радостно, что все произошло и ничего делать не надо: только мыслить. Потому так важна реализационная власть. Разум светит со всех лиц, а мы немеем перед ним, часто не решаясь проявить свою волю. И так будет до тех пор, пока – творческое меньшинство, по Тойнби, не получит поддержку пассивного большинства – и видение мира не перевернется окончательно, чтобы сделать явной свободу человека и навлекаемую им на себя судьбу. Тогда и наша астрология, может, станет более востребованной грамотными людьми и соответственно более адекватной.
Что отделяет от реальности мое видение, что больные люди добровольно трансформируют свое тело, с легкостью и без особых страданий, ибо им помогает духовный поток? Вероятно, мое неумение находится в этом потоке постоянно. Так механизм воли повергает меня вниз, в обыденность.
А что тянет вверх? Желание счастья – частицы общечеловеческой судьбы. А может, отчасти, зависть? – Видение того, что иные люди живут всю жизнь в этом состоянии разума: евреи по субботам, а христиане по воскресеньям. Но на самом деле, они в этом счастье могут навлекать на себя больше болезней и неприятностей, так что завидовать нечему. Неуместно сравнивать, приятно ощутить пустотность своей судьбы. В этой пустоте ума – готовность воли к неведомому завтра. Развитие умения быстро включать и выключать маяк разума. Как этого делал фонарщик в «Маленьком Принце», на планетке, которая вертелась все быстрее: «Доброе утро! Добрый вечер!»
Три дня моей социальной жизни после поездки, которая замкнулась в посещение медучреждений (я хотела расправиться со всевозможными бумажками и анализами как можно быстрей), вновь проявляла себя мировая синхронистичность, если использовать термин Юнга. Слова людей в автобусе, решающих свои проблемы, демонстрировали резонанс с моим собственным состоянием. Песни резонировали моим мыслям. Это было, в молодости, но тогда это было страшно и весело, сейчас обычно и печально. И за эти три дня социальные резонансы мне надоели. Да, телевизор, интернет тоже показывают ритм времени, в котором движется душа, и все это помогает ей уснуть, хотя порой и будит, в зависимости от состояния. Это тоже способ жить в том мире, где все уже осуществилось. Но это гасит волю к действию, а в затылке, а потом и во всем теле, появляется чувство тяжести, напоминающее мне обо сне, когда возникал образ расстрела: ведь личность не должна растворяться в мировом океане сознания – и видно, следят за этим силы порядка, как я их когда-то называла! Да и мне самой не нравится эта тяжесть погрязания в коллективную банальность.
Хотя в полном диалектики мире, чтобы душа не растворялась, можно потренироваться её растворять. И можно терять оболочки разума, чтобы он проступил в своем более чистом виде, обнаруживая прозрачность мира. Это, наверное, и есть наша актуальная духовная деятельность настоящего момента времени. Хотя перевернутая поза вниз головой на тренажерах фитнес-клуба выполняется просто для растягивания позвоночника – а если это воспринять символически – чтобы энергия лучше циркулировала, для истинных просветлений.
Может, вправду воплотилось то, чего я хотела? – подумала я, на четвертый день зайдя на философский семинар с Сияной: "Как звучит поэт и как звучит философ?" – где народу откликнулись стихи юной философини и поэтессы Аллы Горбуновой с большой черной косой, интересно заплетенной как раз к данному семинару: мир, отвоеванный у тьмы, разум, выкупленный столь дорогой ценой, Бог, выкупленный у Бога, он уходит… И образ поэта Александра Гридинина о пьянице, который клянет свою жизнь, видя себя единственным оставшемся в живых неандертальцем, бессильным перед нашествием кроманьонцев.
И идея, что отягощенность препятствует и миссии поэта, и миссии философа. Да, они живут в сфере шиллеровской игры, в сфере должного, а не сущего Юма, в сфере свободы, отделенной от мира природы по Канту, в небесах трансцендентальной субстанции, которая вроде бы – не влияет ни на один атом в мире, как считал Александр Секацкий. И вот – мир предстает сферой экспериментов и погрязает в удовлетворенности тем, что уже есть, ища новые смыслы слов для уже существующего будущего, забывая осуществить это перспективы этого будущего своей волей.
Сияна думала при этом о том, насколько больнО и насколько здорОво сейчас её философское окружение. А я о том, что поэзия облачает – в облако иллюзии, формируя идеальные образы эстетических категорий прекрасного и возвышенного. Философия же разоблачает, снимая с истины одежды. И во-площ-ает – делает рационально плоской объемность высокой мысли – хоть и не родственны, а только созвучны эти слова. Она фиксирует след мысли, до бесконечной его воспроизводимости. Эта воспроизводимость – принцип материального, телесного существования. Воплощенная таким образом мысль привычно теряет ауру поэзии, но формирует базу дальнейшего полёта воображения. Правда, мне понравилась мысль Николая Иванова: философ расколдовывает мир, чтобы ещё глубже заснуть! Сейчас, ради задачи воплощения, философия все более сближается с поэзией: стремясь спроецировать в мысль витееватую линию самой жизни. О том, как это делать, была магистерская Сияны. Шиллер называл её линией красоты, а супруг стремился передать в своих картинах. Но я почти никогда не добиралась до тонкости, которой можно ощутить ежедневный пульс жизни.
