Семиры
и В.Веташа "АСТРОЛИНГВА"
СЕМИРА
ПОТОКИ ИНДИИ. ЮГ
ВЗГЛЯД НА ИНДИЮ
ГЛАЗАМИ АСТРОМИФОЛОГА
Продолжение 2-го путешествия
к
1-му путешествию: по Ганге на восток
ХРАМЫ
ТАМИЛЬ-НАДУ
Мадурай: медовый город индуизма. Южные невесты Шивы.
Ещё раз о
гостиницах, автобусах и общем вагоне. . . .
Храм Минакши — восьмое
чудо света. . . . . . . . . . . . .
Храм-мантра. . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Горные
окрестности Мадурая. . . . . . . . . . . . . .
. . . .
Пять течений
индуизма. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Рамешварам: оживающая история. . . . . . . . . . . . . . .
. .
Мост на Шри
Ланку. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Южное
Варанаси". . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Морские заводи
Рамешварама. . . . . . . . . . . . . . . . .
Французский
город Пондичерри и интернациональная колония — Ауровиль
Матри
Мандир. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
"Самадхи
плэйс: место освобождения". . . . . . . . . . . .
Махаблипурам — город каменотесов. . . . . . . . . . .
. . .
Береговые храмы.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Легенда о спящем
Вишну. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Канчипурам: древо знаний. . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . .
Путтапарти:
резиденция Саи-бабы. Индия для индусов. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Интеллигентная Индия: из Бангалора в Дели. . . . . . . .
Отдых на севере. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . .
Возвращение. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
МАДУРАЙ: "МЕДОВЫЙ ГОРОД"
ЮЖНЫЕ НЕВЕСТЫ ШИВЫ
Храм Минакши в Мадурае
ЕЩЁ РАЗ О ГОСТИНИЦАХ, АВТОБУСАХ И ОБЩИХ ВАГОНАХ
Направление
с юга на Мадурай довольно людное, поэтому билеты лучше заказывать заранее, с
бронированным местом (reservation). Итальянец, с которым я общалась, советовал
взять резервэйшн на ночной поезд в Мадурай: местные жители обычно поступают
так. Но мы поехали на дневном — и ехали шесть часов в общем вагоне, который у
индусов заменяет электричку.
Общий вагон
у индусов имеет две жесткие полки, и лучше занимать верхнюю, потому что туда
сядет меньше народу. А в проходах или на полу, под нижними полкой, индусы могут
лежать и спать, если устали. Они относятся к этому нормально, и тому, кто лежит
на верхней полке, спать тоже не помешают, но на нижней всяко попросят
подвинуться. Иногда соблюдается традиция — купе для мужчин и купе для женщин, и
я была свидетелем перепалки по этому поводу. Одна женщина пригласила нас с Ясей
в свое купе, пока народу было немного, но потом пришло человек шесть мужчин,
которые захотели сесть на её нижнюю полку, и она стала с ними спорить. Но
народу было много, пришел контролер и решил это дело в пользу мужчин, а она
тогда переместилась под нижнюю полку и там уснула. При этом на верхних спокойно
спали мужчины, которым никто не мешал: уступать место женщине в Индии не
принято. Даже если она с ребенком.
В
автобусах, где женщины обычно сидят спереди, а мужчины сзади, женщина может
уступить место женщине, и в крайнем случае можно согнать какого-нибудь мужчину,
который сидит в передней части: не на своем месте. Меня вначале удивляло, что
нас с Ясей контролеры начинали посылать вперёд, когда мы садились на последнее
сиденье к окну, обычно самое свободное: мол, там вам будет удобнее. Если автобус
полный, это имеет смысл. На полных междугородних автобусах (которые обычно не
икарусы), как и в общем вагоне, я рекомендую ездить по Индии только в крайнем
случае — хотя русский человек видал и не такое. Но если бы на квадратный метр
усадить такое количество русских или итальянцев, сколько индусов ехало в
электричке из Каньякумари в Мадурай — они ругались бы всю дорогу, исчерпав
запас всех идиоматических выражений. А тут Яся даже умудрилась уснуть.
Я же
смотрела на горы вдалеке, которые переставали сливаться цепью и стали
попадаться отдельными холмами. У подножия одной из гор мое внимание привлекло
огромное количество высоких белых ветряков: похожих на современные голландские
мельницы. Видимо, сила ветра сотен ветряков служит здесь для добычи электричества,
так как рядом стоят трансформаторные будки. Ничего больше в этом пустом поле
нет.
На станциях
мелькали обычные черненькие поросята, козы, барашки и, конечно же, поджарые
коровы и повозки быков с длиннющими рогами. Красиво изогнутые рога коров иногда
раскрашены: один красный, другой зеленый, и на них висят колокольчики. Это
полезно, если учесть, что эти рога могут оказаться за вашей спиной. Когда я
замешкалась на улице Мадурая, думая, в каком направлении искать гостиницу,
проходившую мимо корову заинтересовал висевший на мне ярко-фиолетовый рюкзак:
она решила проверить, что это такое, и поддела его рогами. Может, она в темноте
приняла его за капусту или просто выразила свое отношение к тому, что тут
кто-то ходит в такой час, кроме неё. К счастью, рюкзак был прочный.
Это было в
самом центре Мадурая, у главного храма Минакши, куда мы прежде всего добрались
от вокзала. Логично было остановиться поблизости. Ещё не было десяти, но
вело-рикша, довезя нас до гостиницы, запертой на замок, посмотрел на неё и
сказал, что она откроется завтра: с наступлением сумерек гостиницу в Индии
найти трудно. "Нам не нужно завтра,— убеждали мы.— Нам нужно
сегодня." Рикша, зарабатывая свой хлеб, предложил отвезти нас к другой
гостинице. "А она открыта?" — "Завтра утром,"— сказал он.
Дело
осложнялось тем, что под вывеской "отель"— "hotel"— в Мадурае, как и в Каньякумари, обычно помещаются
рестораны, вовсе не обязательно с жилыми комнатами. "А, так вам нужны
комнаты?"— пришел на помощь проходивший мимо человек. Но просто комнаты,
которые у индусов называются "lodge",
это не гостиница, а хуже: они окрестнны на среднего индуса, а не на то, чтобы
там все блестело. Индусы говорили, что у вокзала есть открытые гостиницы, но с
некоторым сомнением. Делать нечего: пришлось остановиться в "lodge",
с названием "Salai" — в
честь храма близ Мадурая, тоже места паломничества индусов. Правда, наутро мне
обещали номер в соседнем многоэтажном отеле с более простым именем "Shrii Devi": "Святая
Богиня", за приемлемую цену (180 рупий). Моя спутница просто расцвела на
прохладном шестом этаже "Шри Деви", где всё сияло белизной,— по
контрасту с душной ночью в "Салай лодж", от которой не спасал ни душ,
ни вентилятор.
Из коридора
гостиницы был вид сверху на мадурайский храмовый комплекс. А в самом храме при входе
был его макет — это не лишнее, так как храм Минакши в Мадурае известен как
самый большой и древний храмовый комплекс Индии, который называют восьмым чудом
света. В нем десяток пирамидальных башен (по-индийски, гопурам), и на каждой —
от шести до двенадцати рядов цветных скульптур, изображающих многоруких богов с
их оружием и ездовыми животными, танцующих небожителей или сцены из жизни
героев. В нем несколько главных священных храмов, тысячеколлоный зал и даже
музей храмового искусства, объясняющий для иностранцев и самих индусов значение
медитации и историю религии.
ХРАМ МИНАКШИ — ВОСЬМОЕ ЧУДО
СВЕТА
башни храма Минакши с рядами
скульптур богов
Мадурай —
центральный город на пересечении путей, его население полтора миллиона жителей,
а главный храм по статистике посещают 25 тысяч человек в день. Это центр
шёлковой промышленности, в нем нет провинциальности и есть
образовательно-культурный уровень, хоть он и не является мегаполисом.
