Щепановская Е.М. (Семира)

архетипЫ МИРОВОЙ МИФОЛОГИИ – ФОРМИРОВАНИЕ ПОНЯТИЙ

Мифология:

ПРАОБРАЗ КОРМИЛИЦЫ-ЗЕМЛИ и её детей:

умирающих и воскресающих богов растительности

Философия:

архетип деятельности и порядка

Универсальные (общечеловеческие) качества в "сжатом" виде отражены в типических образах богов (тех образах, которые есть по всему миру, в несвязанных между собой культурах). За каждым типическим образом бога или класса богов, связанных сходными образами и функциями, стоит целая эпоха исторического развития. Этот исторический пласт, нарабатывавший в человечестве определенные качества и навыки, задает семантическое поле архетипа. Таких классов богов удобно выделить 12, по логике смены времен года и календаря. В мифологии число 12, связанное с календарем и образом мирового древа, неслучайно описывает мироздание.

Первую систематизацию мифологии предложил Зодиак. Уже исследователь символического мышления Э. Кассирер век назад писал, что присущая мифологии внутренняя структурность «находит завершенное классическое выражение в астрологической картине мира»[1]. Структура круга – наиболее простая и наглядная структура для представления отношений между равноправными элементами, а модель 12-ти элементов, подробно изученная В.Н. Топоровым[2], содержит архетипическое 3-членное движение во времени (прошлое-настоящее-будущее), или мифологически по вертикали (небо-земля-подземный мир) – и горизонтальный, статический разворот пространства, основанный на разнесении противоположностей и в мифологии описываемый образом 4-х сторон света.

В такой структуре все компоненты связаны между собой функциональными соотношениями: преемственности или родства, оппозиции или борьбы[3]  - все это разные грани универсального принципа подобия, лежащего в основе астрологии. Подобие подразумевает не только внутреннее сходство (исследователь подобия Мишель Фуко называет это "близостью"); а и единую причину: закон, устанавливающий связь вопреки времени и пространству ("соперничество" у Фуко). Оно строит пропорцию отношений ("аналогию"), универсальным мерилом которой становится человек; и не удовлетворяется установлением единственной связи, "приводя в движение все вещи в мире"[4] (отношением "симпатии"). Эти четыре вида связи формируют ту внутреннюю структурность мифологии, на которую указывал Э. Кассирер. Они актуализируют многообразные грани смысла мифологических образов и сюжетов. Круговая структура времени, в которую они в итоге связываются, может выступать как модель структуры нашего бессознательного, где можно выявить разные уровни смысловой сложности.

За свернутой в символ божества эпохой можно выделить ряд индивидуальных человеческих качеств, формированию которых она способствовала. Это настраивает на психологический метод изучения мифа, разработанный К.Г. Юнгом, где актуальность изучения мифологии оказалась наиболее практически продуктивной.

Однако здесь надо иметь в виду, что общечеловеческое начало в мифологии – не психологизм, а космичность: "Классические герои мифа олицетворяют род, племя или человечество в целом и, как таковые, соотнесены с природным космосом. Даже там, где речь идет не только о сотворении мира, но и о его дальнейшей судьбе, например в эсхатологических мифах, судьба эта сугубо космична и коллективна. В этом смысле миф антипсихологичен и нисколько не занят судьбами отдельных индивидов"[5]. Это слова  известного современного мифолога Е.М. Мелетинского, который дает обоснованную критику «психологического редукционизма».

И психологический ракурс, выделяемый К.Г. Юнгом, оказывается более поверхностным или просто другим по отношению к той психологии, которая стояла за мифологическим образом исторически. Например, Юнг рассматривает типические пары матери-земли и её детей, умирающих и воскресающих богов растительности (Деметра-Персефона) через отношения матери-дочери. Мать и дочь мыслятся как образ смены поколений и бессмертия за счет того, что по принципу партиципации душа ребенка участвует в душе матери и, наоборот, молодость и слабость ребенка дополняют старость и мудрость матери.