Не желая терять хрупкость своего одиночества, я и вправду поехала сначала к маме. Прокатилась с нею на лыжах в Пискаревском лесопарке, вопреки её жалобам, что я слишком далеко её тащу, чтобы донести ей здоровье ашрама и мою индийскую физическую выносливость. Как обычно, мама не выключала телевизор: живя одна, она общалась в основном с Путиным. И я бы рада ей сказать, что дети воплощают в жизнь намерения своих родителей, а потому сценарий нравственного поведения и любви к своей стране, близкий поколению моих родителей, как-то да реализуется. Но мои мысли были в Индии и в идеях трансформации разума, близких поколению Сияны.
Я-таки справила наше православное Рождество – в Самсоньевском соборе: первом соборе Санкт-Петербурга в честь Самсона Странноприимца (в название собора и проспекта по ошибке затесалась буква П, так её и не убрали, когда возвращали старое название проспекту Карла Маркса). Церкви ныне становятся уютными! – подумала я: после службы певчие пели колядки, детям дарили подарки, и был накрыт сладкий стол для всех желающих. Дома, включив центральную службу, я с удовольствием отметила, что патриарх говорил особо прочувствованно, да и Путин в церкви выглядел как-то смиренно. Да, духовные процессы могут иметь социальный резонанс: ведь когда-то же мне хотелось запустить цепную реакцию любви так, чтобы она охватила весь мир! Однако с каким бы воодушевлением не праздновалось Рождество, энергетика сама по себе на мировоззрение не влияет, и каждый понимает лишь то, что может понять.
Роскошные снегопады в Америке и наводнения в Европе на наше Рождество мистически настроенные американцы порой приписывали Путину (работает пропаганда!). Но, конечно, россияне тут не причем, а если Бог-Отец и исполнительница его воли Мать-природа почему-то разгневались на западных людей, то те и сами католики, и грехов у них довольно своих. В конце-концов пусть полюбят снег! Мы-то ему рады. Так что это даже не кара, а опыт, как Свами говорит.
Вопросы власти и политики мне не близки, но какая-то внутренняя уверенность у меня осталась, что мы играли в этот раз как нарочно плохо – через край ведь всегда плохо – чтоб оказаться в центре событий, а потом оттолкнуть от неё других и показать, что право сильного (энергетически) не всегда хорошо. А выбор жизненных сценариев должен осуществляться по творческому критерию оригинальности – только она и спасает ситуацию. Ощущение неправильности этой игры рождалось, потому что виташина демонстрация объятий на расстоянии выглядела неприлично, а свамино попустительство, чтоб я совсем лишилась сил, даже в попытке добыть нужный мне ресурс энергии,– немилосердно. Про свой гедонизм, которым я оправдывала нежелание играть по прежним канонам, я вообще молчу. Но что касается оригинальности, тут все мы были на высоте.
Также понятно, что нужно попасть в глубину колодца, чтоб были видны звезды. И то, что душа проступает сквозь материю тела в экстремальной ситуации и в приближении к смерти, и человек – каждый человек! – рвется к ней, чуть стоит ему к ней прикоснуться. А интеллектуальные люди устремляются при этом понять, что она такое,– не хуже ученых "Соляриса". В поиске бессмертия оправдан любой эксперимент – оправдан в любви, потому что это прикосновение к душе и есть любовь.
Почему я здесь не могу играть, как в Индии? Надо восстанавливать радостное чувство жизненной игры внутри! Даже ходить по врачам м справкам с максимальной самоотдачей. Все завершить. В своем пути я отвлеклась на медицину, однако склонность моей природы – философское древо познания жизненных процессов. И девиз: "Primo vivere, deinde philosophare" – прежде жить, затем философствовать. Я вроде бы и готова идти, куда пошлют. Но исполнять приказ, даже невидимый,– дело воина античности, а с христианских времен людям дарована свобода выбора. Хотя открыть приток духовной энергии для больных – было бы делом. Это – подлинное дело врачей, а не писать бумажки. Но для этого надо лучше видеть механизм, как это сделать. Неужели и вправду это быстрее происходит через игру переворота сознания, через видение желаемого реализованным, через резонанс с другими людьми? Находиться в этом перевороте, пока идея не утвердится, не станет образом нормальной повседневности – это значит – развенчивать мифы их воплощением в действительность, как я когда-то говорила.