"Мадурай" переводится как "медовый",
что у нас ассоциируется прежде всего с благоухающими цветами — и это, конечно,
верное представление о юге Индии. Но для индусов "Мадурай" значит
"сладостный город": приятный в высоком смысле этого слова, и он
действительно такой. Согласно легенде, причина этого в нектаре, который осенил
это место, упав на землю с волос Шивы. Были ли то остатки амриты, которые
запутались в космах аскета, когда он пил яд калакуту, а может, благословение
небесной реки Ганги, которую он подхватил на плечи? — земные существа, наверно,
разобрать не успели, потому что при местной жаре сразу все высохло. Но особое
расположение трехокого бога к этому месту не вызывает сомнения. Мадурайцы
любовь Шивы к их городу объясняют тем, что он тут родился.
Обычно Шива,
как аскет, изображается на фоне заснеженных Гималаев. Но смуглый цвет его кожи
— иссине-коричневый, который эстетика сделала синим — может свидетельствовать о
том, что Шива и вправду из этих мест. Поскольку знание духовных практик (йоги и
медитации) к арийцам пришло от местного населения (дравидов), Шиву естественно
считать не-арийцем. Может, он был тамильцем. То, что в честь его мадурайской невесты
Минакши
построен самый знаменитый индийский храм, это косвенно подтверждает. Сама же
она, с попугаем в руке, доносит психологические глубины древнего тотемизма,
который здесь господствовал задолго до прихода ариев. Хотя если северным
чужакам понадобилось бы наглядно обозначить звонко-выразительную красоту речи
местного населения — лучшего символа, чем попугай, они бы не нашли.
Минакши с попугаем
Ритуальный
цвет лица Минакши и её платья — зеленый, цвет перьев попугая и зелени пальм.
Такой же цвет платья Каньякумари, хотя на свою свадьбу богини одевают
ритуальное красное сари. И глядя на шивиных невест, я поняла, почему всю
индийскую одежду купила себе зелёную: этот цвет сразу же ассоциировался с этими
местами, ещё и по каким-то внутренним вибрациям жизни. Зелёный цвет зажигал во
мне лампочку восприятия индийского разноцветья, как изумрудный фон очерчивал
цветное сверкание скульптур на пирамидах мадурайского храма. Изумрудные потолки
и статуи встречали при входе в алтарь Минакши, сменяясь золотом внутреннего
убранства и разноцветьем мандал на потолке. И можно сказать, у меня на юге было
совсем зелёное настроение — если сравнить с прошлой поездкой, когда я купила
себе оранжевое сари. Именно оранжевый надо было бы выбрать для полного
отшельников Варанаси, для засушливой буддийской Гайи-Бодгайи и оживленной
Кумамелы. Неслучайно зеленый и оранжевый — цвета индийского флага. Ещё белый —
но он более относится к мусульманской части Индии.
Храм Минакши привык к туристам, и проблем со входом нет —
лишь как и везде надо снять обувь и дать за это монетку. Внутри висит
объявление с перечеркнутым фотоаппаратом и подпись, что делать снимки можно в
определенное время и за это надо платить. По крайней мере всё ясно. Снаружи
фотографировать можно. Да у алтарей со святынями стоят служители в полицейской
форме, чтобы не допускать туда иностранцев.— Так что одеть сари было отнюдь не
лишнее, особенно если учесть, что в его складках легко прячется висящий на
плече фотоаппарат. Я свободно проходила во все места — правда, фотографировать
внутри всё равно было темно, и снять великолепие внутреннего убранства у меня
не получилась. Когда я всё же попыталась снять отливающие всеми цветами радуги
скульптурные сцены "Рамаяны" и "Махабхараты" на фоне
золотых колонн, под разноцветными лепестками мандал на потолке недалеко от
входа в одно из святилищ, полицейские, там стоявшие, решили мне сказать свое
"Hindu only", но очень ненавязчиво. И я тоже ответила: "Ах, да?
Хорошо, я понимаю",— и слилась с сотнями индусов, вереницей проходивших
мимо.
Мандалы на потолке храма Минакши
Внутрь
этого храма полезнее было бы взять блокнот — а так приходится восстанавливать
все по памяти. Но люди, чувствующие Индию, обычно путешествуют по ней не в том
настрое, чтобы делать путевые заметки. Об этой стране не нужно ничего помнить —
в ней прямо сразу надо жить. В таком настроении я зашла с утра пораньше в
первое во внутренней части храма жилище богини Минакши, где за вышитым зеленым
покрывалом с её образом находится золотая статуя с огромными серьгами,
доходящими до плеч, и многоэтажно-высокой круглой короной на голове.
Легенда
рассказывает о Минакши, что она была царевной: прекрасной, с огромными глазами:
как у рыб,— откуда её имя "рыбьеглазая". Но она имела и столь же
выразительную третью грудь — так сказка описывает силу ее сердечной чакры: о
чем напоминает круглое украшение на фигуре статуи, с драгоценным камнем в точке
анахаты. Это и указало на её избранничество троеоким богом. Контакт с Шивой
произвел столь целительное действо, что внешний дефект её фигуры исчез. И она
вышла замуж за своего вечного супруга — у которого в древние времена жен было,
наверно, не меньше, чем у Зевса. Ведь арии-индусы религиозно оправдывали
присоединение новых территорий не с меньшей фантазией, чем греки.
Хотя,
конечно, по количеству невест никто не смог превзойти Христа. Быть может,
кому-то покажется, что это уже другая история. Но если смотреть из глубины
веков, то та же самая. И почему бы богине-матери, кормящей весь мир, не иметь
третью грудь в сердечном центре, если Богородица с иконы Троеручницы помогает
людям третьей рукой?
Индусы
отчасти правы, что не показывают иностранцам свои алтари: статуя Минакши
уникальна, но украшениями или надеваемым на неё сари приближена к человеческому
быту, а потому эстетически, быть может, не столь впечатляюща, как скульптуры у
входа и по периметру святилищ, искусно выгравированные из камня. Не хочется
говорить: каменные статуи, потому что это словосочетание никак не отражает их
изящества и поворотов их тел, будь то боги или животные, львы или кони, прелестные
апсары (индийские нимфы) или могучие герои. Не помню, кто из мифических
персонажей охраняет вход в жилище Минакши, но какая-то логика в этом есть:
слишком простая, чтобы я её запомнила.
Мифические звери, охраняющие вход в алтарь Минакши
Полицейские
следят за порядком поодаль, не смешиваясь со статуями. Священник, как и везде,
периодически выносит из алтаря поднос с огнем: очищая руку над которым, верующие
берут у него порошок красной краски и касаются ею лба.
Во втором
по значимости алтаре со святыней (по-английски, шрайн) обращаются к самому Шиве
— или его ипостаси. Краска его белая. Белый с красным образуют символ Шивы и
его невесты: три белые полосы и красная точка в центре третьего глаза.
Это
алтарное помещение, как и комната Минакши, находится в храме большего размера.
По периметру вдоль стен там стоят ряды маленьких одинаковых каменных статуй
святых в белых одеяниях: в этих памятниках нет никакой архитектуры, это
напоминание о людях. Из этой традиции статуй индуистских святых потом произошли
тысячи будд буддизма. А на внешних стенах внутренней комнаты, украшенной
золотыми колоннами, напротив, царит полное разноцветье и архитектурное разнообразие:
уже упомянутые мной раскрашенные скульптурные группы богов и героев —
иллюстрации индийских мифов, которые можно рассматривать часами. На потолке
фрески и даже на полу яркие круги мандал с неповторяющимся орнаментом
разноцветных лепестков.
Иконография южного божества
Муругана на потолке храма Минакши
Кроме
статуй святых, вокруг внутреннего помещения святилищ стоят алтари с темными
фигурами почитаемых богов. Посетив центральный алтарь, индусы обходят их по
периметру слева направо. Наиболее заметен алтарь Матери-Дурги, рядом с которым течет святая вода, и всем известного
многорукого царственного Шивы-Натараджи, танцующего на теле
поверженного асура. Из маленьких алтарей мне попалась на глаза компания статуй:
Сома-Луна, Мангал-Марс и Рохини в
зеленой накидке — созвездие Тельца и супруга Сомы, которую он предпочитает
среди своих прочих 28 жен-накшастр: лунных стоянок индийской астрологии. (Это
имеет смысл экзальтации Луны в Тельце, отчего я и запомнила это триединство,
которое встречала и в других храмах: при чем тут Марс-Мангал, не знаю).
