Щепановская Е.М. (Семира)

АРХЕТИПЫ МИРОВОЙ МИФОЛОГИИ – ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ПОНЯТИЙ

мифология:

ПРАОБРАЗ БОЖЕСТВЕННЫХ БЛИЗНЕЦОВ И

БОГА РЕЧИ, СЧЕТА И ПИСЬМА – ОБМАНЩИКА-ТРИКСТЕРА

философия:

АРХЕТИП  ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ  ФУНКЦИИ

Что сверхъестественного видели древние в образе близнецов?

Почему в мифах именно близнецы способны спускаются с небес на землю, чтобы освоить новый мир?

Чем близки близнецы образу обманщика-трикстера?

Отчего привлекательно нарушение запретов?

В чем роль игры?

Каковы для мифологического сознания главные отличительные черты человека?

Когда слово становится священным?

Зачем богу торговли кадуцей?

Что делает бога знаний проводником в мир смерти?

1. БЛИЗНЕЦЫ. СИЛА ПОДОБИЯ.

ПЕРВОЧЕЛОВЕК, РАВНЫЙ ВСЕЛЕННОЙ

В архетипе Близнецов мифология впервые обращается от богов к человеку, представляя его таким, каков он есть — разумным и смертным. В мифах близнецы — это образ людей, равных богам и спустившиеся с небес на Землю, чтобы породить человечество и творить на земле свою реальность.

Разум и вхожесть в иную реальность (чужой или подземный мир) роднит с ними бога интеллектуальной функции – речи, счета и письма. Образ близнецов иллюстрирует отражение интеллектом реальности: близнец для близнеца являет живое зеркало. С этим архетипом связано представление человека о себе самом — подобно тому, как человек извне видит своё отражение. Древний индоевропейский корень, обозначающий близнеца — yemo, дал в латыни само понятие образа (imago=имидж), также от него происходит и римское название созвездия Близнецов — Gemini. От этого же древнего корня ведут начало имена богов: исландского Имира, балтийского бога Юмиса, имеющего жену Юмалу и дитя Юмаленя, индийских близнецов Ямы и Ями, которым соответствуют иранские Йима и Йимак.

Первопредки нередко двуполы: как австралийский Унгуд или германский Туисто. В дагомейском мифе мир творят близнецы-гермафродиты Маву и Лиза. Египетские Гор и Сет также сначала изображались с двумя лицами, что дало основание говорить об их двуполости и роли близнецов-прародителей. Представление об изначальной двуполости людей сохраняется в диалоге Платона "Федр". 

Почему в мифах именно близнецы часто создают новый мир? Пара одинаковых людей вызывала у древних суеверный страх: они считали, что здесь не обошлось без божественного вмешательства. Поэтому близнецов наделяли сверхъестественной силой и часто выселяли за пределы деревни. Исторически реальный творческий акт освоения нового места жизни в прежде ненаселенном и невозделанном крае уподобляет их демиургу: строящему мир в пустом пространстве Космоса. В близнецах видится образ культурных героев-прародителей, по силе равных богам и основывающим свой мир на необжитой земле.

Так, в хеттском мифе о заселении земли людьми царица Каниша рождает тридцать пар близнецов и, напуганная этим, помещает сыновей в горшки и бросает в реку. Их воспитывают боги, и вернувшись, её сыновья вступают в брак со своими сестрами-близнецами, которых они сначала не узнают.

Поскольку освоение земли и последующее закрепление её за родом мыслится через первопредка, похороненного в этой земле, один из близнецов умирает и становится властителем подземного царства; другой же остается на земле.

Таковы японские боги-близнецы Идзанаки ("первый мужчина") и Идзанами ("первая женщина"), которые явились в мир после высших пяти пар божественных близнецов и семерых невидимых богов, отражающих небесные принципы. Но они были первыми, способными к рождению, и потому именно им выпала роль творцов земного мира. Идзанаки и Идзанами, вращая копьё в морской воде (что имитирует брожение Хаоса), создали остров Земли, потом совершили на ней брачный обряд и начали порождать всё существующее. Сначала их творения были неудачными — неантропоморфными, что поздний миф объяснил нарушением ритуала: женщина произнесла слова брачного ритуала первой, в то время как наступающий уже патриархат требовал, чтобы инициатива перешла к мужчине. Исправив ситуацию, японские близнецы породили острова и духов населяющей их природы. Рождая бога огня, Идзанами умирает, становясь владычицей будущего царства мёртвых. Идзанаки один продолжает творение и самостоятельно рождает главных богов пантеона: от капель воды, омывших глаза Идзанаки, рождаются Солнце и Луна, а из носа — бог бурь Сусаноо. Здесь первочеловек Идзанаки предстаёт равным Вселенной, а всё творение мыслится через человеческий процесс рождения.

Смертность одного из близнецов, мыслимая как первая смерть первого человека, выделяет людей из круговорота вечно возрождающейся природы и указывает на их особую роль по отношению к миру бессмертных богов. Эту идею воплощают индийские сестра и брат Ями и Яма: "открывший путь смерти" для людей, или основатели Рима Ромул и Рем, или балтийские братья Криве и Кривайтис, слившиеся в один образ. Из них один, как и Ромул, считается учредителем социальной организации, а другой, подобно Рему, умирает, символизируя связь общины с родной землёй.

Чтобы представить себе деяние мифологических близнецов, надо понять, что они воистину творят свой мир на пустой земле: в какой-то иной реальности, где до них не существовало жизни, им подобной. Если считать, что Вселенная многопланова, и объективная реальность имеет разные пласты жизни и восприятия, творение своего мира за рамками прежнего предстанет вполне материальным. То, что для рождения нового мира они должны уйти из прежнего, само по себе уже есть их смерть. И потому близнец Яма готовит место для людей в том потустороннем мире, куда он ушёл первым, совсем так же, как он подготавливает для их жизни этот мир: это две стороны одного и того же воплощения человеческой жизни в новой форме. А применительно к интеллекту-Меркурию можно сказать так: за пределами видимой жизни человек творит реальность своего сознания.

Боги, рождающие мир, не умирают: ведь то, что они творят, не равно им и не может занять их место во Вселенной. Поэтому их Вселенная ограничена и конечна. Но боги-люди, рождающие человеческий род и передающие ему свои знания, создают творение, полностью повторяющее их. Они осуществляют лунную преемственность и обновление жизни, и их смерть служит залогом будущих рождений. Поэтому первочеловек мыслится первым смертным: подобно индийскому Яме, ставшему царём мёртвых, это тот, кто "открыл путь смерти для других." Смерть, таким образом, на стадии развития этого архетипа перестаёт мыслиться непонятной случайностью — произошедшей из-за ошибки, когда звери доставили человеку неправильное известие — а начинает восприниматься как нечто изначально установленное и необходимое. Именно этот этап развития сознания, дающий ему реальное понимание своей конкретной жизненной роли, утверждает равенство человека богам.

Однако рациональное понимание своей смертности — то есть смерти не только как явления природы, ставящего перед людьми задачу выживания,— но смертности своей возникшей и оформившейся индивидуальности, которая утверждает подобие человека Богу,— вызывает в человеке внутреннее противоречие. Образ смерти "я" как смерти всего спорит с естественной памятью души о том, что смерти нет, ибо природа и человеческий род бессмертны. Это противоречие разрешается в мифологических объяснениях смерти, как чего-то, присущего лишь человеку, и вызванного его собственными действиями. Сначала смерть объясняется рождением: близнецы, брат и сестра, совершают инцест, и потому один из них умирает, как в мифе о Яме и Ями. Потом собственный путь человека, отделяющий его от мира богов, связывается с абстрактным нарушением законов прежде установленного юпитерианского мироздания. И нарушение прежних запретов одновременно уподобляет человека богам в творении собственного мира.

Мифологический образ близнецов возникает из попытки выразить сверхъестественную силу людей, выпадающих из естественного хода природного процесса. Разрушительная сила близнецов проявлена в образе братьев-асуров Сунды и Упасунды, горячо любящих друг друга и получивших от Брахмы власть над тремя мирами, которую они употребляют во зло: изгоняют с неба богов и убивают брахманов. Богам удаётся освободиться от них, только посеяв между ними раздор. Греческий образ двух могучих героев, отличавшихся огромным ростом, которые носили одно имя — Аякс — тоже ведет начало из близнечного мифа. Согласно эпосу, один из них был быстр, меток и дерзок, а другой физически силен и очень горд, а вместе они составляли единый образ силы, не встречающейся у обычного человека. Индейцы называли близнецов медведями.

Встречи со своим двойником не изежал и первый из эпических героев – Гильгамеш: встречая «дикого человека» Энкиду, он не может его одолеть в борьбе и сильно привязывается к нему. Когда Энкиду погибает, осуществляя сюжет смерти одного из близнецов, именно ради него Гильгамеш отправляется искать бессмертие.

Древние люди неслучайно считали близнецов наделёнными особой силой: ведь то, что не может один, могут двое. Чтобы доказать своё равенство коллективному сознанию и возвыситься над традициями, нужна пара людей. Сила дает дерзость не почитать прежние нормы и нарушать обычаи. Двое могут противопоставить себя общине, образуя свой, особый мир — который дан близнецам уже от рождения. Потому они могут основать города — как Ромул и Рем основали Рим, а балтийские Крив и Кривайтис – Кривгород. Нарушение запретов, и инцест в том числе, исходит от силы и указывает на избранничество.

В философии архетипические образы Близнецов: первых людей, покинувших мир богов, чтобы сотворить свой собственный, отражает «фундаментальный проект человека» — «быть богом» – у Близнеца-Сартра. При этом собственный виртуальный мир, творимый человеком, может не встретить поддержки у других людей, и здесь встает проблема коммуникации. Ключевая философская задача этого психотипа — выявить онтологию мышления как связи. 

2. ДВА КАЧЕСТВА ЧЕЛОВЕКА –

РАЗУМНЫЙ/НЕРАЗУМНЫЙ И СМЕРТНЫЙ/БЕССМЕРТНЫЙ

Как компромисс между обыденным и чудесным, в мифах повсеместен сюжет рождения одного из близнецов от бога. Или: одного смертного, другого бессмертного (как греческие Кастор и Поллукс, в честь которых названо созвездие Близнецов, или индийские близнецы-Ашвины, один из которых мыслился человеком, другой – богом). И когда мифологическое сознание приходит к само собой разумеющейся для нас мысли, что главная чудесная сила человека – в его разуме, в мифологии возникает автопортрет человека: как смертного/бессмертного, а также и разумного (и одновременно неразумного).

Противопоставление близнецов закрепляет и весь остальной дуализм человеческих и мировых качеств, который только может выискать мифологическое сознание. В этом близнецы и трюкач-трикстер, близкий им по функции нарушения табу, прежде всего выражает взгляд человека на себя самого: свое умение-неумение, знание-незнание, человеческие слабости: такие как похотливость или склонность к обжорству, -- и осознание своей силы и всемогущества, равенства прежним богам.