Я погружаюсь в жизненную игру с головой, чтобы её понять. Ум не боится её процессов – и если они не дают супругу свободы действовать во внешнем мире, сыну общаться, дочке найти работу, а маму побуждают абсолютизировать слова языка, что-то стоит поменять в этой игре – в себе, коль мои любимые отражают меня саму. Хотя мировоззрение нашего времени – миф Козерога – ставить задачу не менять, а сохранять то самое хорошее, что каждый из нас имеет. Как сохранить то чистое видение, в котором я чувствую, что живу полноценной жизнью, в которой вижу красивым мир и объемными – картины моего супруга? Как сохранить концентрацию нашей любви, когда она растворяется в общении с другими людьми и с миром, в деятельности? Люди пытаются сделать это через странный вспомогательный язык, который мне никогда не нравился, где слова начинают обозначать духовные процессы, принять ли его? Но это не мой стиль. Или жить, не выходя из дома, из нашего энергетического пространства? из виташиного мира, тела и сущности жизни супруга, которую он тратит на мое пробуждение? Может, это – мой единственный шанс? Но ведь и активные действия тоже нужны. Мусульманское затворничество – не современно. И когда я проецирую все это на плоскость обыденного эго, душа засыпает, прячется от людей. Потому я кончаю.
31.12.2017
P.P.S. А это уже для интеллектуалов:
Считается, что понять жизнь – это понять себя: и только для меня она такая, какой мне представляется. Тогда уверенность, что я сама сочиняю сценарии своей жизни, чередуется с возмущением, что нечто, возможно, временной ритм, манипулирует моим умом и чувствами, побуждая думать какие-то идеи и эмоционально относиться к ним определенным образом. Правда, такое восприятие проблематичности нашей свободы воли перед предопределенностью разума возникает лишь в пустоте, если совсем ничего не делать. И познание себя тут – не совсем верная формулировка. Лучше так – мы изучаем разум и волю, их дилемму, которая так занимала средневековье: на основе чего совершаются деяния: свободы воли (Августин, Дунс Скотт) или предопределенности божественного разума (Абеляр, Фома Аквинский)?
В новогодние праздники я прочитала книгу Николаса Хамфри "Сознание как пыльца души". Феноменальное сознание, как и наше я, подобно иллюзорному четырехмерному замкнутому треугольнику, который видится с определенной позиции при взгляде на реальную разомкнутую трехмерную фигуру. Оно возникает как многократные петли нейронов в мозгу, фиксирующих ощущения, замыкаясь на себя вместо реагирования в мир, причем каждая следующая цепочка имеет свойства видоизменять предыдущие (аналогично графику дифференциального уравнения с запаздывающим аргументом). А потому наше сознание ничего не говорит о самом мире и не служит инструментом приспособления к нему. Напротив, его главное свойство – показывать то, чего ещё нет.
Самоощущение Я: как позиция, с которой возникает иллюзия четырехмерной фигуры вместо трехмерной и сама иллюзорность этой фигуры – служит эволюции неожиданным образом: заставляя получать удовольствие от самоощущения и тем давая желание его продлить. Феноменальное сознание есть и у высокоразвитых животных, которые тоже порой получают удовольствие от игры с риском для жизни. Это подталкивает волю к жизни, запускает жизненную экспансию. Это очень похоже на правду, потому разовью эту мысль. Само сознание, проявляя архетипические петли, сформированные историей человечества, спирали более мощные, чем лично наши (мое освоение их и осознание), задает вектора воли. И на этом импульсе экспансии сознание вырывается за рамки прежней предопределенности в новую петлю ощущений души. Так решается средневековый вопрос о свободе, поднятый Августином в теологии воли.
Образ Хамфри иллюстрирует "коперниковский переворот" Канта: сознание не отражает, а творит. Нашу личную будущую реальность, которая у каждого своя. Во всяком случае, должна быть своя. Как ни странно – а может, совсем ни странно – для индийских йогов, с которыми я общалась, это тоже само собой разумеется. И в этой, не совсем банальной свободе отдельного человека, в веселых петлях самоутверждения его вечного жизнелюбия, в меняющихся спиралях его вырывания с корнями за горизонты себя самого, вырисовывается вершина стыковки культур.
Ризома многополярного мира и мультиперспективность путей, которая бы позволила все их сохранить – это лучший рациональный лозунг, но душа-то жаждет объединения! Душа каждого из нас. Так жаждет, что порой поддается на примитив глобализации – а ему нельзя уступить, если желать мира в нашем мире. И все же, кроме приземленной дробности нынешнего дня, есть маяк разума, и есть высоты, на которых он зажигается. Кроме сорной травы скабрезных шуток над повседневностью и птичьего щебета слов языка есть прозрачный ствол держащего ветвями небо мирового древа. Пусть оно не всегда видно – ведь сознание есть феноменологическая иллюзия! ведь созерцание есть контур прозрачности! ведь жизнь есть горизонт, уходящий за горизонт! Но делать видимыми границы созданной и освоенной сегодня духовной реальности – достойная задача.
К предистории этого рассказа:
2. Двадцать дней в ашраме – восстановление с помощью духовных процессов
К продолжению: Волшебство дороги. В ашраме всё спокойно
на главную страницу сайта Астролингва