Обогнув по периметру святилище Минакши и выйдя из него,
попадаешь к большому алтарю Ганеши, у которого стоит его живое
воплощение. Настоящий живой слон берёт монетку и благословляет верующих своим
хоботом! И это не цирк, а типичное храмовое священнодействие: отношение к нему
возникает как к священнику. В храме несколько таких слонов. Другой слон днем
стоял на храмовом дворе: между оградой с башнями и внутренним комплексом, и я
запечатлела, как Сияна дала ему монетку в этом, не столь сакральном месте,
инстинктивно отстранившись от его священного хобота. Третьего мы встретили
вечером, когда он шел отдыхать. Усталый Ганеша из последних сил попытался погладить
Ясю по головке, и она даже не отскочила в сторону.
слон и Яся
А выход из
второго священного храма ведёт в обширное помещение, в центре которого стоит
высокий металлический столб (кажется, золотой) и большие, но изящные многорукие
железные статуи в динамике танца, огороженные решёткой. Сюда иностранцам можно,
хотя это, быть может, самое оживленное место храма, где верующие активно
исполняют свои обряды. Перед столбом — где стоит, если я правильно помню,
статуя творца Брахмы — они
простираются ниц. А в скульптуры танцующих Кали-Дурги
и Шивы: который поднял ногу к уху в
знак того, что он внимательно слушает молитвы,— как подношение, кидают круглые кусочки
масла, которые тут же куплены за две рупии. Десятки индусов ходят кругами
вокруг квадратного постамента девяти планет в боковой части, зажигая масляные
фитили в глиняных чашечках и размещая их на железной держалке. Там есть ещё
обычные небольшие алтари с раскрашенными скульптурами других богов. В общем,
чтобы правоверному христианину прийти в ужас, достаточно одного этого зала. И
ради экзотики туристу его хватит.
Но,
конечно, туристу стоит осмотреть и тысячеколонный зал, где расположен музей
храмового искусства. Там представлены все типы скульптур от бога к богу. И
много картинных изображений, иллюстрирующих священную историю, начиная от
древних образов и кончая современными фресками. Скульптуры потрясают
мастерством, а картины искусством почти не воспринимаются: в отличие от
христианских икон, это прежде всего рассказ, а не стилизация.
Когда
насмотришься на богов в их естественном виде, ряды статуй впечатляют не столь
сильно. Но при всей моей нелюбви к музеям, музей храма Минакши несомненно
служит знанию, донося его в привычном последовательно-рациональном виде.
Экспозиция начинается с объяснения того, что такое медитация, чакры, и содержит
экскурс в астрономию и метафизику. Потом она переходит к истории религии, давая
в общих чертах понять, при чем тут боги, и сотни скульптур уже не
воспринимаются кладбищем. Те простые объяснения, что там даны, полезны и самим
индусам, и иностранцам, чтобы не пасть под градом впечатлений, а проникнуться
любовью к истории, которая создала столь впечатляющий храм.
Купол алтарного
помещения Минакши
Мою
спутницу поразила красочность храма внутри: вот, за этим мы и ехали в Индию!
Яся пообщалась с живым Ганешей, и мы сфотографировались у статуи Шиванандина во
дворе храма, а также напротив четырехугольного пруда с колонной посередине, в
компании с индусами, которые захотели с нами сняться. Во дворе храма сидел
старик-астролог, рядом с которым лежала иконка с мандалой. Он составлял
гороскопы за 100 рупий (недорого=70 руб., если сравнить с нашими ценами) и тут
же сказал индийское название моего лунного дня, перечислив все их по памяти. Но
интерпретацию без денег давать не стал.
Пожилой
билетёр при входе в музей (2 рупии вход) сделал комплимент нашим сари, спросив,
из какой мы страны, и с удовольствием узнал, что из России. Сияна с восторгом
бегала вдоль рядов скульптур: "Вот ещё такой Шива! А тут ещё такой!"
Она сочла своим долгом хотя бы вкратце обойти их все, как это делала в храмах.
Часа два-три погуляв по храму, мы просто падали от усталости и вернулись в
гостиницу отдыхать, благо она была в двух шагах, а вечером пошли осматривать
другие храмы. Но желание ещё раз побывать в храме Минакши осталось, и мы
посетили его на следующий день вечером, когда там была заключительная
церемония.
В девять
вечера, когда вся Индия ложится спать, со статуей Шивы совершается крестный ход
к алтарной комнате "рыбьеглазой" (по-нашему, "волоокой")
Минакши. В буклетах достопримечательностей Мадурая обычно рекламируют эту, самую
последнюю вечернюю церемонию, как наиболее понятную для иностранцев: каждую
ночь Шива отправляется к своей супруге. Её рекомендовали нам посмотреть сами
служители храма.
Толпа
иностранцев, с фотоаппаратами, осталась ждать за специально натянутой
веревочкой у входа во второй храм. Я же, воодушевившись, вместе с индусами
прошла к алтарному помещению, откуда два служителя вынесли небольшой паланкин и
долго обмахивали его веерами с павлиньими перьями, а потом понесли вокруг
центрального алтаря. Индусы последовали за ними. В этой праздничной процессии
шел полицейский из тех, что охраняют алтари от иностранцев,— заметив идущую
рядом с ним иностранку в сари, он улыбнулся мне. Процессия проследовала через
храм к пределу шивиной невесты. Паланкин остановился перед входом в этот
предел: в точке мандалы, нарисованной мелом на полу, которую перед тем
аккуратно изобразил какой-то пандит. Тут священники стали благословлять всех
окружающих индусов, которых в этом свободном для прохода месте полукольцом
обступила организованная группа голландцев. Судя по тому, что у меня возникло
настроение перекинуться парой слов с кем-то из них, им тоже передалось
праздничное ощущение индийского храма.
В храме
Минакши все это время продолжалась обычная церемония с огнем. Образ Шивы
оставался скрытым в паланкине: вряд ли его материально доносили до статуи
Минакши. Их союз знаменовал символ мандалы. Мы не стали ждать закрытия храма и
вернулись в гостиницу, купив по дороге куски булочек, пирожные и другие
сладости, во множестве продававшиеся на какой-то телеге.
ХРАМ-МАНТРА
Кришна с Радхой
Два других
известных храма Мадурая — Вишну-Нараяны и Пастушка-Кришны. Оба
столь же демократичны и праздничны, как главный храм. Много небольших алтарей
храма пастыря Кришны (Krishna Gopal Temple) стоят под открытым небом — начиная
с украшенной скульптуры Ганеши и заканчивая постаментом богов-планет. А
главный, длинный предел состоит из нескольких залов с фресками под потолком.
Картины, во всей последовательности описывающие жизнь Кришны, своими яркими
красками привлекли неподдельное внимание Сияны, которая стала рассматривать их
все подряд, внимательно слушая мои комментарии. В пять часов народу там было
ещё немного, и священник ожидал, пока соберется побольше, чтобы начать
какую-нибудь церемонию. У алтаря богов-планет какой-то мужчина уже заказал
пуджу.
В храме
Вишну, куда мы пошли потом, ближе к сумеркам, народу уже было, как у нас в
церкви на праздник. Правда, если в православную церковь набивается несколько
сотен человек, то уже не пройти — а по индийским храмовым комплексам спокойно
разгуливают тысячи. Мое весёлое ощущение от этого храма усилило поведение моей
дочки, которая, посмотрев, как индусы зажигают у алтарей таблеточки огня, и
попав в праздничную струю, потребовала и себе пакетик, и бегала от статуи к
статуе, покуда они не кончились. В храме Вишну индусы зажигали такого рода
свечи и под яркими фресками, во множестве нарисованными на стенах. Сияна
зажигала таблеточки осмысленно: она спрашивала у меня, кто тут изображен, если
не знала сама, и замирала перед образом — только что не произносила мантр. К
счастью для меня, фресок было много, и таблетки кончились быстро: уже в левом
крыле храма Вишну — который сам являет из себя архитектурную мантру.