Например, в дагомейском мифе мир творят близнецы-гермафродиты Маву и Лиза, один из которых символизирует день, Солнце и труд, другой — ночь, Луну и радость: здесь светлое противопоставлено тёмному, и рациональное — эмоциональному.

Миф североамериканских ирокезов повествует о том, как из верхнего мира, населенного людьми, в тёмный нижний, в котором обитали лишь чудовища, на черепаху упала женщина и родила двух близнецов. Об их изначальной противопоставленности говорят сами их имена — Энигорио ("добрый разум") и Энигонхахетенгеа ("злой разум"). Черепаха выросла в большой остров, а Добрый Разум создал Солнце, Луну и звезды, сделав мир светлым, и чудовища спрятались в глубины земли. Он также создал леса, реки, животных и первую пару людей по своему подобию из земли и дал им душу, дохнув в их ноздри. А Злой Разум создал высокие горы, водопады и вредных для человека пресмыкающихся; когда он слепил два глиняных подобия человека, они превратились в обезьян. Потом братья вступили в борьбу за Вселенную. Добрый Разум победил брата и вколотил его в землю. Но за Злым Разумом осталось последнее слово: он сказал, что после смерти люди окажутся в его власти.

В подобном мифе индейцев гуронов Иоскеха ("светлый"), создатель всего полезного, слепивший человека по своему образу — по отражению в воде, сражается с Тавискароном  ("тёмный"), создателем вредных животных и земных катаклизмов. По аналогии со светом и тьмой Иоскеха начинает считаться Солнцем, а Тавискарон — Луной. Побежденный злой брат (Луна) скрывается в подземном мире, посылая людям смерть и забирая их души к себе. А добрый (Солнце) уходит на небо. Благодаря ему растёт хлеб, и он заботится обо всем, что касается жизни.

У меланезийцев-гунантуна братья То Кабинана и То Карвуву создают рельеф местности, людей, животных, культурные растения, орудия охоты и музыкальные инструменты, строят первую хижину. При этом То Кабинана создает ровный рельеф и прибрежных жителей, красивых женщин, рыбу тунца (который гонит мелкую рыбу в сети рыбаков), барабан для праздничных танцев, а То Карвуву делает горы и овраги, горных жителей, акулу (пожирающую других рыб), барабан для похорон. То Карвуву становится виновником голода, войн и смерти, мешая своей матери сменить кожу, подобно змеям. Он демонстрирует глупость и неумение, кроя хижину изнутри и она промокает при дожде.

В греческом мифе Прометей ("мыслящий наперёд"), творец людей и изобретатель чисел, перехитривший богов в пользу людей при дележе жертвенных животных, противопоставлен брату-близнецу Эпиметею ("крепкий задним умом"), который женился на Пандоре, что принесло в мир людей болезни и бедствия.

Эти оппозиции близнецов выявляют осмысление разнообразных практических проблем, которые стоят перед человеком в мире, который он себе строит. Осознать проблему – уже наполовину решить её.  

Человека отличает мысль – эта привычная нам идея не столь элементарна, если понять её с позиции данного архетипа. Блез Паскаль, родившийся под знаком Близнецов, говорит: «Все наше достоинство заключается в мысли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и продолжительностью, которые нам не наполнить. Будем же стараться хорошо мыслить: в этом начало нравственности»[1]. Мы здесь обнаруживаем, что овладение территорией, как и заполнение собой времени оправданы для этого архетипа, только если они совсем не освоены – ничьи, то есть представляют собой доныне не существовавшую реальность. Но захват чужого времени и пространства не оправдан ничем, потому что лишён корня творчества мысли – которое воистину происходит лишь на пустом месте. В этом случае происходит подмена жизненного процесса его формальной имитацией: разум при этом спит. Мысль бездействует – и это безнравственно. Это более аморально, чем преступление – переступание – прежних табу.

Джиду Кришнамурти, как представитель данного архетипа, также подымает фундаментальный человеческий вопрос, как устранить страдание и навести в мире лучший порядок, видя корень этого в организации нашего мышления:

«Чтобы понимать страдание и беспорядок, которые существуют в нас, а потому и в мире, мы должны сначала найти ясность в себе, а эта ясность приходит через правильное мышление. Эту ясность нельзя организовать, ею нельзя обменяться с другим. Организованная групповая мысль просто повторится. Правильное мышление — это не просто развитие интеллекта, не подчинение образцу, каким бы он ни был стоящим и благородным. Правильное мышление приходит с самопознанием»^[2].

Нобелевский лауреат Давид Бом, через диалоги с которым западный научный мир познакомился с идеями этого индийского философа и просветленного, очень просто объясняет, что правильное мышление – это мышление творческое: “Ум – не такого рода предмет, который может правильно работать механически. Подобно тому, как здоровье тела требует, чтобы мы дышали правильно, хотим мы или нет, здоровье ума требует, чтобы мы были творческими людьми”^[3].

Сам Кришнамурти указывает, что, опираясь на социальные модели прошлого, мы инерциально воспроизводим готовые образцы мысли, вместо реального понимания происходящего, которое всегда содержит в себе момент открытия. С этой позиции становится понятна задача архетипа близнецов как нарушителей табу – перечеркнуть прошлое, предав его забвению, чтобы вызвать на старт то новое, чем беременна творческая мысль. 

3. НАРУШЕНИЕ ЗАПРЕТОВ. ОБРАЗ ТРЮКАЧА-ТРИКСТЕРА.

ОНТОЛОГИЯ ИГРЫ

В мифологии способом самоутверждения, подчеркивающим силу божественных близнецов, покидающий мир богов-предков, чтобы основать свой собственный, выступает нарушение табу. Надо понимать, что прежде чем запрет может быть нарушен, он должен существовать как необходимый для общества и существования цивилизации. Сами стандарты мысли нужны, чтобы она развивалась, -- и если возможно их преодолеть, это показывает высокий уровень развития индивидуальности (архетип Солнца) и её души (архетип Луны), который приводит к осознанию человеком своей силы и независимости (Лев), своего личного разума и бессмертия (Рак). И только после этого возникает персонаж, которому позволено перечеркнуть традиционные табу, даже наиболее священные: это святость мирного договора, равный доступ к продовольствию и запрет инцеста.  В мифологии формируется особый класс нарушителей запретов – трюкачей-трикстеров.

Так, германский злокозненный хитрец Локи нарушает с трудом достигнутый мир между богами-асами и великанами-ванами, а индейский Ворон пожирает продовольствие племени на год вперёд. Они ставят свой род на грань гибели, но умудряются исправить содеянное – таким образом указывая выход из сложнейших ситуаций. 

Владея стихией обмана, Локи берётся устроить так, чтобы великан Тьяцци, строящий город богам, не получил вознаграждения. Но затем, по требованию разгневанного великана, Локи крадёт у богов богиню Идунн с молодильными яблоками и хитростью переправляет её к Тьяцци; боги начинают стареть, и по приказу богов Локи обманывает Тьяцци и возвращает Идунн. С Локи связана и первая смерть – предвестница общего Апокалипсиса-Рангарёка: он подсунул слепому богу Хёду ветвь омелы, которая убила бога растительности Бальдра, и не дал светлому богу вернуться из обители смерти, отказавшись его оплакивать.

Трюкач Эсу (из мифологии йоруба) провоцирует все споры и ссоры на Земле. Из-за него верховный бог удалился от людей (как индейский творец Вономи – из-за трикстера Койота). Паук Иктоми, культурный герой сиу-дакотов, изобретатель человеческой речи, – сеятель раздоров из-за розыгрышей над животными, богами и людьми.

Микронезийский трюкач и вестник богов Олофат иногда намеренно искажает божественные повеления. Но он же послал к людям птицу, которая принесла им в клюве огонь – что роднит его с Прометеем или полинезийским Мауи, эпитет которого – "тысяча проделок": он перехитрил владычицу подземного мира, чтобы добыть огонь.

Трикстером выступает и библейский Иаков, обменявший у своего брата-близнеца Исава право первородства на чечевичную похлёбку. Разум сначала проявляется как хитрость – умение обмануть судьбу и уйти с предопределенного пути.

Оппозиция разумный-неразумный и человек-нечеловек порой изображает трикстеров в образах животных. Это прежде всего обезьяна и ворон: животные, ловкостью и быстротой ума подражающие человеку. С головой обезьяны изображались египетский Тот и индийский Хануман, мудрый советник царя обезьян и помощник героя Рамы. Ворон – главный культурный герой восточно-сибирских и северо-американских мифов.

В животных и птицах, от качеств которых ведет начало самоопределение человека, древние начинают видеть таких же людей, только принадлежащих к иному миру. Таково сибирское представление о медведе (в мифологии нивхов), а согласно африканскому взгляду — где часто бытует мнение, что человек произошёл от обезьяны,— обезьяны раньше тоже были людьми, но по какой-либо причине приняли свой современный облик. По зулусской сказке одно из племен перестало обрабатывать землю и решило вести кочевой образ жизни. Оно прикрепило к спине рукоятки бесполезных мотыг, которые приросли к телу и стали хвостами: так среди племён людей появилось племя павианов. Аналогичное негритянское поверье говорит, что обезьяны на самом деле могут говорить, но молчат, чтобы их не заставили работать.

Буддийская легенда рассказывает о происхождении диких племен Тибета от двух обезьян, превращенных в людей с целью заселить царство снегов. Когда они стали пахать землю, они обрели дар речи, а их хвосты и шерсть мало-помалу исчезли. Малайцы считают своими предками пару белых обезьян, которые послали своих детёнышей в долины и те, совершенствуя свой образ жизни, сделались людьми. А некоторые из них вернулись обратно в горы и остались обезьянами. Вошедшее в европейские языки слово орангутанг изначально значит "лесной человек": так более цивилизованные малайские племена называли дикарей, и обезьян тоже. Тайцы называли обезьян "люди лесов".

Эти мифы ценны не только тем, что предвосхитили теории Дарвина и Энгельса — как мифы о рождении мира из Хаоса предшествовали кантовской теории большого взрыва. Они ещё раз доказали нам, что наш обманщик-интеллект не творит своих собственных представлений, а лишь использует те, которые он некогда получил из непосредственного взгляда на природу. А главное — эти мифы являются ещё одной иллюстрацией антропоморфного взгляда на мир, присущего данному архетипу, согласно которому всё на земле ведёт начало от человека и его разумной деятельности.

Почитаемый в Индии помощник-слон, бог мудрости Ганеша, тоже исполняет роль трикстера как "владыка препятствий". Когда боги испугались, что подвижники, которым Шива дарует могущество, завоюют небесное царство, они повелели Ганеше изобретать помехи на пути праведников, помрачая их разум мирскими соблазнами. С ролью обманщика слоненок-Ганеша с успехом справился и даже, как и Гермес, стал покровителем воров.