Столь психологического понимания не то чтобы не было у древних, но оно было не самым существенным. Более важным содержанием мифа для них мыслилось само циклическое умирание-возрождение природы, как основа порядка земледелия, позволявшего человеку и человечеству выжить. И бессмертие человека представлялось прежде всего как деятельное участие в круговороте природы – и уже через это осознавалась психологическая сопричастность к ее умиранию и возрождению. Манифестации и развитию этой сопричастности служили праздники окончания и начала работ, давшие начало Элевсинским мистериям.

При психоаналитической трактовке мифологических архетипов следует не терять из виду их генезис: глубину и мощность исторических процессов, которые их породили. Это расширит их практический и этический смысл, и они не будут сводиться к психологическим комплексам и узкой психосоциальной проблематике.

Современные психоаналитики часто ещё более сужают то, что имел в виду Юнг, и утопают в конкретике взаимоотношений матери и дочери. Поэтому рассмотрим, какая глубинная история стоит за складыванием архетипа матери-земли и её детей: умирающих и воскресающих богов растительности.

Некоторые вопросы, на которые отвечает мифологический анализ этого архетипа.

Мы сейчас вынуждены владеть компьютером – а сколько всего тысячелетий человек приспосабливает свою жизнь к изобретаемым им инструментам? и к чему это эволюционно приводит?

Откуда ведёт начало идея, что человек должен качественно исполнять свои обязанности? И в чем изначальный критерий этого качества?

Почему в древней Греции богиня цветения (Евномия) обозначала закон, а процесс вызревания плодов стал символом справедливости (в образе Дике)?

Чем важны праздники как повсеместная необходимая часть культуры?

Зачем считалось важным накормить гостя и не принимать пищи у врага?

Отчего праздники урожая стали мистериями познания таинства смерти и возрождения?

1. смысл деятельности –

участие в единой жизни организма земли

Семантическое ядро этого архетипа задаёт волевая и целенаправленная деятельность, как основа производственного цикла. Её начало датируют изготовлением орудий при помощи орудий и первыми настоящими ручными рубилами (400-200 тыс. лет)[6]. А переход к качественно новому уровню производства каменных орудий, которые отражают планируемый труд несмотря на обстоятельства, относят к верхнему (позднему) палеолиту[7]. И только способных к нему людей долгое время и было принято считать людьми.

Важность деятельности для становления сознания человека подтверждает понятие трудового отбора, когда эволюция начинает идти по пути приспособления к созданным инструментам[8]. К чему это привело? Производственному фактору эволюции мы обязаны преимущественным развитием ментальной стороны сознания (у архантропов отмечается интенсивный рост в областях мозга, отвечающих за функции руки и языка). Но поскольку при этом другие участки мозга остаются менее развитыми, эволюция становится однобокой. Эту тенденцию ещё более усиливает разделение труда (бытовавшее на Ближнем Востоке уже в VII тысячелетии до н.э.[9]). В современной технократической цивилизации оно зачастую делает человека винтиком в машине производства. Сегодня это лишает нас понимания производственного процесса в целом, которое издревле наполняло смыслом трудовую деятельность человека.

Земледельческий процесс не только подчинял себе весь уклад жизни людей – он соотносился с жизнью всей природы, и потому был священным. Чтобы практические работы, связанные с этим архетипом, не казались неинтересными, надо помнить, что любая работа изначально является ритуалом. Исполняя её, человек служит высшему: космическому порядку.

Для земледельца все вещи образовывали четко упорядоченное органическое целое. Работы земледельца сливались в единый цикл, которым заведовали римская Теллура (Terra Mater), или греческая Деметра (Гея/Дея-матер — "земля/богиня-мать"), она покровительствовала фазам 12-ти работ соответственно 12-ти месяцам года. Эти фазы отражали праздники и мистерии, связанные с посевом и сбором урожая: такие, как Элевсинские, участники которых переживали таинство собственной смерти и возрождения вместе с природой на протяжении тысячи лет.