На первом
этаже этого храма центральный алтарь содержит скульптуру сидящего Вишну: ей соответствует медитативный слог "Ом".
На втором расположена статуя стоящего
Вишну, и её отражает активное слово "Намо" — "приветствую,
поклоняюсь". А оттуда лестница ведет на крышу перед башенкой третьего
этажа, где находится спящий Вишну: и
его имя — "Нараяна", высшая ипостась Творца, плавающего в океане
безвременья и бесконечности. Мантра "Ом
намо Нараяна" — которую можно перевести так: "я чту энергию
Творца в виде вечного и безбрежного Абсолюта" — наверное, самая известная
мантра Индии. Хотя в Индии бесконечное количество мантр, на порядок большее,
чем число христианских молитв святым.
На вход к
алтарям продаются билетики по 2 рупии; при этом в первых двух священники служат
пуджу, как только скапливается несколько верующих. И в конце благословляют их
короной: в отличие от аскета Шивы, Вишну — царь мира, как и его предшественник
в древней мифологии, громовержец Индра. На третьем этаже у алтаря священника
нет, а на балконе перед башенкой люди усаживаются медитировать. Когда я прошла
в эту небольшую башенку вместе с Сияной, туда подошли молодые женщины с детьми
её возраста. Они объяснили что-то детям про Бога — совсем как наши
интеллигентные христианки! — и прочли мантры. Дети обежали вокруг алтарной
комнаты по узенькому коридорчику и потом пошли гулять по крыше храма, ниже
балкона для медитации, откуда был хороший вид на город и звездное небо с Луной.
Мы с моей
спутницей сели на этот уютный балкон, решив использовать его по назначению,
пока Яся оставалась с детьми, но она вскоре куда-то пропала. Я уже было
испугалась, потеряв её в таком количестве народа: спустилась внутрь главного
помещения и стала с балкона второго этажа отчаянно смотреть вниз на всех
входящих и выходящих. Однако она оказалась у центрального алтаря и вновь
глядела на стоящего Вишну. В боковом пределе храма Вишну, как и в храме
Минакши, мы видели благословлявшего народ живого слона. А периметру вдоль
квадратных стен храмового комплекса, под открытым небом находились ещё алтари,
к которым текла нарядная толпа индусов.
Покинув это
радостное место, мы хотели для полного счастья купить на ужин помидоров, но
рынка не нашли; лишь взяли кукурузы на телеге прямо у храма и на обратной
дороге выпили кофе с мягкими булочками, тут же обжаренными на масле. А нашли
ещё храм: небольшой, но чистый и приятный, и мое семейство без колебаний
устремилось к нему. Все статуи главных богов в его трех внутренних комнатах
были: металлические и украшенные одеждой, а во дворе стояло дерево с алтарем
каменного Ханумана и другими статуями. Там был и второй этаж, который
священнослужитель собирался открыть по просьбе пришедших индусов.
"Знаешь,
почему в Индии все люди верующие, а у нас нет?"— спросил мой ребенок,
посетив храмы Мадурая. "Почему?"— удивилась я столь глобальному
выводу. "Потому что у них столько богов — а у нас только один
Христос!"
Я ответила,
что и у нас много святых, и некоторые слились с древними богами: Илья-Пророк —
это Перун, или Параскева Пятница — это Макошь. Но у нас нет такого ежедневного
праздника. И если уста младенца говорят, что в недостатке веры виновата
эмоциональная узость христианства,— что тут сказать? Мне ведь тоже в детстве,
когда я решила прочесть случайно обнаруженное в деревне Евангелие, не хватило в
нем красочности. Вероятно, нашу религию не изменить: и уже никогда не
раскрасить теми красками, в которые её красило ещё средневековье. Но если её
будущее — утеряв многоликость жизни, стать такой же бедной и безликой, как
современные многоэтажные кварталы, в которых она возродилась,— она исчезнет,
как и они, при очередном масштабном строительстве или капитальном ремонте. Ведь
не век же людям воспринимать мир через окна прямоугольных коробок?
И можно ли
одной рождественской сказкой исчерпать мудрость мифов? А другие наши сказки
остаются больше интеллектуальным воспитанием, за бортом святого. Хотя, конечно,
наши сказки: детские сказки советских времен — куда духовнее современных
западных. В них есть вера в прекрасное будущее, в доброту смирения и долг
соучастия, а не только в силу и ловкость. Популярным ныне западным программам
механического развития ребенка к логике и комбинаторике не мешало бы это
добавить. И взрослым стоило бы добавить к знанию, что Бог один (един),
понимание, что он многолик. Это очевидно для мифолога, изучавшего, как издревле
смешивались и взаимопроникали разные формы божеств.— Это иллюстрируют и
окрестности Мадурая.
ГОРНЫЕ ОКРЕСТНОСТИ МАДУРАЯ
Храм Муругана близ Мадурая
Как я уже говорила, юг Индии противостоит штормам
океана горным хребтом: горы сохраняют вдающийся в море резкий треугольник её
оконечности. Мадурай стоит в центре этого треугольника, и хотя этот большой
город расположен на равнине пересекающихся путей, неподалеку все равно есть
горы.
Гостиницы
рядом с храмом предлагают экскурсионные услуги: в самом Мадурае есть храм у
воды, и ещё несколько храмов в окрестностях, которые можно посетить за
несколько часов. Это оправдано, если учесть, что на городском автобусе туда же
добираться медленнее и тяжелее. Мы решили съездить сами в какое-нибудь одно
место — но на это ушло столько же сил и времени, как осмотреть все в
цивилизованном порядке. Индийские экскурсии хороши тем, что это прежде всего
доезд, а не навязчивость экскурсовода. Из Мадурая предлагаются экскурсионные
автобусные визиты и в другие места: даже Каньякумари и Рамешварам, и ими можно
воспользоваться тем, кому тяжело самому искать достопримечательности в
индийских городах. Из тех городов, что расположены близ Мадурая не на море,
наиболее интересен Танджавур, где
стоит храм Брихандишвара, с башней высотой примерно 140 м — самой высокой
храмовой пирамидой Индии.
Мы посетили
храмовый комплекс Салай в горных окрестностях Мадурая. В этих местах стоят храмы
молниям-Марутам, сопровождающим громовержца-Индру, и богу-воину Муругану
— индийскому Марсу. Над нижним храмовым комплексом: подобном другим большим
южным храмам, с башнями-гопурамами, разукрашенными цветными рядами скульптур,
видны зеленые горы. Приятная дорожка среди деревьев неторопливо ведет вверх, к
богам грома и молнии. Как и везде в окрестностях, там множество обезьян. Одна
нахальная обезьяна тут же выхватила у моей спутницы из рук апельсин — хорошо,
не сумку! Яся сама угостила другую помидором. Обезьяны съели и огрызки от
кукурузы, не смущаясь её осторожным присутствием в двух шагах: небось, не
отнимешь у таких ловкачей! Целыми когортами они подкарауривали прохожих на всей
длине дороги, с любопытством высматривая, не будет ли чем поживиться. А может,
обезьянам просто столь же интересно смотреть на людей, как нам — на них.
Индру,
Марутов и Муругана объединяет мифологический архетип весеннего возрождения
природы: гроза, разбивающая оцепенение зимы или засухи, подобна битве. Ею
правит самый смелый и сильный бог, непобедимый воитель, победа которого есть
благо для всех. Тут резонно спросить: какая зима? На юге Индии вечное цветение весны,
даже в январе. Зеленые горы вряд ли опустошает засуха. Но Индра и Маруты
— боги Ригведы, а она была создана ещё до того, как арии с севера вступили на
территорию Индии (родина этих богов — нынешний Иран и Афганистан[1]).
многорукий и многоглавый Муруган на павлине (олицетворение мощи войска)
Муруган же —
местный бог охоты, войны и победы: с алым копьем и павлином, возвещающим боевой
клич рассвета, как наш петух. Слившись с юным арийским воителем Скандой-Картикой: победителем неистового
асура Тараки, рожденным от огня-Агни, Муруган стал связан с почитанием
огня. А также Солнца и растений, которым оно дает жизнь: возрождению которой в
мифологии сопутствует небесная битва, дарующая земле влагу дождя. Потому
охотник-Муруган ассоциируется и с небесными огненными стрелами —
молниями-Марутами. Символом Муругана в литературе называются также гирлянды
цветов — которыми, впрочем, на практике украшают всех индийских богов.