В русских сказках роль обманщицы играет лиса. Трюкачами выступают индейские Койот, Норка, Кролик Манабозо или Вискодьяк, гусь или заяц у угров, кузнечик Цагн у бушменов: жена которого сурок, сестра – цапля, а приемная дочь – дикобраз — и многие другие). Животные воспринимаются как дети или "братья наши меньшие". В них, как и в первых близнецах, неумеющих правильно творить мир, подчеркивается какая-то неприспособленность и изъян, суть которых — в земной, животной природе, которая начинает мыслиться несовершенной: обжорство Ворона, похотливость Норки, и в откровенной нехватке знаний и навыков (как и недостатке социального опыта, присущего детям).— Но осознание этого несовершенства оборачивается мудростью.

Одно из самых серьёзных табу – запрет инцеста: именно его нарушают божественные близнецы. В индийском мифе Ями объясняет брату необходимость инцеста, чтоб населить мир людьми; а затем Яма уходит в подземный мир готовить место успокоения для других людей, которые начинают умирать вслед за ним. Сам он добивается бессмертия в борьбе с богами, которые признают его равным себе и достойным стать судьёй царства мёртвых. Ями безутешно оплакивают его кончину, и боги создают подобие смерти — сон, чтобы даровать ей забвение.

Править на Земле остаётся брат Ямы — Ману ("человек, мужчина"), имя которого напоминает о германском Манне, тоже означающем "человек". Человек — значит, разумный: и во многих европейских языках слово "человек" (английское man, немецкое Mann, а русские муж и мужчина) ведёт начало от ностратического manu — "думать", от которого происходят индийское понятие ума манас и наши слова: мысль и мудрость. А также — миф и муза, обозначающие человеческое мыслетворчество.

Будучи необходимым для заселения людьми пустынной Земли, инцест может быть оправдан и небом. Китайский первопредок Фу-си, согласился на уговоры своей сестры Нюй-вы только после того, как они принесли жертву богам, и дым от костра, поднявшийся прямо к небу, сказал им, что боги не возражают.

Лат. слово Gemini ("близнецы") родственно греч. gamos – "брак". На санскрите знак Близнецов называется Митхунам, что также означает соединение мужского и женского начал. В славян. мифологии отголосок мифа об инцесте брата и сестры является содержанием свадебных обрядов на купальские праздники, а сочетание брата и сестры символизирует сине-жёлтый цветок Иван-да-Марья.

Однако, согласно архетипу культурного строительства, инцест продолжает мылиться нарушением социальных табу, приводящим к разрушению прежнего рая. Город Толлан, который построил Кецалькоатль тольтеков ("драгоценный близнец"), оказался разрушен, когда он вступил в инцест с сестрой. Ближневосточный образ нарушителей — дети авестийского первопредка Гайомарта/Кайюмарса ("живой смертный"), слившегося с близнецом Йиму и павшего первой жертвой Ангро-Майнью, создавшего смерть. Мартья и Мартьяанаг ("смертные") явились в мир сросшимися почками растения, выросшего из земли после смерти Гайомарта. Сначала они питались лишь чистой водой, но искуситель Ариман (Ангро-Майнью) побудил их выпить молоко козы, развести трением огонь и изжарить мясо, и они, убедившись в своей независимости, перестали соблюдать ритуалы, отпали от Бога и породили семь пар близнецов-детей, которыми населился мир.

Черты того же близнечного мифа имеет библейская история Адама и Евы, в которой первочеловек Адам умирает, чтобы стать царём мёртвых, подобно Яме: земля даже отказывается принять убитого Авеля, пока в неё не войдёт Адам. По имени Адама ("земной: из красной глины") сравнивают с вавилонским первочеловеком Адапом и возводят к нему. Среди нескольких народов, населяющих берега Тигра, Адаму по-прежнему поклоняются как первопредку и хранителю человеческого рода. Образ близнечного мифа ярко проявлены в мусульманской интерпретации легенды. Мусульманская Ева — Хавва ("жизнь") — рождает не только Авеля с Каином, но и семьдесят пар других близнецов, которых оказалось достаточно для того, чтобы они заселили всю землю.

В отличие от героев солнечного архетипа, Адам не борется против Бога за свою независимость — но он уже независим и может преступить тот закон, который ещё не могли нарушить солнечные герои. И преступление библейских близнецов, передающее их земную судьбу в их собственные руки, получает в словах Бога достаточно позитивную оценку: "Вот, они стали, как одни из нас, знающие добро и зло". Существует архетипическая связь между образом инцеста прародителей и познанием, выраженная в языке родством смысла "познавать" и "вступать в половую связь", проявленным в греческом gignosxeo и латинском cognoscere (от и.е. g'enhw "знать" и ностр. kenA "знать" и gunhi "думать"), еврейском yd', аккадских edu и lmd, сирийском hkm и арабском 'rf. В этом соответствии главным оказывается значение познания. Пренебрегая естественной гармонией и теряя райское бессмертие живой души растений и животных, человек претендует на иную бесконечность, чем та, что ему изначально дана. В свете этого остаётся неважным вопрос, существуют или нет перевоплощения Луны: не они есть то, что делает человека человеком. Человеческий разум противопоставлен божественной предопределённости природы, и только в этом противопоставлении его собственная возможность обрести вечную жизнь.

Как современный взгляд воспринимает мифическую историю грехопадения? Рассудок, отделяясь от природы, создаёт себе свой особый мир, и этим совершает преступление — разделение изначальной цельности жизни на две части: проявленный мир и сознание — нашу оценку этого мира, не совпадающую с ним. Заложенный в интеллекте дуализм противопоставленных начал ставит акцент на их вечной войне и делает видимой смерть. Поскольку человек живёт в потоке своего сознания, это выделяет его из естественного круговорота жизни, лишая бессмертия природных перевоплощений. Но из прошлого идя навстречу будущему, нарушая порядок природного круговорота и вырывая материю из колеса повторений вслед за собой, разум призван восстановить единство жизни и так снискать своё новое бессмертие. О чем эзотерика ислама говорит так: «Совершите преступление дважды, и вы вознесётесь на Небо».

В интеллекте скрыто отрицание: любое суждения строится как частичное утверждение чего-то и потому явное или скрытое отрицание противоположного. Как говорит Сартр, «полная Луна налагает на полумесяц его бытие полумесяца»: то, что есть, определяется через то, чего нет. Рациональная мысль всегда начинается с разделения на части, с противопоставления осознаваемого и того, что предстоит осознать, что и составляет суть анализа.

Интеллект-Меркурий строит свою реальность сознания в противовес реальности окружающего мира. Область сознания как отличная от области жизни основана на воображении. К её созданию стремится архетип Тельца, в мечту уходит Рак – соседние знаки; архетип Близнецов опирается на неё и в ней живёт. Готовность рисовать воображаемые миры, в быту граничащая с ложью, очень присуща Близнецам, в чем признается представитель этого знака Шпенглер:

«Я всегда говорил неправду, имея на то тысячу оснований, чаще же всего не сознавая умысла, просто из инстинкта... И если бы мне пришлось принести извинение за эту слабость, то в качестве её причины я назвал бы чрезмерность неудовлетворенного воображения... Я вполне отдавал себе отчет, что часто меня заносит в самую отъявленную неправду по той простой причине, что сказать что-либо правильное казалось мне в эту минуту скучным и тривиальным... Мне кажется, примитивная радость лгать, в которой обвиняют дикарей, крестьян, охотников, матросов, есть исконная форма художественного творчества, постоянная инстинктивная защита от рассудка, пригибающего вниз, какое-то отдохновение, какой-то удобный способ саморазгибания»[4].

Как мы начали объяснять выше, революционность подхода Близнецов в том, что они отвергают социальные формулы и системы (коллективный здравый смысл противоположного архетипа Юпитера), чтобы дать ход новому осмыслению жизни. В этом — их мифологическая роль нарушителей прежних запретов; и Кришнамурти являет здесь яркий пример, отрицая все существующие общественные системы и религии. Он говорит о том, что ни одна из них не ведёт к истине, а только к неким стандартам восприятия мира.

Где есть суждение (априорное), оценка заранее, там отсутствует открытость ума: ключевое понятие Близнецов. Когда «я» ускользает от обусловленных определений, достигается его свобода: «первая и последняя свобода» человека. Процесс освобождения человека должен начинаться с осознания того, чего он сам желает: его реакций на систему символов, которая говорит, что он должен или не должен.

Поднимая вопрос образования — один из самых значимых для архетипа Меркурия: бога интеллекте — Кришнамурти отвергает современную систему обучения, которое учит не как, а что думать. Она удобна правящему классу для удовлетворения властных амбиций, а тем, кем правят, приносит иллюзию определенности и безопасности. Но, чтобы быть свободным, каждый человек должен опираться на собственную мысль.

В обучении важна роль подражания, но подражания не мертво-формальному, а жизненно насущному, которую отмечает Шпенглер: «Имитация родилась из тайного ритма всего космического. Бодрствующему существу единство предстаёт разорванным и распротяжённым: неким «здесь» и неким «там», чем-то собственным и чем-то чужим, микрокосмом, соотнесённым с макрокосмом, как полюсами жизни, протекающей в ощущениях, и этот раскол восполняется ритмом подражания»[5]. Чтобы созданное нами было живым, оно должно как можно точнее отражать саму жизнь.

В быту Близнецы часто пытаются адаптироваться к социальным моделям путем подражания: активно функционируя в любых структурах и механически копируя поведение более социально приспособленных знаков. В популярных гороскопах мы найдем именно такой образ Близнецов: их поисковая активность в социальной сфере выступает как психологическая компенсация плохой адаптации к прежним нормам. Но философы-Близнецы отвергают путь подражания, меняя его на задачу переустройства, и это более соответствует глубинной сути архетипа Близнецов как нарушителей запретов.

Неслучайно под знаком Близнецов рождалось много революционеров всех времен и народов: это Марат, Димитров, Че Гевара, Тито; среди русских Чаадаев, Бакунин, Свердлов, Куйбышев, Щорс, Камо и другие известные представители социалистической революции; ближе к нашему времени — академик А. Сахаров. Неудивительно, что и Пушкин, рожденный под этим знаком, не ладил с царским режимом и мечтал быть в рядах декабристов. А царь-Близнец Петр I, ополчившийся на старые традиции во славу заморскому, более рациональному видению мира, недаром получил эпитет «первый большевик».