Здесь можно остановиться на более современном понимании Земли как единого мирового организма -- которое является ключевым для понимания и решения проблем данного архетипа. К такому целостному взгляду возвращается эпоха Возрождения, как пишет Кампанелла (представитель данного психотипа по рождению): "Мир — это огромное живое существо"[10]. Такое, пантеистическое, мировоззрение заменяет иерархию средневековья, в которой на Земле правят земные законы, а на Небе – иные, небесные. Принцип единства законов Земли и космоса формулирует Телезио (дата рождения неизвестна), что становится необходимой предпосылкой для появления экспериментальной науки Нового времени.

В рамках науки идею единого мирового организма ярко акцентируют и другие философы, родившиеся в природный сезон, на который в древнем мире приходился сбор урожая (зодиакальный знак Девы): Гёте, Гердер и Гегель. Сбор урожая в науке – это присущий этим философам энциклопедизм: стремление по крупицам собрать и подытожить всё предыдущее знание, найти ему место в системе мирового организма, и обнаружить то зерно, которое станет основой следующего витка спирали.

Для Гердера: который известен тем, что первым отверг европоцентризм, изучал достижения разных народов и акцентировал разные пути их развития,-- живая и неживая природа, жизнь человека и история общества – разные уровни этого организма. Гёте также видит мир как сплошную метаморфозу живых форм, развивающихся на всех уровнях бытия. Вслед за Гердером он прослеживает эволюцию растительных и животных форм (и подтверждает её самостоятельным открытием межчелюстной кости человека как свидетельства его генетической связи с животными). Будучи другом Гегеля: создавшего единую систему развития понятийных и социальных форм жизни – Гёте поддерживал его диалектический метод, разрабатывал его на основе видения "пластической цельности" явлений.

Ещё один представитель этого психотипа А.Гумбольдт так формулирует своё философское кредо: "Главным моим побуждением всегда было стремление обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами... Для разумного созерцания природа есть единство во множестве, живое целое... Возвышенное назначение человека — завладеть духом природы, скрытым под покровом явлений"[11].

Эти философы стирают границы между живым и неживым: органическая и неорганическая природа описываются единым диалектическим законом, как и природа нашего сознания. Они пронизаны изменением, которое является сутью всего живого и сознательной деятельности человека, которая вершит земным преобразованием. И поскольку во всем мироздании царит единый порядок, мы вправе распространить влияние космических процессов на органическую жизнь Земли и сознательную деятельность человека, как и обратное влияние человеческой мысли на более материальные сферы.

Само слово "порядок" (от и.-е. корня ordo, откуда англ.и франц. order — "порядок") родственно таким словам, как "организация" и "организм", обозначающим упорядоченную структуру: неживого и живого, а также словам "ряд", "череда", что напоминает нам о смене времён года. С тем же корнем связаны греческое ergon — "дело", английское work и немецкое Werk — "работа" (откуда и русское "верфь"), поскольку работа предполагает последовательность действий. И от него происходят помогающие в работе "орудие" и "снаряжение".-- Этимология, как и мифология, помогает увидеть грани архетипа, единое семантическое поле его значений.

Возвращаясь к мифологии, обратим внимание, что поскольку архетип описывает сознательную деятельность человека, в центре его – не просто образ Земли (Гея в отличии от Неба-Урана), но Земли как матери-кормилицы, заботящейся о людей – подобно тому, как они заботятся о ней. Деметра – персонификация плодоносящей земли с золотыми колосьями-волосами, серпом и рогом изобилия. Её называли также Хлоей ("зелень"), Сито ("хлеб"), Фесмофорой ("законодательница") – на чем потом остановимся конкретнее. Деметра научила людей пахоте, а её сыном был бог богатства и изобилия Плутос, которого она зачала, сочетавшись с богом земледелия Ясионом на вспаханном поле.