Икона
тёмноликого Муругана (украшения отмечают чакры)
Арийские
боги грома и молнии неслучайно поселились на вершинах тамильских гор Муругана.
Храм Марут обрамляет источник на горе — молниям сопутствует вода: ведь они
вызывают дождь. К этому источнику подымаются группы людей в алой одежде. Туда
едут целые автобусы паломников, одетых в красное. Эпитет "красный"
дало Муругану его алое от крови копье. Но интересно, что и Маруты переняли
огненно-красный цвет Муругана, который стал их ритуальным цветом. В другом
месте я на станции видела целый поезд людей: все были в красной одежде.
Поднявшись по крутой лестнице и ополоснувшись в источнике внутри храма: не имеющем никакого архитектурного вида — народ отдыхает на его плоской крыше. Тропинка ведет дальше, но вида там тоже нет: всё покрыто деревьями. Вряд ли в эти заросли когда-либо могла упасть молния, хотя это, наверно, было хорошее место для охоты. Зато храм Муругана у дороги имеет скульптурно украшенную башенку ворот и красочные фрески. Как военный предводитель богов Сканда-Картикейя, олицетворяющей молодые силы весны — которого назвают Кумара - "мальчик", Муруган часто изображается ребёнком и юношей. Вместе с Ясей мы рассматривали мифологические сюжеты жизни Муругана в пристройке позади храма, где он совершенно сливается с Картикейей, который мыслится сыном Шивы вместе с Ганешей.
Муруган
как ребёнок
ПЯТЬ ТЕЧЕНИЙ ИНДУИЗМА
Меня
порадовала встреча с древними богами Вед
— хотя Маруты у своего горного источника не изображаются никак, а
Муруган/Картика/Сканда уже воспринимается индусами как эпический герой. Потому
что обычно в Индии встречаешь уже более поздних богов Пуран: богов нашей эры. Чтобы на практике разбираться в индийском
многобожии, достаточно знать наиболее популярные сегодня индуистские культы —
которым менее, чем полторы тысячи лет. (Они ровесники христианских соборов,
сформулировавших догматы христианства и разделивших Римскую и Византийскую
церкви.) Можно перечислить пять направлений более позднего, средневекового
развития индуизма, обобщая их, как это сделал индийский философ Анандамурти[2]:
это культы Шивы, Парвати-Дурги, Вишну, Ганеши и Сурьи.
Почитание Шивы родилось из образа
исторического деятеля тех времен, когда пришельцы-арии подчинили себе местное
население Индии. Они передали разобщенным ранее племенам свой язык как язык
межнационального общения, но сами переняли все его социальное и религиозное
наследие. Не-ариец Шива, женатый на арийке и владевший знанием древней йоги
(тантры), вызвал к себе пиетет как коренного населения, так и ариев: поскольку
имел также и военную силу (если вспомнить легенду Ригведы, как он разметал
богов на жертвоприношении его тестя Дакши, куда его не позвали). Арии
сопоставили его с грозным богом грома, "ревущим" Рудрой: с
милосердной его ипостасью. “Шива” значит "милостивый", и вероятно, он
в самом деле обладал великодушием, склонившим к нему сердца всего общества,
разделенного на части. Его фигура стала символом культурно-религиозного
единства Индии: дравидийского мастерства йоги в сочетании с арийской смелостью
и устремленностью.
Политические
моменты забылись, и образ Шивы стал обозначать совершенство владения йогой, а в
период Пуран ассоциировался с принципом духовной трансформации. Почитание Шивы
определяет цель существования как окончательное просветление (самадхи): слияние
сознания с высшей сущностью. Даже мифологическое единство Шивы с Рудрой, богом
гроз, пробуждения природы и весенней сексуальности в ипостаси бога зверей —
Пашупати, сегодня может трактоваться в том смысле, что на первой стадии
духовной практики все мы ещё — животные.
Дурга на льве, убивающая асура
Культ Кали-Дурги
обозначает обращение к энергии в действии. С появлением и распространением
буддизма в Индии (5 век до н.э.- 2-3 век н.э.) на основе древней тантры возникает
буддийская. Принцип её тот же самый: подъем энергии кундалини по чакрам (откуда
известная буддийская мантра: "Ом
манипадме хум", где humm —
акустический звук кундалини, скрытой в нижней чакре: манипадме, соответствующей
индийской муладхаре. Разными словами обозначаются те же конечные состояния
познания-освобождения (сальвикальпа и нирвикальпа самадхи соответствуют
парабхасвара и важдра шуньяте — сияющей пустоте и абсолютной пустоте).
Когда затем
происходит возврат к индуистским основам, индийская мать-Кали смешивается с
буддийским тантрическим божеством Каликой. В пост-буддийский период Пуран она
как воплощение энергии кундалини Шакти
(по-английски, а по-индийски Шахти)
начинает мыслиться внутренней основой духовных практик. Познающий принцип Шивы
дополняет оперативный принцип Шакти, вместе они образуют гармонию восприятия и
действия.
Интересна
интерпретация у Анандамурти традиционного храмового образа Кали с открытым
ртом, высунутым красным языком и 50-ю человеческими головами вокруг. Они обозначают
звуки санскрита: так называемые акустические корни, соотносимые с определенными
чакрами. Открытый рот Кали рисует звук "а" — открытый звук начала
творения, другие головы наглядно изображают другие звуки. Идея образа — с
помощью звука можно управлять энергией. Этот древний образ появился до
повсеместного распространения письменности санскрита: и как иначе, не пользуясь
алфавитом, можно обозначить звук, если не головой с открытым ртом?
То, что
англичане оказались способны увидеть в этом образе лишь рудимент человеческих
жертвоприношений, это показатель их собственного культурного уровня. В Индии
человеческие жертвы отвергаются уже в священном писании
"Махабхараты", хоть западные фильмы до сих пор пугают зрителя
многоголовыми и многорукими индийскими богами. Многоглавость и многорукость в
мифологии — традиционный образ многочисленности людей, и символ войска у
военных богов: Картики/Муругана или воительницы-Дурги, которой боги даровали
все свое оружие. Её десять (реже восемь) рук подчеркивают образ всеохвата. Кали
— образ скрытой, внутренней энергии (звука мантры, творящего слова). Дурга —
открытой, светлой, явленной (энергии в действии).
В алтарных
изображениях мы находим либо черную Кали
с головами и открытым ртом, либо многорукую Дургу
с оружием в виде прекрасной женщины на льве или тигре — никогда вместе. Стоящая
рядом с Шивой изящная и скромная Парвати
не имеет ни тех, ни других атрибутов, а изображается нормальной женщиной. Ее
имя ("горная") намекает на легенду, что жена Шивы, как исторического лица,
была родом с гор. (Это неудивительно, поскольку она была арийка, а арии
спустились в Индию через Гималаи.) Правда, сын Шивы и Парвати, Ганеша — всегда
слонёнок.
Бог
мудрости Ганеша с мышкой и книгами
Почему в
поздние времена сохранился такой сказочно-мифологический образ? Как считает
Анандамурти, поклонение Ганеше как богу мудрости
распространилось во времена Пуран в связи с почитанием духовного лидера,
учителя (голова слона на плечах человека возвышает его перед другими). Это идея
воплощения Бога в человеке. Не только указывая на духовное содержание
религиозных направлений, но и развенчивая культы как таковые, индийский философ
испытывает наименьшую симпатию к поклонению Ганеше по причине, что идеей пути к
Богу через конкретного человека могут злоупотребить все, кому не лень. Хотя
сегодня вряд ли именно образ духовного лидера проступает в культе
бога-слоненка, делая его самым популярным богом индусов: я думаю, доминирует
более древний архетипический смысл помощника в хозяйстве.