Подражательность присуща интеллекту, потому что главная меркурианская рациональная функция — переупорядочивание уже готовых форм. Но с точки зрения организации жизни это революционная роль. Близнецы потому и могут быть революционерами, что им не составляет труда перестроить мир в своей голове. И Паскаль подчеркивает важность этой функции для знания: «Пусть не говорят, что я не сказал ничего нового: нова сама диспозиция материала; когда играют в мяч, то пользуются одним и тем же мячом, только один бросает его лучше, чем другой»[6].

Кришнамурти, в пику традиционному тезису «положительного мышления» индийской философии (умения в каждом событии находить позитивный смысл), обращает внимание на роль отрицательного мышления: как первого шага к творчеству чего-то нового, основанному не на подражании прежнему. Это свойство самого рационального мышления — сначала разделить на части, усомниться, сказать «нет», чтобы потом объединить разорванное принципиально новой связью.

Меркурий — мысль, фиксированная словами. И процесс рационализации в целом можно понимать как переобозначение слов и понятий — в чем достигает успеха Сартр, в совершенстве «играя» гегелевскими категориями «в-себе» и «для-себя», бытиё и ничто, возможное и действительное и через одни определяя другие.

Хейзинга создает концепцию эволюционной роли игры: «наиболее заметные первоначальные проявления общественной деятельности человека все уже пронизаны игрою»[7]. Игра старше культуры, ибо животные не дожидались появления человека, чтобы он научил их играть. Кроме того, в игре всегда есть смысл: нечто «выходящее за пределы непосредственного стремления к поддержанию жизни, вносящее смысл в происходящее действие. Всякая игра что-то значит» [8].

В игре видели подражание, упражнения в имитации «серьезного» действия и разрядку от него, но это верно лишь отчасти: игра не сводится к практической или биологической потребности. Игра – развлечение, забава, ей присуща радость, веселье, юмор. Игра всегда мажорна, она сопровождается подъемом, который дает освобождение от прежних обусловленностей, в этом её психологическая притягательность. При этом игра избыточна: «Уже в мире животных она вырывается за границы физического существования»[9]. Игра отлична от обыденности и потому возвышенна. Шиллер видел в игре свободное самовыражение и основу свободы. И архетипически, нарушение запретов богом интеллекта и божественными близнецами – строителями своих миров - и есть возможность не следовать социальной или моральной необходимости, а возможность находиться в свободном поиске, который даёт пустота ума – нескованность прежними установками (необоснованность рациональными связями, по Хейзинге). Это пустота ума и в духовном смысле, например, буддийской традиции, которой неслучайно присущи парадокс и юмор, и мажорный настрой, свойственные игре. Поэтому игра – одно из ключевых философских понятий данного архетипа.

«Существование игры непрерывно утверждает, и именно в высшем смысле, сверхлогический характер нашего положения в космосе. Животные могут играть, следовательно, они суть уже нечто большее, нежели механизмы. Мы играем и знаем, что мы играем, следовательно, мы суть нечто большее, нежели всего только разумные существа, ибо игра неразумна»[10]. Поэтому человеческий проект Сартра «быть богом», мифология людей как богов – это в конечном итоге архетип homo ludens – человека играющего.

Наиболее возвышенное и сакральное – миф и религиозный ритуал, в которых зачинаются «великие движущие силы культурной жизни: право и порядок, общение и предпринимательство, ремесло и искусство, поэзия, ученость, наука» – для Хейзинги «уходят корнями в почву игровых действий»[11]. Поэтому игра может быть предельно серьёзной. Игра способна полностью захватывать тех, кто в ней принимает участие[12]. Игра – обман, в котором мы хотим обмануться.

Моральные категории не подходят для оценки игры, из-за момента нарушения традиций и запретов, игра свободно выскальзывает из-под них, поэтому и Хейзинга, как и Шиллер, её относят к области эстетического: «В своих наиболее развитых формах игра пронизана ритмом и гармонией, этими благороднейшими проявлениями эстетической способности, дарованными человеку»[13].

Хейзинга ставит акцент на самодостаточном характере игры: на том, что это «действие, которое исчерпывается в себе самом и совершается ради удовлетворения, доставляемого самим этим свершением»[14]. Она украшает жизнь и вносит в нее смысл как чисто человеческая функция. Игра закрепляется как культурная форма и остается в памяти как духовное творение[15]. Игра переносит в мной мир, отличный от обыкновенного, ей присуща «пространственная выхваченность из обыденной жизни»[16] и этим она близка священнодействию, которое изначально также содержит черты игры.

Образ Бога играющего мы найдем в индийской философии (образ Майи-иллюзии) – и у Платона, также философа этого архетипа, излагавшего философию в форме полемических диалогов, которые сами носят черты игры. Он считал, что человек – игрушка Бога, и это для него лучшее: людям стоит проводить жизнь в добрых и красивых играх, оставив высшую серьезность Богу и не относясь слишком серьезно к тому, к чему не следует так относиться:

«Серьезным следует быть в том, что серьезно, а не наоборот. По самой природе вещей Божество достойно всяческой благословенной серьезности. Человек же сотворен, дабы служить игрушкою Бога, и это, по существу, самое лучшее для него. Посему должен он проводить свою жизнь, следуя своей природе и играя в самые прекрасные игры, хотя полагать это и противоречит тому, что ныне принято»[17].

Социальные группы можно рассматривать как игровые сообщества, где люди играют по определенным правилам. Им присуще стремление создать свой особый мир в отличие от уже привычного, обыденного – одна из граней проекта «быть богом». Та же роль переодеваний – карнавалов, а ныне аватарок в соцсетях (одна из которых так и называется «Мой мир»). Игра должна быть необычной, и должна что-то представлять «напоказ» - в этом её коммуникативная важность как свободной передачи информации.

Этимология слова игра в разных языках подчеркивает разные грани архетипа. В греческом, кроме пайдия – детская игра со значением радостного, веселого, беззаботного, акцент на смысле агон – игра как соревнование, полемика – так же, как в китайском чжен. Детская игра дань в китайском имеет значение приятного занятия, озорства, шутки, но также ощупывания и исследования. В семитских языках корень la'ab, которому близок корень la'at, образует поле значений смеяться, насмехаться и дразнить.

В хинди наиболее общее значение игры kridati ставит акцент на динамике, обозначая также движение ветра и волн, прыжки или пляску. Divyati - игра в кости и шутка - происходит от «бросать», с чем соотносятся также значения сиять и испускать лучи. В корне las объединяются смыслы игры, сверкания, мгновенного проявления, звучания, движения взад-вперед и занятия как такового. Lila, с основным значением «колыхаться, качаться», выражает то воздушно-легкое и радостно-беззаботное, что есть в игре, а также обманчиво-кажущееся и подражательное. Англосаксонское Lacan также обладает конкретикой «раскачиваться, волноваться» - как раскачивается на волнах корабль, порхают птицы и сверкают языки пламени.

Подражательность вышла на первое место в латинском ludus в значении школа, но само это слово осталось лишь в древнем языке: романские языки наследовали для игры корень iocus, iocari со значением приятного. Во французском это jeu, jouer, в итальянском - giuoco, gio-сате, в испанском - juego, jugar, в португальском - jogo, jogar, в румынском - joc, juce.

В японском asobi, кроме праздности, отдыха и прогулки, – значение представления, игрового поведения, этот корень добавляется к учтивой речи, выражая, что высокопоставленные лица делают все играя, то есть легко и добровольно, с приятностью, даже если речь идёт о смерти. Жизнь благородного сословия окутывается сферой игры: «высокопоставленная персона видится на такой высоте, где ее поступками движет лишь желаемое ею самою удовольствие»[18]. Это близко упомянутому выше смыслу свободы.

Немецкое spelen выходит за рамки деятельности обычного типа, обозначает свободную подвижность в определенных пределах. Характерны выражения «игра воображения», «игра идей».

Английское play от англосаксонского plega, plegan значит также быстрое движение, жест, хватание рукой, хлопанье в ладоши, игру на музыкальном инструменте. Архетипически интересна здесь связь с рукой, как оперативным инструментом игры. Основное значение этого корня в последующих языках – выступать за что-то или кого-то, подвергать себя опасности или риску. Риск – тоже понятие архетипа нарушителя запретов: отрываясь от коллективно-традиционного, мы идем на риск, как и мифологический трикстер.

В германской средневековой поэзии есть перенос слова игра даже на понятие битвы (и мы тоже можем сказать «игра копий»), это возвращает к значению агонального, соревновательного противоборства, которое в архаических культурах может кончиться и смертью (Хейзинга приводит пример из II Книги пророка Самуила (2 Цар. 2, 14)), и это акцентрирует предельно серьезный смысл игры.

Plegen также имеет значение выставлять напоказ, изображать (ср. совр. дисплей от английского «показывать») и указывает на сакрально-церемониальные действия: благодарность, почитание (мы тоже говорим: выказывать почтение), клятву, траур, правосудие, магию, возвышенную любовь. Среди древнейших значений глагола plegen есть также значение устраивать празднество и выставлять напоказ богатство. Англосаксонский корень lac означал, кроме прыгать и ритмично двигаться, жертвоприношение, подарок, выражение щедрости.

Слово игра распространяется на театральное исполнение в смысле лицедейства, и на музыкальное через ловкость руки, владеющей инструментом. При этом Хейзинга подчеркивает, что для пения это слово обычно не употребляется: «Музицирование несет в себе почти все формальные признаки игры: деятельность эта протекает внутри особо ограниченного пространства, характеризуется повторяемостью, основывается на порядке, ритме, чередовании и уводит и слушателей, и исполнителей из сферы "обыденного" к тому ощущению радости, когда даже скорбные звучания доставляют возвышенное наслаждение»[19].

Ещё одно значение – игра в эротическом смысле, который доносит и нарушение запретов божественными близнецами: братом и сестрой. Игровой является подготовка к соитию, которая есть и у животных. А у человека игра как абстрагирование служит прежде всего осмыслением, и тем связана с интеллектуальной функцией данного архетипа. 

Если вернуться к мифологии, трюкач-трикстер нередко предстаёт порой неразумным, а порой мудрым ребёнком, в действиях которого сочетаются подражание и игра. Так младенец-Гермес украл коров у Аполлона, двух съел, и завернувшись обратно в пелёнки, доказывал, что он ещё слишком мал для подобного деяния. Индийский Хануман, родившись, чуть не съел солнце, приняв его за спелый плод. Североамероамериканский трисктер Ворон прикидывается плачущим ребёнком, чтобы получить небесные мячи-светила. Этрусский Таг – ребёнок, обладающий мудростью и искусством гадания.

4. ЭВОЛЮЦИОННАЯ РОЛЬ ЯЗЫКА.

БОГ ТОРГОВЛИ КАК ПАРЛАМЕНТЕР И ЕГО СВЯЗЬ С МИРОМ ИНЫМ

В эволюции человечества ещё более, чем игра подражания и сознательный отказ от него ради шага к чему-то новому, сыграло фундаментальную роль развитие языка. Онтологию коммуникативного действия, лежащего в основе формирования человеческого общества, подробно описывает представитель архетипа Близнецов философ Юрген Хабермас: для него это главный фактор социальной эволюции людей[20].