Спускаясь с Олимпа на Землю, эта богиня выступает культурной героиней, устроительницей земледельческих порядков, способствующих спокойной и оседлой жизни. Овидий пишет о ней:

"Деметра первая вспахала землю плугом, ей обязаны люди произрастанием всех плодов земных, служащих ей пищей. Она первая дала нам законы, и все блага, которыми мы пользуемся, дарованы нам этой богиней. Она заставила быков склонить головы под ярмом и послушно бороздить плугом твёрдую поверхность земли. Вот почему её жрецы щадят трудящихся быков, а приносят ей в жертву ленивую свинью".

Образ Земли как матери-кормилицы, оформляющийся по мере развития земледелия, нам кажется само собой разумеющимся: он был и на Руси (это Мать-Сыра-Земля: сырость говорит о её плодородии) – и был столь значим, что потом слился с образом Богородицы. Это древний образ, и уже в VII-VI тыс. до н.э. в ближневосточных поселениях находят женские фигуры с раскинутыми в сторону руками и ногами: символизирующие поле (главным образом, в Чатал-Хююке, где обнаружено 40 святилищ)[12]. Богиня земли порой изображается рождающей быка: символ плодородия и землепашества. На вышивках до нас дошла древняя символика засеянного поля: ромб с точкой посередине, обозначающей семя, относимая к IV тыс. до н.э.[13]. В эпоху неолита зерна иногда вдавливались в поверхность глиняных сосудов при их изготовлении, образуя точечный орнамент, который может украшать и живот богини, олицетворяющей возделанную землю[14].

Земледелие сыграло особую роль в формировании культуры, её  трудно переоценить: само слово "культура" происходит от "colo"– "возделывать землю". С античности этот смысл проецируется на «возделывание души» (у Цицерона, который, вероятно, основывался на идее «заботы о душе» у Плетона), акцентируя идею самосовершенствования.

"Культурами" назвали дошедшие до нас археологические пласты, связанные с раннеземледельческими поселениями, которые имеют общие черты: хранение и возделывание злаков, приручение скота и развитие поливного земледелия. Таблица 1, в которой представлена датировка культурных процессов всех основных раннеземледельческих культур, показывает достаточно синхронную картину развития культур после последнего отступления ледника, подтверждающую единый путь формирования мифологического сознания. (Хотя культуры Ближнего Востока и Месопотамии несколько опережают другие (в тоже время независимо от них развивается тайская культура). А китайская из-за худшего климата и отсутствия торговых связей отстает, как и культуры североамериканских индейцев, позже остальных пришедших из Азии в Америку: хотя ледник и там отступает в X тысячелетии.)

Таблица 1. ПАРАЛЕЛЬНОСТЬ РАЗВИТИЯ РАННЕЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИХ КУЛЬТУР

Регион	названия поселений	сбор и хранение злаков	возделывание злаков	приручение скота	расписная керамика	поливное земле- делие
Сирия и Палестина	Эйнан Мюрайбит Иерихон	10 тыс. до н.э. 9 тыс.до н.э.	9-8 тыс.до н.э. пшеница, ячмень	7 тыс.до н.э. коза, собака	7 тыс.до н.э. Фигурки
Север Ме- сопотамии	Шанидар Джармо Тель-Халаф	10 тыс. до н.э.	7 тыс.до н.э. пшеница 6 тыс.до н.э. ячмень	10тыс. до н.э. коза, свинья 6 тыс.	Фигурки 7 тыс.до н.э. посуда 5 тыс.до н.э. Обжиг	7 тыс. до н.э. 5 тыс. до н.э.
Малая Азия	Чатал-Хююк Хаджилар		7-6 тыс.- 14 видов злаков 7 тыс. до н.э.	7 тыс.до н.э. овца, бык 7 тыс.до н.э. овца	фигурки, посуда 6 тыс.до н.э. Обжиг
Балканы			6 тыс.до н.э.	6 тыс.до н.э.	6 тыс.до н.э.
Украина, Молдавия	Триполье		4-3 тыс.до н.э. пшеница, просо, ячмень	4 тыс.до н.э. бык, свинья	4 тыс.до н.э. статуетки	4 тыс.
Кавказ		7-6 тыс.до н.э.	6-5 тыс.до н.э.	5 тыс.до н.э.	Посуда
Индия	Мергарх Хараппа, Мохенджо- Даро	8-3 тыс. до н.э. корзины 4-3 тыс. до н.э. амбары	ячмень, пшеница, полба, финики, ююбу 3-2 тыс.до н.э. пшеница, ячмень, кунжут, бобы, хлопок	6 тыс.до.н.э. коза, овца, буйвол коза, овца, буйвол, слон	6-3 тыс. до н.э. ремесла, посуда керамика	бассейн каналы, канали-зация
Средняя Азия	Джейтун	6-5 тыс. до н.э.	6 тыс.до н.э. пшеница, ячмень	6 тыс.до н.э. овца, коза	посуда, статуетки зверей, женщин
Китай	Яншао	6-5 тыс. до н.э.	4-3 тыс.до н.э. просо, чумиза		5 тыс.до н.э. обжиг	1 тыс. до н.э.
Тайланд			9-7 тыс.до н.э. бобы, перец	неолит - бык, свинья	неолит - керамика
Перу		7-6 тыс. до н.э.	5 тыс.до н.э. перец, тыква, маис,фасоль	3 тыс.до н.э. ламы	2 тыс.до н.э.
Мексика	ольмеки	6-5 тыс. до н.э.	5 тыс.до н.э. маис, тыква, фасоль	5 тыс.до н.э. собака	посуда 3-2 тыс.до н.э. обжиг
Северная Америка	Адена Хоупвелл		1 тыс.до н.э. маис, бобы, табак		1 тыс.до н.э. обжиг