Суть
поклонения Вишну, пронизывающего всякую вещь во Вселенной,— видеть
пребывание Бога во всем, находя его не только во внутреннем, но и во внешнем
бытии. В свете индийской йоги это не столь отражает созерцательный принцип
пантеизма "Бог, то есть Природа", сколько близко
активно-христианскому "Бог есть любовь", отождествляющего человека с
миром и другими людьми.
Вишну, отдыхающий на змее Шеше, из пупа рождается Брахма
Вишну,
подобно своей супруге, богине любви, счастья и процветания Лакшми,— хранитель
Вселенной, как и слон Ганеша. Закрученная раковина Вишну, присущая и Ганеше —
намекает на музыку древних ритуалов (и как я
говорила, ассоциируется с морем — колыбелью жизни, и спиралью начала
творения). Эти боги изображаются на фоне мандалы, символизирующей вечность и
устроенность мироздания, в то время как Шива и Парвати — на фоне диких гор и
необжитых снегов. Вишну — в прекрасной одежде с золотыми украшениями, царской
короной на голове и гирляндой цветов на шее. Шива — в шкуре и со спутанными
волосами, все его украшения — лишь четки да змея. Поскольку Шива и Парвати
остаются за пределами привычного мира, их сын Ганеша, более близкий людям,
закрепляет ускользающую от ума динамику вечного преобразования, которую они
символизируют, в достижениях человеческой мудрости.
Культа Брахмы
в храмах Индии мы практически не наблюдаем. Брахма возникает из пупа спящего
Вишну как душа, дух или мысль Творца: поскольку созидатель-Вишну содержит в
себе план и замысел Вселенной, насколько же неуничтожимой, как и он сам.
Отдельно изображение Брахмы в храмах встречается редко, по сравнению с Шивой и
Вишну это мало персонифицированный образ: как абстракция мысли — по сравнению с
силой энергии и плотью жизни. Чаще встречается их триединство — Тримурти. Дело, может быть, в том, что
само имя Брахмы некогда было доступно лишь посвященным,— отчего он и остался
непопулярен. Хотя в йоге он имеет смысл Высшего Разума, сознания-контролера в
том смысле, что все есть Сознание. Культ Вишну подразумевает исполнение законов
Брахмы; почитание Шивы видит в слиянии с Брахмой высшую цель.
Тримурти: Брахма-Вишну-Шива
Но если
Брахма так и остался целиком внутренним богом — богом посвященных, то
достижения древнего солнечного культа охватили всю бытовую жизнь. Культ Сурьи
некогда пришел в Индию из нашей Средней Азии вместе с арийскими мудрецами и их
знаниями астрологии, астрономии и аюрведы. Солнце образовало планетную систему,
как Творец — Вселенную; по этой аналогии в образе Солнца-Сурьи мы можем почтить
бога-Отца, прародителя материального мира. Но совершенно незачем изображать в
храмах то, что мы видим каждый день, и быту Индии поклонение Солнцу просто
вылилось в повсеместное распространение астрологии и медицины трав, которая
ныне стала популярной во всем мире.
Чаван риши, покровитель Аюрведы
Эти пять
направлений индуистской религии переплетаются между собой всеми способами, и
все эти боги присутствуют в любом храмовом комплексе; но если брать
какое-нибудь специфическое течение индуизма, интересно посмотреть, на какой
божественной фигуре делается характерный акцент.
РАМЕШВАРАМ: ОЖИВАЮЩАЯ ИСТОРИЯ
икона жертвоприношения Рамы и Ситы на фоне храма Рамешварама
МОСТ НА ШРИ ЛАНКУ
Дорога в
Рамешварам была уникальной. Отвернув в сторону от магистрального мадурайского
пути, мы ехали в почти пустом поезде. Ближе к Рамешвараму в нем остались только
мальчики с рыбацкими корзинами и циновками. Они подарили Сияне сердечко на
цепочке и предупредили нас, что предстоит интересный участок дороги. И поезд
выехал на узкую насыпь: слева и справа море. Насыпь низкая, а двери в индийских
поездах открыты — возникает ощущение, что поезд идет прямо по волнам, и путь
немалый. Немного перекрывал пейзаж лишь высокий автомобильный мост, за которым
на отдаленном песчаном берегу среди пальм виднелись длинные лодки и крытые
соломой хижины.
Поезд в Рамешварам - рисунок Сияны
Рамешварам,
расположенный на этом полуострове — почти на острове — уникальное место с
уникальной историей: быть может, самый интересный в историческом отношении
город Индии. Это город, наиболее вынесенный в море (Маннарский залив Индийского
океана) и ближайший к острову Цейлону. Некогда здесь происходили события,
описанные в Рамаяне: война между войском обезьян-дравидийцев с арием-Рамой во
главе, и Раваной, царем ракшасов — жителей Шри Ланки. Ныне это ещё один святой
город индуизма, который органично соединяет память о герое Раме (божественном
воплощении хранителя жизни Вишну) с поклонением богу Шиве. После успешного
окончания войны Рама совершил здесь очистительную молитву Шиве, и творец явился
ему. Об этом событии напоминает храм Раманатхасвами в Рамешвараме.
Этот маленький спящий рыбацкий городок, как говорит
о нем туристская литература, с населением всего 35 тысяч человек, является
центром паломничества, по значению равным Бенаресу. Его называют "южное
Варанаси". Подобно тому, как в Варанаси люди приезжают умирать, чтобы в
водах Ганги обрести освобождение, считается, что святая вода колодцев
Рамешварамского храма смывает все грехи. Храм святого Рамы очищает паломников
подобно тому, как Шива некогда отпустил Раме грех убийства его врага — демона
Раваны.
Эту историю
красочно иллюстрировали открытки, которые я купила Ясе в Рамешвараме. Картинки
на них были в стиле ярких фресок храма Раманатхасвами, а пояснения: на трех
языках штата Тамиль-Наду: тамильском, хинди и английском,— вполне
соответствовали её уровню. Стоило мне их прочесть, как моя дочка быстро
научилась рассказывать историю Рамешварама сама.
Рама и Хануман - рисунок
Сияны
История эта
такова. Супругу Рамы Ситу похитил
царь Ланки Раван. Тамильский царь Сугрива обещал помощь герою, который
вернул Сугриве царство, захваченное его братом. И союзное Раме войско местных
обезьян направилось в точку материка, ближайшую к острову Цейлону. Мудрому Хануману, советнику Сугривы, обезьяны
поручили узнать: там ли находится Сита? Напрасно воевать тамильцам не хотелось.
Обезьяны хорошо прыгают, но их разведчикам было не под силу добраться до
далекой Ланки: этот остров не виден из Рамешварама невооруженным глазом. Только
сын бога ветра: летавший 
по воздуху Хануман — был способен на невиданный
прыжок. И он решился на прыжок через океан, поддавшись на уговоры предводителя
обезьяннего войска Ангады.
(Племянника Сугривы: сына его брата, которого царь обезьян победил, чтобы
вернуть себе трон,— но потом раскаялся и обещал умирающему сделать после себя
царем его сына. Тем не менее Ангада боялся вероломства дяди — и решил без
подвига, который был бы зароком его роли будущего царя, обратно не
возвращаться.)
С
оконечности далеко выступающей в море Рамешварамской косы Хануман прыгнул на
Шри Ланку. Он нашел тщательно охраняемую Ситу, передал ей колечко Рамы и вернулся,
принеся с собой драгоценный камень её отца, который она сумела сохранить: зарок
того, что она жива и невредима.
Войско Рамы
было готово выступить в поход. Но как добраться до Ланки? Рама и его брат Лакшман стали посылать в море стрелы, чтобы
вынудить морского царя им помочь — указать мелкое место в море, где можно было
бы перейти его вброд. Потревоженный морской царь встал посреди волн там, где
ему было по колено. Но войску нужен был мост. 
И тамильцы
построили его из плавающих камней: огромных кораллов вроде пензы, которые
действительно плавают в воде — как это наглядно демонстрирует храм Плавающих
Камней в Рамешвараме. Рядом старый храмовый комплекс окружает место медитации
Лакшмана. Там, как и в небольшом новом храме Вишну поблизости, мы видели
бассейны, в которых плавают эти тяжелые большие кораллы. А на них и рядом лежат
цветы, стоит шивалингам и другие атрибуты пуджи — церковной службы: чему?