Изначально главным органом-посредником была рука – и совершенствование руки до её современной ловкости (60-40 тыс. лет до н.э. – изобретение резца) соотносится с формированием человека современного физического типа (homo sapiens sapiens). Рука, которая в астрологии считается органом Близнецов, стала специфически человеческим органом контакта. Животные чаще берут пищу и предметы ртом, но человеку, пользующемуся рукой, легче передать их соседу, что становится основой обмена и предметного взаимодействия. Рука, функции которой занимают значительную часть мозга, сыграла важную роль в развитии ловкости интеллекта: недаром часты её изображения в раннеземледельческих орнаментах^[21] и неслучайно слово «умный» родственное слову «умелый».

С латинским словом "рука" — manus, происходящим от и.е. корня me ("хватать"),— связаны слова: маневр и манипуляция, хорошо отражающие характер деятельности ума. От того же корня происходит слово "мастерство", изначально понимаемое как ловкость рук. Наше "локоть" родственно слову “ловкий”, но и "лукавый" (они связаны со значением "сгибать" — и.е. leik). Также родственны древнерусское слово "десница" (правая, главная рука) и современное "техника" — и того же корня слово "текст", что напоминает о письменном мастерстве бога-покровителя руки человека.

Однако для всей сложности человеческого общения со временем руки стало не хватать, и тогда вторым и главным органом-посредником стал язык. 700 тыс. лет назад звуки заменили жесты; 350 тыс. лет началось экстенсивное развитие речи^[22]. 30-15 тыс. лет до н.э. датируют складывание ностратического праязыка, ставшего основой большинства современных^[23]. В аналогичный период, видимо, сложился праязык индейцев^[24], имеющий глубинное генетическое родство с пра-китайским.

Мифологическое мышление утверждает, что, кроме того, что человек разумный и смертный, он ещё и говорящий – животные неразумны, потому что не говорят, мёртвый от живого отличается тем, что молчит. Люди другой, чужой страны, в мифологии приравниваемые к мертвецам, тоже как бы не говорят постольку, поскольку мы не можем осмыслить их язык: неслучайно название в русском иностранцев «немцы»: немые. И лишь когда мы понимаем их язык, мы причисляем их к нашему миру живых – потому так важна роль парламентёра, создавшая особый образ бога-посредника между мирами, бога языка и вестника богов, каким был греческий Гермес. Кадуцей Гермеса – жезл парламентера между разными странами и враждующими сторонами: что символизируют две змеи на кадуцее. Актуальна его функция бога обмена и торговли, которая сменяет вражду к чуждому, становясь основным способом взаимодействия между странами.– Другой же способ взаимодействия: война – обозначает рецедив непонимания, нежелания причислить какой-либо народ к «нашему» миру живущих на Земле людей.

Развитие торговли и связей между городами-государствами зафиксировано на Ближнем Востоке уже в 10-м тысячелетии до н.э.^[25] Потом толчок торговым связям Средиземноморья дала Финикия. Богами торговли были финикийский Мелькарт, римский Меркурий: имя которого происходит от слова merx, что значит "товар", или китайские братья Хе-Хе ("согласие и единение"): они поссорились из-за дележа прибыли, но потом смогли помириться и так стали покровителями торговли.

Функция разума проявляется через язык: как говорили древние шумеры, «мой рот равняет меня с людьми»^[26]. Контакт на равных, основу которого составляет речь, определяет демократизм этого архетипа: общение как пользование одним и тем же языком всегда подразумевает равенство. А если кто-то вынужден молчать и недоговаривать – это показатель неравенства. И будучи на равных со всеми, бог речи и торговли выражает ключевое для взаимодействия людей значение языка.

Вестники-парламентёры в мифологии – шумерский Исимуд и эламский Шимут; вавилонский бог разных языков и писцового искусства Наб. Это сын царя богов Мардука (подобно тому, как Гермес – сын Зевса или Меркурий – сын Юпитера): роль вестника рождается из социальной функции. Микронезийский вестник богов Олофат – сын небесного бога Лука. Божественные посредники также авестийский ходатай Ахурамазды Найрьо-Сангха; этрусский Турмс, балтийский Альгис (от слова "звать"). Африканские вестники – знающие все языки трикстер Эсу, который доставляет богам людские молитвы, или Орунмила, который дав имена растениям и научил людей врачеванию. Славянский образ посланца высшей воли – бог ветров Стрибог. Библейская мифология также имела вестников – это ангелов ("вестники").

Развитие письменности, литературы и науки относит к вестнику богов и эти функции, и Гермес становится сначала богом красноречия, потом счёта и письма, и, наконец, хранителем знаний, как и египетский Тот, прежде лунный бог и создатель календаря, потом изобретатель письменности и покровитель правильной устной речи, хранитель летописей и библиотек. Сестра Тота – богиня письма Сешат ("пишущая"), отвечающая за искусство счёта, планирование и строительство. Шумерский Набу записал таблицы судеб – в который содержится вся мудрость мира. Индусы начинали свои сочинения с обращения к индийскому богу мудрости и письма Ганеше. Ещё один бог этого типа – армянский покровитель мудрости и письма Тир.

По происхождению боги счёта, речи и письма вне-природны – они возникают из функций человеческого мира и вынуждены заимствовать свой образ: у лунных богов счёта дней (как египетский Тот, который управлял языками и сам считался языков творца Птаха), у первопредков (как и божественные близнецы) или архетипа невидимой потусторонней реальности. Роль первопредков не теряют североамериканский Иктоми, изобретатель речи, и полинезийский Мауи, обладатель магии знаний.

Как показано выше, неслучайна роль бога языка как проводника в подземный мир – и связь Гермеса со стадами, как у богов богатств царства смерти. Меркурий мог указать зарытый клад. Индийское название планеты Меркурий Будха ("мудрый") восходит к индоевроп. змею глубин (Ахи Будхинье). Русский пастух и бог низин Велес сам становится покровителем красноречия и пения: в "Слове о полку Игореве" встречается эпитет "велесовы струны", а рассказчик Боян назван его внуком.

Изобретение письменности и возникновение литературы и науки датируется 6-4 тыс. лет до н.э. Шумерское и египетское письмо развивается в 4-м, протоиндийское – в 3-м, китайское – во 2-м тысячелетии до н.э. В Шумере слово "писец" стало почетным званием образованного человека. В конце III-го тыс. до н.э. школа, готовившая писцов и землемеров, превратилась в академический центр, где изучали математику, право, грамматику и литературу, музыку, медицину, зоологию и ботанику, составляли списки терминов и словари^[27].

Это уже историческое время, когда в памяти остаются деяния конкретных людей (первое дошедшее до нас записанное произведение: эпос о Гильгамеше – датируется 3-м тыс. до н.э.) И функция изобретения письма переходит от богов к культурным героям: создание иероглифического письма, заменившего узелковое, и 8-ми главных гексаграмм "Книги перемен" приписывается Фу-си, а изобретение алфавита -- финикийскому Кадму. Шумерский миф о гонце Энмеркаре объясняет возникновении клинописи: посланец курсировал между двумя городами, передавая сообщения; они становились все длиннее, и когда посланник оказался не в состоянии их запомнить, он изобрел письмо (на самом деле, как мы говорили, происходит наоорот: сначала вводится письмо, потом ухудшается память). Был и библейский создатель счета и письма – Енох, время жизни которого – 365 лет, по числу дней года. А мы сегодня в начале знака Близнецов почитаем святых Кирилла и Мефодия, которые сыграли роль в распространении письменности на Руси.

Мифы говорят, что именно Гермес дал народам разные языки и тем положил начало многообразию культур – и конец единому правлению Зевса, который поставил тогда над народами земных царей. Заведовал разными языками шумерский писец Набу – и недостроенный зиккурат в его честь дал повод для библейской легенды о Вавилонской башне. Также шумеры приписывали возникновение многих языков лукавству Энки. Разнообразие языков и культур разобщает людей, что заметили мифы, – однако даёт повод для объединения на более высоком уровне. Недаром современная философии (социальная антропология) ратует за мультикультурализм и мультиперспективность (многообразие и сохранение разных культур и разных путей развития, один же путь для всех сегодня видится тупиком, во всяком случае в интеллектуальной среде). Как пишет этнолог Дж. Оверинг, задача антропологии – «проникнуть в разум других людей, чтобы воспринять Вселенную так, как они её воспринимают»^[28].

Диалектика данного архетипа в том, что основанная на торговле глобализация как бы нивелирует культуры стран и отбрасывает национальные особенности жизни и мышления. Но это лишь на поверхностном уровне – на глубинном идёт сильнейшее сопротивление обезличиванию народов, перерастающее сегодня в национальные движения, крайняя форма которых фашизм. И если будет уничтожена обособленность и специфика культур, прекратится и обмен. Поэтому бог торговли и ума ратует за мультиперспективность  развития. Библейский Бог недаром разрушил Вавилонскую башню и смешал языки – единственный путь, даже и к самому Богу, не нужен – нужны разные.

5. СВЯЩЕННЫЙ ХАРАКТЕР СЛОВА И ЗНАНИЯ.

ВОЗВРАТ МЫСЛИ К ЦЕЛОСТНОСТИ

С богами речи, счета и письма связан священный характер слова и знания. Тот — автор священного писания — "Книги живых" и "Книги мёртвых". Западно-семитский родственник Тота, бог мудрости и создатель письменности Таавт — автор книги о сотворении мира. Архетип Меркурия отражает ту стадию истории, когда написанное начинает обожествляться, получая самостоятельную жизнь. Тот отождествляется с Гермесом в 4-3 в. до н. э., и это — время, когда письменный текст в западной истории начинает получать преимущество перед устным. Святость написанного отражает и шумеро-аккадский образ таблиц ме, на которых записаны судьбы мира и за которые идёт постоянная война богов, так как они становятся признаком верховной власти.

И здесь мифология обращает наше внимание на происхождение самого языка. Реконструкция ностратического праязыка показывает, что его образуют звукоподражательные корни, использующие звуки, близкие природным. Если произнести эти слова, ощущается точность отражения явлений, (например, homsa "мясо", kaejwa "жевать", kirha "старый", mewa "вода", 'asa "огонь", jara "сиять", kupsa "гаснуть", kylA "мерзнуть", tcikka "резать"). Сегодня звукоподражание связывается с таким "детскими" словами, как "шуршать", однако звукопись праязыка носила "взрослый", "магический" характер, психологически тесно связывая предмет с его звучанием. Поэтому долгое время табуировались названия животных-тотемов и мыслились священными имена, о чём повествуют и мифы. – Так Изида выведывает "истинное" имя Ра, чтобы возыметь над ним власть. Библейский Адам даёт имена животным, чтобы стать господином над ними. И нас до сих пор притягивает магия заклинаний, о которой повествуют сказки.