Наверно, изобретательности человеческой мысли. Судя по всему, Лакшман
медитировал не зря!
Многокилометровый
коралловый мост обезьяны начали строить в том месте, откуда Хануман прыгнул на
Ланку. А по другой версии Раме помог юркий бурундучок — из тех, что во
множестве водятся по всей Индии: там, где он валялся по песку, было самое сухое
место. Рама за это погладил его по спинке, и от пальцев героя на спине зверька
остались полоски. В этом месте, на длинной узкой косе среди совсем мелкого моря
— мельче Финского залива, сейчас находится небольшой, но издали видный храм и
две ничем не примечательных остатка каменных балок: напоминающих о том, что тут
некогда действительно был мост.
По этому мосту тамильские воины
отправились в землю ракшасов. Они победили царя Равану, и Сита с Рамой
вернулись обратно на летающей колеснице, которая изображается в виде птицы (на
рисунке). Взамен Раваны Рама поставил царем изобилующей богатствами Шри Ланки
его брата ракшаса Вибхишану, который
некогда за свои аскетические подвиги попросил у Шивы дар: чтобы его мысль
никогда не отклонялась от правильного пути — в то время, как ракшас Раван
попросил власть над богами и людьми. Об этом воцарении напоминает одна из
немудреных икон в храме у балок моста, наряду с другими фресками,
рассказывающими об этой исторической битве.
А Раму и
Лакшмана на морском берегу встретили мудрецы, которые напомнили им, что после
гибели врагов надо совершить жертвоприношение. По древним законам, которые
сохранились ныне лишь в первобытных племенах, чтобы души погибших в битве не
преследовали героев и не омрачили их мирную жизнь, нужен очистительный обряд. В
древнейшем, более физически-плотском, мире это пост и изоляция, в древнем, уже
более духовном,— просто молитва. Но для молебна нужен алтарь, а герои были на
необжитом тогда ещё морском берегу: что называется, с пустыми руками — если не считать
оружия, с которым они не расставались. И тогда Рама послал Ханумана принести
откуда-нибудь самый простой индийский образ алтаря — камень-Шивалингам.
После
прыжка через океан, в потусторонний мир враждебной Ланки, слетать на горы к
Шиве за шивалингамом для Ханумана было пару пустяков. Но это заняло много
времени: горы от Рамешварама далеко, это равнинное место. И в ожиданьи Ханумана
Сита принялась играючи лепить на побережьи куличик из песка. Солнце уже
клонилось к закату, а Ханумана все не было. И тогда риши сказали Сите и Раме,
что пора совершать пуджу: в крайнем случае, годится и алтарь, сделанный из
песка, если нет другого. Рама, Сита и Лакшман украсили цветами песчаный кулич и
сотворили молитву у самых волн океана. И среди небес во всем чудодейственном
сиянии им предстал Творец со своей божественной супругой: Шива и Парвати,
которых они почтили.
Тем
временем вернулся Хануман: он добыл даже два шивалингама вместо одного. Увидев,
что жертвоприношение обошлось без него, он очень обиделся. Он зацепил своим
мощным хвостом куличик Ситы и попытался сдвинуть его с места. Но песок,
отмеченный божественным присутствием Шивы, застыл как камень. Рама утешил
Ханумана, сказав, что во время службы люди прежде будут почитать его
шивалингамы, а потом бесхитростный алтарь Ситы. А в этом месте был выстроен
храм Раманатхасвами,
напоминающий о священном жертвоприношении Рамы. Там, среди икон с изображением
пуджи Ситы и Рамы, продаются маленькие стеклянные шивалингамы разных цветов. Мы
не удержались, чтобы не купить напоминание о чуде, как расплавленный песок
обратился в стекло — если объяснять это чудо физически.
"ЮЖНОЕ ВАРАНАСИ"
храм Раманатхасвами в Рамешвараме
Главный храмовый комплекс Рамешварама архитектурно
похож на храм Минакши в Мадурае. Одними воротами он выходит к морю — и там
индусы совершают обычное омовение (но купаться там мелко). Поскольку Рамешварам
— не туристское место, храм Раманатхасвами не столь тщательно отреставрирован,
как храм Минакши. Однако внутри — расписанные потолки, как в мадурайском храме:
на них образы богов и прекрасных богинь, и мы наблюдали, как художник, стоя на
высоких лесах, красил икону Ханумана, летящего по воздуху с шивалингамами.
Иконография Ганеши — фрески на потолке храма
На полу же
иногда есть вода: Рамешварам — низкое место, и недаром в храме есть колодцы:
море здесь очень постепенно заходит на сушу, образуя большие водные долины. Мы
наблюдали их с высокого холма другого небольшого храма — который известен как
место медитации Рамы.
Проблем со
входом в храм не возникло — правда, мы пошли в сари: слушая по дороге
комплименты проходивших мимо женщин — и на всякий случай вошли сбоку, а не там,
где была автобусная остановка. Служитель только напомнил, что обувь надо снять,
и мы сложили её в сумку и носили с собой: сбоку специальной камеры хранения для
шлёпанцев не было. По сравнению с храмом Минакши, алтарей было меньше, а служб
— больше: мы сразу увидели какую-то церемонию. Там стояла целая группа йогов в
оранжевом, и примерно столько же людей сидело. Я стала наблюдать из-за колонн,
и мне пришел в голову вопрос: насколько они на самом деле духовны — те, кто в
оранжевом. Я остановила взгляд на одном — он посмотрел в мою сторону, хоть я
была далеко, и я устыдилась своего вопроса.
Из
скульптур храма Раманатхасвами я вспоминаю огромного Шиванандина — самого большого из всех, что видела. Кроме него, нам
всем очень понравился аккуратный алтарь Ганеши
с его металлическим образом. Пока рядом не было никого из индусов, я решила его
сфотографировать. В Индии в каких-то храмах и каких-то пределах храма можно
фотографировать, в других — нет, это не всегда понятно. В небольшом храме
Плавающих Камней я спросила старика-служителя в оранжевом, можно ли
сфотографировать эти камни — и он не возражал, даже достал длинный свиток,
столь же желтый, как его одежда, развернул его и стал что-то читать у алтаря.
Металлическое изображение Ганеши — правда, гораздо более художественное, чем алтарное
Но в таком
большом и древнем священном храме, как Рамешварамский, вдобавок не отмеченном
частыми посещениями иностранцев, в отличие от храмов Мадурая, лежащего на
пересечении путей, даже надписи о том, что фотографировать нельзя, не висели —
видимо, потому, что там это никому не приходило в голову. И когда вспышка
аппарата осветила предел храма, из соседнего помещения появился сердитый
священнослужитель. "Это вам не достопримечательности (sight-seeing). Это —
боги! Выньте пленку из фотоаппарата, чтобы ничего с вами не случилось!"
Он
настаивал очень яростно, и я протянула ему пожертвование, надеясь откупиться.
Но пандит вернул мне мои деньги обратно, продолжая настаивать: мол, это не мне
надо, а вам — вам же будет хуже. Будь я одна, это был бы хороший повод вступить
в спор со священнослужителем: если нам так понравился этот Ганеша, что мы хотим
оставить воспоминание о нем себе на память — ведь мы никогда здесь больше не
будем, и никому не помешали? — и послушать его духовные возражения на мои
материалистические доводы. Но поскольку моя спутница всецело была за соблюдение
формальных приличий, и Яся тоже могла веско выразить свои эмоции в ответ на
происходящее, мы расстались, не договорившись ни о чем. Пленку я, конечно, не
засветила, но дала индусам лишний повод ограждать свои алтари от иностранцев.
О чем
сожалею: всегда лучше объяснить свои действия. Я питаю к индийским богам пиетет
человека верующего — настолько, насколько может верить тот, кто рожден в
атеистической стране и знаком с историей религии не хуже, чем это преподавали в
советских ВУЗах. И рассказывая забавные истории об индийских богах, я не хочу
смеяться над ними: напротив, у меня было естественное чувство, что я лежу перед
ними в пыли точно так же, как люблю землю Индии и индусов — именно поэтому со
мной ничего случится не может.
Правда, кое-что с нами всё-таки случилось. Когда мы
покидали Индию и выходили из поезда, чтобы ехать в аэропорт, кто-то умудрился
открыть задний карман моего рюкзака, закрывавшийся лишь на молнию, и вытащить
оттуда пакет с картами, адресами, открытками и ясиными рисунками, где среди
прочих богов был нарисован очень милый слоник Ганеша с длиннющими ресницами.
Мы, конечно, очень расстроились — но если считать, что этот пакет отправился
прямо к богу Ганеше, который почитается не только помощником, но и устроителем
препятствий, и покровителем не только путешественников, но и воров,— то это
можно пережить. Вор, вероятно, тоже огорчился, что рассеянные туристы не
догадались положить в задний карман рюкзака свои доллары. И если боги на
открытках и ясиных рисунках смягчили его сердце, то все хорошо. Если учесть,
что сами индусы в поезде пристегивают свои чемоданы к полкам цепями, а мы за
месяц сменили 10 поездов и столько же автобусов, то это не потеря, как сказала
одна моя знакомая любительница Индии.
Ганеша - рисунок Сияны
В целом
Рамешварам остался в моем памяти как наиболее духовное индуистское место: и
потому, что здесь оживляет память реальная история, и потому, что не всякий
турист туда доберется, а индийских паломников не счесть, как и везде. И потому,
что все же это достаточно тихое и пустое место, а саньясинов в оранжевом,
принимающих участие в коллективных церемониях, много: и когда мы ни проходили
мимо храма, службы во внешнем пределе шли постоянно. К сожалению, большой
праздник должен был быть лишь через пять дней — о чем возвещал громкоговоритель
в руках священнослужителя, разъезжающего по городу на моторикше,— а мы не могли
настолько задерживаться. Рядом с храмом в песке были построены украшенные
навесы, стояли десятки скамеек и сотни постаментов для свечей — для каких-то
церемоний, не то прошедших, не то будущих. Может быть, и свадебных — в
Рамешвараме мы тоже видели свадебную процессию — с барабанами, трубами и
многослойными венками цветов на молодых.
МОРСКИЕ ЗАВОДИ РАМЕШВАРАМА
Рамешварам
буквально со всех сторон омывает море — но выйти к морю в том месте, где можно
купаться, нам удалось не сразу. Нам посоветовали отъехать от города на автобусе
№ 3; мы час прождали его на остановке, где как всегда не было никаких
указателей. А потом решили просто отойти от главного храма, где берег был
замусорен, по дороге влево, где после города начинались деревни, и было уже
гораздо чище. Будь я одна, я бы легко доехала на велосипеде: который можно было
взять в аренду тут же у остановки. А так юноша, подрабатывающий в гостинице,
где мы остановились,— а может, просто праздно шатающийся рядом, которого звали
Винот, взялся проводить нас пешком. Дорогу скрашивало то, что в Рамешвараме,
как совсем деревенском городе, много живности: кроме обычных поросят, овечек,
козочек, кур и коров, Ясю порадовали ослики; собак и кошек тоже хватало.
Сестра
Винота была замужем в Германии, как и у другого местного жителя, с которым я
общалась, допивая чай у гостиницы. Рамешварам — портовый городок, и иностранцы
приезжают туда по делам. Туристов же я видела только четверых: эта компания,
питавшаяся в единственной столовой, где продавали омлеты и что-то мясное: из
курицы, попадалась мне на глаза раз пять,— из чего я сделала вывод, что других
иностранцев в Рамешвараме просто нет. Родители Винота были земледельцы, и,
видно, ему было скучновато в родной деревне, по сравнению с той перспективой,
что открылась перед его сестрой: ему было интересно пообщаться с иностранцами —
как нам в советские годы, когда было сложно съездить за границу. Впрочем, он не
был навязчив и просто молча шел рядом, а на песчаном берегу, где было много
ракушек и кораллов, стал играть с Ясей.
Но море
близ Рамешварама было мелким, и на следующий день мы сделали ещё одну попытку
добраться до более хорошего пляжа. Обозрев окрестности Рамешварама с храма
на холме (Hill Temple) — места медитации Рамы, и прикоснувшись к
истории в храме Плавающих Камней (Floating Stones), мы вернулись к автобусной
остановке у главного храма, и тут нам повезло больше. Появился искомый автобус,
который ходит ровно раз в час, по крайне приблизительному расписанию, и
добросил нас до места, откуда начинался мост на Шри Ланку. Для этого он
специально заехал на косу — тоже практически остров, куда ведет узкая насыпь
асфальтовой дороги. А потом вернулся к главной дороге вправо от Рамешварама.
Мы
поднялись в пустой храм, у ступеней которого стояли две разрушенные балки
моста. Порадовав священника тем, что мы русские, побродили по мелкой воде,
попытавшись разглядеть вдали остров Цейлон, где расположена нынешняя Шри Ланка,
и вернулись по насыпи обратно к дороге, слева которой была эта 
историческая
бухта. А потом прямиком через песок, где местами росли деревья, выбрались к
огромному песчаному побережью вправо от дороги — и там море было уже глубоким.
Для купанья это было лучшее место за всю поездку, потому что там нет бешеных
океанических волн. Море совершенно гладкое: то есть, волны обычные. В глубине
берега, ближе к деревьям среди песка теряются соломенные хижины и сети. Влево и
вправо видны десятиметровые узкие лодки. Ближайшие люди были в полукилометре —
на этом побережье царили чистота и спокойствие.
"Там —
Каньякумари",— указал в сторону моря Винот, тихо сопровождавший нас все
это время, с некоторым оживлением и значимостью. Это было для него важно —
может быть, как привлекательное место или как дверь в более широкий мир. Я
разговорилась с этим индийским юношей только, когда он провожал нас на поезд.
Он достал записную книжку и молча сидел с нами: видно, не решаясь спросить мой
адрес. У него на руке был обмотан длинный красный шнурок: напоминание о любимом
друге. Я спросила: "Другу: юноше или девушке?" — "Юноше."—
А в честь девушки он носил большое золотое кольцо.
В тени
одной из лодок Яся и Винот сделали большой кулич из песка — как Сита на берегу.
Когда я спросила, что они строят, Яся ответила: храм! Ну что ещё можно строить
на индийском побережьи? Купаться здесь можно было бы бесконечно, если бы не
надо было на поезд. На обратном пути, не дожидаясь автобуса, мы ехали в
грузовичке, собиравшем по дороге индусов, комфортно усаживавшихся прямо на
деревянном полу пропахшего рыбой кузова,— как сделали и мы, ко всему привычные
русские люди. Мне эта поездка напомнила деревенские дороги Украины или
северного Крыма. И моя спутница была довольна, вспомнив свое геологическое
прошлое и ощутив что-то родное — в этой уравнивающей людей ситуации, где можно
на время перестать быть туристом и попасть в спокойный ритм деревенской жизни
людей на острове, которым некуда ехать и незачем торопиться. Где-то там
остается и шумит большой мир — здесь неспешно создается своя собственная
история.
к окончанию: АУРОВИЛЬ,
МАММАЛАПУРАМ, САИ-БАБА
Другие рассказы:
1-е путешествие: ПОТОКИ ИНДИИ – ВАРАНАСИ,
БЕНГАЛЬСКИЙ ЗАЛИВ, Бодгайя, ХАРИДВАР, РИШИКЕШ и ашрам Ауровеллей
3-е путешествие: СЕВЕР И ЗАПАД – долина
КУЛЛУ, РАДЖАСТАН (Джайпур, Пушкар), пещерные храмы ЭЛЛОРЫ и АДЖАНТЫ
4-е путешествие: Через ИНДИЮ (Матхура,
Агра) в НЕПАЛ и Восточную Бенгалию (Дарджилинг, Калимпонг)
5-е путешествие: Акшардам в ДЕЛИ,
КАДЖУРАХО, крепости РАДЖАСТАНа (Джохдпур, Удайпур), Маунт Абу и снова долина
КУЛЛУ