Изначально поток речи, как и мыслительный поток вообще (можно вспомнить литературу потока сознания Рака Марселя Пруста), есть отражение потока жизни. Как детская естественность чувств Рака отражается в ментальной непосредственности знака Близнецов, так письменная речь сначала не отличается от устной. Она содержит много диалогов и ещё больше удивляющих нас повторов, поскольку слова подразумевают конкретные интонации и образы, она предназначена для чтения вслух, а не про себя. Записанное является лишь напоминанием тому, кто прежде был рассказчиком, а теперь стал чтецом. Лишь потом письменный текст находит новые формы точной передачи смысла, чтобы факты, отделенные от самой жизни и неизвестные читающему, смогли дойти до него.

Так формируется особая сфера знания, существующего независимо от жизни: и вместе с этим все более и более независимо от жизни начинают существовать человеческая речь и интеллект. Это и достоинство, и недостаток. Известно, что примитивные племена и дети запоминают наизусть огромные тексты, но когда учатся писать, теряют свою лунную способность к эмоциональной памяти, где речь и жизнь ещё составляют единое целое. Сфера оперативной памяти, подчиненной практическим требованиям интеллекта, отрывается от долговременной, обращенной к прошлому, и запоминание начинает представлять проблему.

В мифах мы можем ещё видеть целостность речи и жизни. Река жизни Сарасвати, олицетворяя непосредственный поток чувств и мыслей, одновременно является богиней красноречия, изобретательницей азбуки деванагари и создательницей науки. Выступая богиней священной речи, она отождествляется с Вач ("речь, слово") и покровительствует поэтам. Другое имя Сарасвати — Бхарати ("воспитанная") — знаменует переход к речи осмысленной и зафиксированной, знанию и обучению.

Роль звучащей речи отражает античная богиня молвы Фама, её имя родственно английскому "famous" ("известный"), обращая нас к образу языка как вестника богов. От того же корня, что Вач, происходят имена греческой вестницы Зевса Оссы ("голос"), и её римского соответствия Вокс. Это корень weq, означающий "говорить"; однокоренные русские слова — "весть" и звукоподражательное "вякать", а также "вещь": названный предмет, с которым может манипулировать интеллект человека, что возвращает нас к теме торговли. С этим корнем связано и греческое слово "эпос", и эта мифологема, как уже говорилось, включает образы эпических героев: порой связанных с богами кровными узами, однако уже полностью и целиком людей, а не богов.

Слово — материальная форма мысли, делающая невидимую ускользающую идею вечным объектом этого мира. Отсюда родилась идея божественного слова, творящего мир. Вач — выше Неба и шире Земли, она веет как ветер и охватывает все миры. Она есть творящее начало демиурга Праджапати и пребывает со всеми богами. Вач также соотносится со стихией воздуха и атмосферой: гром называют её голосом. Её роль возвращает к древнему архетипу Неба: однако конкретность образа и соотнесённость с первочеловеком Праджапати относит Вач к третьему знаку воздуха. Праджапати: человек, равный Вселенной, — тоже сравнительно новый бог, в человечеством облике наследующий черты первого из демиургов, бога ясного Неба Дьяуса.

Мы поймем священность слова у древних, если представим, что древнейшие понятия полностью предметны: так образы богов не являют чего-то отличного от повседневной жизни, а растворяются в ней. И это – идеал мышления для знака Близнецов в том смысле, что его цель — связать субъект с объектом. Корни абстрактного мышления — не только в трансцендентных априорных формах, выявление которых бездоказательно и повисает в воздухе, если не подтверждается всей историей мысли человечества, — но в объективной реальности,  которая придает им наглядность, возвращая мысли тот фундамент, от которого она когда-то оттолкнулась.

Шпенглер замечает, что античная мысль ещё обладает этой предметностью, а средневековая уже её теряет: «В основе аполлонической и фаустовской картины природы лежат противоположные элементы: отдельной вещи и единого пространства. Олимп и царство теней исполнены резкой чувственной определенности — царства карликов, эльфов, кобольдов, Валгалла и Нифльгейм затеряны в мировом пространстве. В древнеримской религии Теллура — это отнюдь не «праматерь», а самая очевидная пашня. Фавн — это конкретный лес, Вольтурн — конкретная река; посев именуется Церера, жатва — Конс. «Под хладным Юпитером» означает у Горация чисто по-римски «под холодным небом». Тут даже не делалось попыток образного воспроизведения бога на месте почитания, так как это означало бы удваивать бога. Ещё и в очень позднее время не только римский, но и греческий инстинкт противился изображениям богов; об этом свидетельствуют народные поверья. В доме присутствует Янус, дверь, в качестве бога, и Веста, очаг, в качестве богини. Паны и сатиры — это ощущаемые как существо, строго размежеванные поля и пастбища в полдень. Дриады и гамадриады суть деревья» [29]?.

В основе современных представлений о мире лежат те же архетипические идеи, что тысячелетия формировали мысль человечества на разных концах земного шара.

И Шпенглер видит в абстрактных понятиях науки богов нашего времени: «Произнесение правильного имени есть заклятие. Так возникают божества и основные научные понятия — прежде всего как имена, к которым взывают и с которым связывается некое приобретающее чувственную определённость представление. Какое освобождающее колдовство заключается для большинства учёных мужей уже в простом оглашении слов типа «вещь в себе», «атом», «энергия», «сила тяжести», «причина», «развитие»! Оно подобно тому, которое охватывало латинских крестьян при произнесении слов: Церера, Конс, Янус, Веста»[30]. 

Современным абстрактным понятиям отводится та же великая роль выстраивания жизненной реальности: созерцания мира и способов оперирования с ним, что прежде именам богов.— Только, лишенные связи с актуальностью конкретной жизни и энергией её общечеловеческих истоков, они далеко не всегда справляются с этой ролью. В этом Шпенглер следует за Гёте: «Рассудок столь же стар, как мир. Более ранние века находили свои идеи в созерцаниях фантазии, наш век сводит их в понятия. Величественные воззрения жизни олицетворялись тогда в образах, в богах; нынче их подгоняют под понятия. Там было больше продуктивной силы, теперь преобладают силы разрушения или разложения»[31]. Отчего это происходит?

Почему абстрактные понятия не столь могущественны, как древние боги? Почему человеческая мысль непременно теряет связь с жизнью? Как её вернуть? — это ключевые вопросы архетипа Близнецов: неслучайно он описывает человеческий интеллект, который стремится постичь устройство Вселенной — разобрать реальность до атомов и вновь воспроизвести жизненные связи в прежней органической связанности между собой. Возможно ли это? Говоря о лишь частичном охвате жизни интеллектом, уместно вновь вспомнить миф о Вавилонской башне, историческим прообразом которой послужил храм в честь шумерского бога интеллекта — писца Набу. Он должен был сравняться по высоте с храмом царя богов Мардука, но остался незавершен, и это символично: архетип Юпитера оозначает коллективный разум в целом, включая подсознание (царь богов, например, посылает сны), а чисто рациональный подход ограничен действующими в данный момент социальными моделями.

Человеческое сознание, как и речь, отражает природу: в этом точном подражании – основа развития интеллекта и психологическая суть данного архетипа. Слово фиксирует представления о мире, будучи инструментом творения собственно человеческой, символической и "виртуальной" реальности, позволяя взглянуть на себя со стороны. Это осознание проецируется на образ первых людей-близнецов, творящих свой мир, отличный от мира богов и позволяющий забыть о нём, а также на образ трикстера, подрывающего основы прежнего восприятия реальности, где на первый план выходит функция нарушения священных табу.

Но чем дальше понятия отходят от образа, тем более становится видно, что любой мыслительный синтез при всей эрудиции и эмоциональной страстности его творца всегда остаётся только моделью жизни, откровенно непохожей на неё аналогией. Философы психотипа Близнецов хорошо понимают это – и, проявляя абсурд, заложенный в природе мысли, Паскаль говорит: «Смеяться над философией — значит по-настоящему философствовать». А Сартр раскрывает иллюзорность ницшеанского идеала сверхчеловека как безграничного самоутверждения мысли.

Сам язык обманывает нас, исполняя свою роль трюкача-трикстера: рассудок хочет присвоить себе чужое — то, что принадлежит жизни. Украв у неё всё её содержимое, он подменяет собою жизнь и успешно водит нас за нос: мы видим мир таким, каким он выстроил его — и каким мы хотим видеть его с точки зрения своего благополучия и своей пользы, а вовсе не таким, каков он есть. Язык часто вводит нас в заблуждение, и неслучайно от и.е. корня wer — "важно говорить") происходят одновременно английское word ("слово") и наши слова врать (первоначальное значение — "говорить"), враг и вор. Интересно также, что русское название Близнецов (от "близкий") оказалось родственно словам: блуждать и заблуждаться.

Противопоставленная бытию мысль в конечном отрицает саму себя, само движение своего непосредственного поиска, как говорит Паскаль: «Наш разум всегда разочарован непостоянством являющегося, ничто не может фиксировать его между двумя бесконечностями. Поняв это, каждый пребывает в покое, куда его поместила природа. Перед бесконечностью все равны».

Оживляет мысль чувство. И сравнивая современные формы мышления с более ранними, Шпенглер с сожалением констатирует, что всякая культура, отходя от природы, стареет, переживает упадок и приходит к своему концу, формируя «мёртвый интеллект» цивилизации в противовес живому истоку духа, давшему ей толчок. Эту идею философ отразил в самом названии своего главного труда — «Закат Европы». Раскрывая недостатки современного интеллекта (планеты Меркурий), Шпенглер яростно критикует научную мысль:

«Скорее можно разложить с помощью скальпеля или кислоты какую-нибудь тему Бетховена, чем душу — средствами абстрактного мышления». «Научные миры суть миры поверхностные, практичные, бездушные, чисто экстенсивные... Воцаряется мозг, так как душа вышла в отставку»[32]. 

«Процесс мысли постоянно уничтожает любовь»,— говорит Джиду Кришнамурти о том же самом, но несколько проще. Мысль субъекта уводит его от целостности восприятия.

Поскольку же архетип Меркурия, в попытке построить нечто новое, перестраивает реальность, актуальным становится вопрос возврата мышления к порядку, соответствующему истине естества. Таково стремление к «порядку сердца» у Паскаля, который писал:

«Мы познаем истину не одним разумом, но и сердцем; этим-то последним путем мы постигаем первые начала, и напрасно пытается оспаривать их разум, который тут совсем не у места... Смешно со стороны разума требовать у сердца доказательства его основных начал, как смешно было бы сердцу требовать у разума чувствования всех делаемых заключений, чтобы принять их»[33].

Порядок сердца Паскаля — то целостное восприятие, о котором так много говорят последние десятилетия. Но можно обратить внимание, что мыслительная функция для него — принципиально иная, чем чувственная: не случайно человек разделяет их. Не случайно ему, в отличие от животных, дано чувствовать не всё: о чем-то он лишь мыслит, не проживая этого всеми чувствами (не реализуя в этом идеал Тельца). Это дает скорость восприятия (и соответствует тому, что планета интеллекта Меркурий быстрее всего обегает вокруг Солнца). Сознание как абстракция, обобщение есть отход от конкретного, как говорит Сартр: «Сознание, которое было бы сознанием того, что есть, должно было бы читать по буквам каждое слово» [34].

Язык стимулирует развитие мышления и одновременно тормозит его, фиксируя предыдущую стадию его развития. Аналогично образ трикстера, иллюстрирующий развитие интеллектуальной функции,– это взгляд человека на свое прошлое, как его оценивал К.Г. Юнг: "детство", окрашенное неумением и незнанием, отсутствием культурных и практических навыков,– взгляд сознательно-нарочистый и отражающий возникшее чувства юмора. Оппозиция умения-неумения, знания-незнания проецируется и на близнецов, один из которых все делает правильно, создавая полезные для человека вещи, а другой – неправильно, будучи виновным во всех неудобствах существования людей. Юнг так описывает этот архетип: "Сознание есть праопыт человечества. Этот опыт спроецирован на архетип ребенка, который выражает целостность человечества. Он – нечто покинутое, заброшенное, и одновременно божественно-могущественное… "Вечный ребенок" в человеке – это какая-то неприспособленность, изъян – и божественная прерогатива"^[35].

Мысль — дробление реальности на части, но в то же время мысль — это естественная связь, образующая единство между частями разорванной Вселенной и порядок нашего непосредственного восприятия жизни. Мысль — высшая форма взаимодействия мира и человека, образующая его гармонию в хаосе бытия, которое навсегда останется по ту сторону нашего понимания. В противоречивости — великое преимущество рассудка, его изначальное подобие явленному миру.

Философы-Близнецы подчеркивают, что, несмотря на все недостатки интеллекта (который, по Сартру, сам предстает как свой собственный недостаток), мы не можем отказаться от нашей человеческой способности мыслить словами, создавая тем самым особую реальность ума. В этом отличие философии от религии — наука призвана строить свои непрочные модели и достигать целостного видения через антитезу частичных величин: так как, по словам Шпенглера, «переживание может быть безмолвным; систематическое познание существует только в словах»[36].

А Паскаль считал, что и религиозное познание невозможно, минуя (меркурианскую) способность суждения: “Дай Бог, чтобы мы никогда не имели нужды в разуме, а всегда познавали все вещи инстинктом и чувством. Но природа отказала нам в этом благе, сообщив нам лишь весьма немногие понятия такого рода; все другие приобретаются только путем рассуждения»[37]. 

Насколько возможно познание: выстраивание всей целостности жизни «снизу», при помощи строгой организации интеллекта, а не «сверху», путем божественной любви? Подтверждая миф о Вавилонской башне, Сартр дает отрицательный ответ: фундаментальный проект человека стать Богом, т.е. достичь самодовлеющего бытия в-себе, сохранив свободную субъективность бытия-для-себя, в котором кроется отрицание мысли,— неосуществим.

Но такова природа ума, что в самом отсутствии кроется возможность — и отдаляясь от цели, мы приближаемся к ней. Так в закате цивилизации наука механистична и лишена жизненных сил: как говорит Шпенглер, средневековое мирочувствование «силилось выразить символическую бесконечность» мировой души, но познание оказалось неспособным выстроить из этого систему. Наука достигла лишь «лингвистически стесненного понимания, полагающего, что оно победило видимость и отслоило от неё «истину». Однако под этим сплетением вновь обнаруживается древнейшее и глубочайшее, миф, непосредственное становление, сама жизнь». По Шпенглеру, наука устраняет человеческие черты из картины природы, чтобы возобладать над самой человечностью (двойственной и частичной природой мысли) в виде чистой и цельной природы:

«Ныне, в закатывающемся солнце научной эпохи, в стадии побеждающего скептицизма, расступаются облака, и утренний ландшафт вновь предстаёт в совершенной ясности... Усталая от своих стремлений, западная наука вернется к своему душевному отечеству» [38]. 

Так разум отдельного человека превозмогает статичное богатство культуры в целом, тесно связанной со своими природными истоками и погрязающей в них. Одна из мифологических аналогий этого — победа героя Геракла, рожденного от бога (кстати, имевшего брата-близнеца Ификла, рожденного от земного отца) надо Львом: изначально олицетворяющим Солнце и весь освещаемый им тварный мир. Даже если результаты человеческого познания не отражают целостности природы, то сам процесс постижения: процесс отрицания мыслью своего прошлого и себя самой как отрицания — есть возврат к ней.

6. ЖИТЬ НАСТОЯЩИМ.

ПОДОБИЕ ЧЕЛОВЕКА и МИРА

Практический интеллект пользуется оперативной памятью, теоретический — долговременной. Отдавая преимущество практике, Близнецы живут настоящим, отбрасывая прошлое и пренебрегая опытом, в отличие от противоположного знака Стрельца, опирающегося на багаж традиций: как это делает и современное общество в целом. И в постоянном внимании философов-Близнецов к вопросам памяти и судьбы можно увидеть компенсаторное обращение к подсознанию и опыту, как базе мысли.

Обычно любая конструкция мысли естественно опирается на прошлое (строить надо из чего-то); но архетип Близнецов, символизирующий мыслящего субъекта самого по себе предлагает каждым актом мысли конструировать мир и себя заново. Основная цель этого — свобода преобразования, создание будущего как принципиально иного. Отказ Близнецов от детерминизма, который естественен для предыдущих архетипов Овна и Тельца, ярко иллюстрирует главный миф этого архетипа о творении прародителями-близнецами нового мира на пустой земле и их образ нарушителей прежнего порядка. Однако будущее должно быть закреплено: процесс творения должен стать необратимым — и он закрепляется во времени, как самой основе организации мира.

Фиксация мысли (в логике и словах) придает процессу мышления необратимость. С возникновением памяти как фиксации интеллекта, и особенно его письменной фиксации, мы вправе сказать, что человек не забудет своё прошлое и не впадет в природное детство. И когда он зафиксировал прошлое, он вправе освободиться от него. Забыть его табу и священные запреты, нарушить правила прежней жизни. Так было в истории. Если обратиться к архетипам мифологии — интеллектуальной функцией владеет бог-обманщик. Бог красноречия, счета и письма становится нарушителем табу, как греческий Гермес, который, едва родившись, украл коров у Аполлона. Он смеет нарушить священные законы, ибо их навечно зафиксировало сознание.

Абсолютизм судьбы, служащий для Близнецов опорой самосознания, определяет себя отрицательным образом, как говорит Cартр: «будущее есть то, чем я вынужден быть, постольку, поскольку я не могу быть им». Но если настоящее есть бегство от себя, то будущее – бегство к себе. Философ определяет будущее как отсутствие, которое позволяет ему быть присутствием: «то, что обычно обнаружено для сознания, есть будущий мир». Сартр логически доказывает, что будущее свободно и «не соответствует хронологически упорядоченной последовательности моментов, которые должны наступить... Иерархия моих возможностей не соответствует порядку универсальной темпоральности» [39].  Для Шпенглера, как и для Сартра, осознанная причинность есть иной порядок, чем видимые законы судьбы: порядок самой мысли, которая свободна. Здесь можно вспомнить и фразу Кришнамурти: «свобода есть порядок». Или, если выразить ключевую идею архетипа Меркурия,— свобода есть необусловленное перестраивание порядка прошлого.

Как мы говорили ранее и ещё раз скажем словами Кришнамурти, «память вчера обуславливает сегодня и формирует завтра. То есть, прошлое через настоящее создает будущее» [40].  Но есть интервал между двумя мыслями, который свободен от «я» и лишен времени. В этот момент мы выпадаем из предопределенной линии судьбы. Мы можем перечеркнуть прошлое, взглянув на него другими газами, и сделать шаг в иное будущее. Осознание судьбы меняет предопределенность пути.

Эту прерывность психологической проекции времени, на которую обращает внимание Кришнамурти, Шпенглер находит в древнем мире — античности, не следившей за часами и жившей свободой момента:

«Подлинной античности так же чужда археология, как и её оборотная сторона, относящаяся к душе — астрология. Античные оракулы и сивиллы, как и этрусско-римские авгуры, менее всего склонны возвещать далёкое будущее, ограничиваясь установкой на единичный, непосредственно данный случай» [41]. 

С идеалом свободы античности перекликается установка Кришнамурти «умирать для каждого вчера», будучи открытым радости сегодняшнего дня. Для него, как и для других Близнецов, источник, центр, который называет, определяет, судит,— это память, ряд ощущений прошлого, которое оживает через настоящее и «питается настоящим»: «Память делает жизнь вялой, тупой и пустой. Мы живём в антагонизме друг с другом, потому что «я» и «мое» усиливаются через память. Память фактов, технических вещей — очевидная необходимость, но память как психологическое удерживание вредна по-ниманию жизни, общности друг с другом» [42]. Как набор готовых определений прошлого этот центр «я» должен быть устранен, чтобы возникло истинное понимание: в опоре на всю совокупность жизни настоящего.

Архетипическая задача интеллекта — вырываться из рамок, нарушать привычные ходы мысли — её коридоры: черпая вольный воздух под открытым небом. Говоря астрологически, Меркурий, устанавливая связи, осуществляет трансформацию метафизических основ Венеры волей Марса. Интеллект наполняет их новым временным содержанием — делает современными.

Приближая себя к жизни, ум отражает, поддерживает и направляет жизнь мира в данный момент. И так осуществляется древнемифологическое представление о подобии человека и мира.

Первочеловек мыслится равным Вселенной: это скандинавский великан Имир (от и.-е. yemo "близнец"), его тело – земля, кости – горы, кровь – моря, череп – небо, волосы – леса. Или иранский Каршиптар, из тела которого творится Вселенная. Это индийский тысячеглазый, тысяченогий и тысячеглавый Пуруша, от расчленения его на части возникает космическая и социальная организация бытия (наличие каст объясняется их происхождением из разных частей тела Пуруши) или первочеловек Праджапати. Это китайский Пань-гу, с частями тела которого отождествляются рельеф земной поверхности и светила; или Мауи, тело которого – основа островов полинезийского архипелага.

Человек – основа своего собственного мироздания, но образ здесь отличается от архетипа первопредков и богов Земли. Первочеловек, как и боги интеллектуальной функции и божественные близнецы ассоциируются с быстротой мысли и свободой духа, в мифах они связаны со стихией духа-воздуха и порой предстают в виде птиц. Имя Каршиптара переводится как «быстролетящий». Праджапати – пламя первозданных вод и водоплавающая птица. Крылышки на сандалиях Гермеса символизируют полёт. Племена Судана нуэры называли птицами близнецов, считая их детьми небесного бога. В виде птиц изображали китайских прародителей Фу-си и Нюй-ву.

Индийский Пуруша – дух, во время сна и странствующий как птица, и этот образ ассоцируется с современным популярным представлением об эфирном двойнике, как близнеце человека, сотканном из светящейся энергии, и во время сна покидающем более грубую физическую оболочку:

Оставляя внизу гнездо под защитой дыхания,
Устремляясь из гнезда, он, бессмертный,
Странствует повсюду, где хочет,
Золотой Пуруша, одинокая птица.
                                                      (Упанишады)

Эти образы хорошо иллюстрируют идею, что задача звучащей речи и интеллекта – духовная: речь может направлять людей, и ум действительно творит их реальность. В стихах, посвящённых Пуруше, также говорится:

Тот, кто нашёл, кто покорил Атман,

Увязший в тёмных лабиринтах тела,

Тот творец, создатель всего,

Ему принадлежит мир, он сам мир.

В древнем мире, как и сегодня, речь сопровождала погребальные обряды, и боги знаний: египетский Тот, греческий Гермес, этрусский Турмс, римский Меркурий, армянский Тир – считались провожатыми душ умерших и их защитниками в их последнем пути. Тот изображался с головой ибиса, пожирающего змей и скорпионов – носителей смерти: таким образом бог языка отводил смерть от человека и, значит, вел его не в небытие, но в иную жизнь. Так разум охраняет душу от призраков и дает нам возможность проникнуть в сферы неведомого, не попав в сети иллюзии. Для древних это — очень важная роль бога интеллекта, и неслучайно "Книга умерших" говорит, что власть писца Тота больше, чем власть царей Осириса и Ра.

Этот архетипический сюжет воскресает в обращенной к древнему миру возрожденческой литературе: в "Аде" Данте, где проводник в потусторонний мир – поэт Вергилий. Правда, современности ближе средневековья древний шаманизм, и роль шамана в восточно-сиирских мифах играет Ворон, а в северо-американских – трикстер Ваджункага.

Говоря терминами Юнга, наш личный разум освещает путь в глубины коллективного бессознательного: а точнее, в собственный мир сознания, расширенный до сознания общечеловеческого. Разум ведёт нас в мир долговременной памяти, где хранится вся информация о жизни людей, начиная с того момента, как они спустились на землю из мира богов и стали отличаться от своих человекообразных предков. Но мир сознания не есть конечная точка пути: недаром бог интеллекта является только посредником между этой реальностью и другой. И иная реальность не есть только реальность сознания: разум — её строитель, но мы не захотели бы жить в двоичном и плоском мире, который является лишь отражением мира объемного. Как ни странно, но для мифологического сознания, которое фантазирует в деталях, но никогда не ошибается по существу, иная реальность, которую творят божественные близнецы, является полноценной жизнью.

Алхимически Меркурий отождествляется с философским камнем: который называют также "универсальным растворителем", преобразователем реальности. И в алхимическом символизме первостепенную роль играет образ ртути, по гибкости подобной человеческому интеллекту: по-латыни Mercurius — её назвали именем римского бога из-за ассоциации с подвижностью этого металла. Алхимическое представление о "смерти в жизни" ради жизни после смерти возвращает нас к образу проводника в подземный мир.

Обманщик-разум скрывает реальность: разбирая на части всё, что можно разобрать, он не притрагивается к тому, что составляет суть жизни, скрывая суть под словами. Слова не могут отразить целостной реальности настоящего ("мысль изреченная есть ложь"). Но как Гермес — коров, разум присваивает себе накопленное богатство мира прошлого, перечеркивая это прошлое, и этим исполняет роль радикального очистителя источника существования. Динамичный разум — универсальный растворитель алхимиков — берёт на себя роль хранителя и распорядителя богатств жизни и памяти, и этим освобождает душу для возвышенных чувств, которые ведут нас дальше — к архетипу планеты любви и вечной жизни Венеры.

Если под конец вернуться к актуальным задачам современности, архетип счёта, письма и знания заведует образованием. И здесь остаётся ещё раз подчеркнуть задачу экологии мышления, о которой уже шла речь при рассмотрении идей философов-Близнецов. Сегодня очень необходим естественный процесс усвоения знаний, а для этого возврат от частичности интеллекта, ныне господствующего в науке, к целостным картинам, переход от чисто рационального (левополушарного) процесса усвоения – к творческому (правополушарному), важность развития коммуникации на уровне языка и рук, как и эмоций, а также включение игрового элемента: насколько наш ум чувствует себя ребёнком, настолько возможны интеллектуальные открытия. Если тело подчиняет себе ум, мы, как древние люди, продолжаем смеёмся над картинкой обжористого и похотливого трикстера. Но когда ум аскетически подчиняет себе тело, это может обернуться болезнями, стрессом, бессонницей и постоянной неудовлетворенностью. Вести должно сердце – творить хочется от полноты существа. Образование не должно глушить в детях это желание полёта. И тогда знание выстроит не сухие и бездушные абстрактные миры (о которых писал так мифолог А.Ф. Лосев: "Мир – абсолютно однородное пространство… он плоскостен, невыразителен, нерельефен. Неимоверной скукой веет от такого мира… а главное, всё это как-то неуютно, всё это какое-то неродное, злое, жестокое"^[43]). А города, в котором воистину хочется жить, и строительная функция интеллекта принесёт счастье и мудрость жизни – развернув понятия следующего архетипа.  

*      *      *

Яркие религиозные и философские идеи, производные от архетипа:   1) человек как нарушитель изначальной (природной и божественной) гармонии – религиозная идея грешности и антропологическая – несовершенства человеческой природы (А. Гелен, Г. Плеснер, Ф. Ницше и др.);

2) интеллект как отрицательное (в религии) и отрицающее начало ("трещина внутри бытия" у Ж.П. Сартра); противопоставленность интеллекта и жизни (Дж. Кришнамурти; О. Шпенглер и др.);

3) экология мыслительного процесса, который должен уподобиться природному ("порядок сердца" Б. Паскаля, "ритм подражания" О. Шпенглера).

4) онтология интеллектуальной деятельности как освоение=создание новых сфер реальности ("фундаментальный проект человека – быть Богом" у Сартра; современное понятие "виртуальной реальности"); 

5) онтология игры (Й. Хейзинга);

6) мысль как связь; онтология коммуникативной деятельности (лежащей в основе образования человеческого общества Ю. Хабермас, Л. Мамфорд).

К следующему архетипу:

Архетипы чувства: http://www.astrolingua.ru/MYTH/11chuvstvo.htm

Предыдущие архетипы:

Архетипы истока: http://www.astrolingua.ru/MYTH/1istok.htm

Архетипы творения: http://www.astrolingua.ru/MYTH/2tvorenie.htm

Архетипы памяти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/3vremya.htm

Архетипы общества: http://www.astrolingua.ru/MYTH/4socium.htm

Архетипы смерти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/5smert.htm

Архетипы культуры: http://www.astrolingua.ru/MYTH/6kultura.htm

Архетипы деятельности: http://www.astrolingua.ru/MYTH/7poryadok.htm

Архетипы индивидуальности: http://www.astrolingua.ru/MYTH/8individ.htm

Архетипы души: http://www.astrolingua.ru/MYTH/9dusha.htm

к философским работам автора

к главной странице сайта Семиры и В.Веташа "Астролингва"

---

[1] там же, С.304

[2] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.7

[3] Bohm D. On Creativity. London and New York: Routledge, 2004 C.29

[4] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.83-84

[5] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.356

[6] Паскаль Б. Мысли. Париж, 1962 С.38

[7] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 23

[8] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С.20

[9] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 22

[10] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 22

[11] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 23

[12] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 27

[13] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 25

[14] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 27

[15] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 28

[16] Хейзинга Й. Homo Ludens; Статьи по истории культуры. / Пер. и вступ. ст. Д.В. Сильвестрова. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 37

[17] Платон. Законы, VII, 803 с. Цит. По Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 200

[18] Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 50

[19] Хейзинга Й. Homo Ludens. Статьи по истории культуры. М., Прогресс-Традиция, 1997.- 416 С. С. 56

[20] Хабермас Ю. Теория коммуникативной деятельности. Весь мир, 2022. – 880 С.

[21] Рука была одним из древнейших символов человечества: отпечатки руки, которым 20 тыс. лет, находят на стенах пещер Франции и Испании. Как амулет, изображение руки использовалось по всему Средиземноморью, в Египте, Месопотамии, Иране, Индии.— Голан А. Миф и символ. М., 1993 С.153

[22] История первобытного общества (под ред. Бромлея Ю.В.) М., 1983 С.366

[23] Иллич-Свитыч В.М. Опыт сравнения ностратических языков. М.,1971-84

[24] В полоске суши в районе Берингова пролива, через которую волны переселенцев прошли из Азии в Америку, закрытой ледниками, образовывался проход в 50-40-ом, 28-25-ом и 13-10-ом тысячелетиях до н.э. В эти промежутки осуществлялось переселение, и на юг американского континента шли народы, уже говорившие на вполне современном языке. В американском штате Аризона есть след от метеорита, упавшего на Землю 25 тысяч лет назад. И местные индейцы сохранили легенду о том, что в этом месте на землю некогда спустилось божество в облаке огня. Значит, в те времена у них уже существовал язык, позволивший передать такую информацию.— Галич М. История доколумбовых цивилизаций. М, 1990 С.11.

[25] Дж. Мелларт. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М., 1982

[26] От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб., 1997 С.323

[27] Хрестоматия по истории Древнего Востока (под ред. В.В.Струве и Д.Г.Редера) М., 1963 С.138-139

[28] N. Rapport, J. Overing. Social and cultural antropology. The key concept. London and New York, 2000 С.278

[29] там же, С.596

[30] там же, С.591

[31] там же, С.609

[32] там же, С.478, С.540

[33] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.305

[34] Сартр Ж.П. Бытие и ничто. М., 2000 С.100

[35] Юнг К.Г. Психология архетипа ребенка // Структура психики и процесс индивидуации. M, 1996 С.70

[36] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 С.320

[37] Паскаль Б. Мысли // Антология мировой философии. М., 1970 Т.II С.305-306

[38] там же, С.628-629

[39] там же, СС.127, 129

[40] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994 С.157

[41] Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993 СС.290, 288

[42] Кришнамурти Дж. Харьков, 1994  С.185-186, С.158

[43] Лосев А.Ф. Диалектика мифа, М., 1990 С.405