2. АРХЕТИП СМЕНЫ ВРЕМЕН ГОДА.

ПОГРАНИЧНЫЕ ПЕРЕХОДЫ

Ритмическое постоянство деятельности задаёт смена времен года. Умирающие и воскресающие боги растительности, засыхающей осенью и вновь расцветающей весной, для земледельцев олицетворяли порядок смены времен года, служивший основой всей организации жизни.

В Чатал-Хююке богиню-мать сопровождают молодые боги: девушка или юноша – что может нам напомнить известные позднее пары Деметры-Персефоны, Цереры-Прозерпины или Кибелы-Аттиса, в античной мифологии олицетворяющие образ матери-Земли и её детей-растений.

В античном мифе бог подземного мира Плутон похищает у земли-Демерты дочь-Персефону. В скорби Земля перестает плодоносить, и по приказу царя богов владыка царства мертвых на полгода отпускает свою супругу к матери: тогда земля вновь покрывается растительностью и дает людям урожай. Но каждый год смерть снова отбирает у матери-Земли её дочь-росток, и Персефона добровольно нисходит в подземный мир, чтобы не нарушать хода времен.

Египетская богиня урожая Рененутет и ее сын Непери ("зерно") составляли аналогичную пару; и этот образ ещё более ясно говорит о том, что без смерти не будет возрождения: чтобы зерно проросло, оно должно быть похоронено в земле – "умереть", была даже формулировка: "Непери живёт после того, как он умер." Его праздник отмечался в первый день жатвы, когда на поля приходила смерть в образе жнеца.

К этому архетипу относится и Осирис, из мёртвого тела которого пробиваются колосья: убитый братом-Сетом и воскрешенный супругой Изидой, и добровольно оставшийся править подземным царством. Он учит людей земледелию и скотоводству, и отождествляясь с умирающими и воскресающими злаками, говорит о себе: "я живу, как зерно, я расту как зерно, я — ячмень". Закапывая зерно в землю, египтяне говорили, что Осирис погребен; когда появлялись всходы — что бог возвратился на землю.

У шумеров бог подземного мира Кур похищает Эрекшигаль, как Аид Персефону, и в его царстве она становится богиней смерти. Богиня процветания Инанна добровольно нисходит к своей сестре Эрешкигаль. Стражи Эрекшигаль снимают с Инанны все её украшения, и взор богини смерти убивает богиню плодородия (так холод зимы раздевает украшенную осенью природу и погружает её в сон). Инанну воскрешают посланцы бога земледелия Энки, и ускользая от сил смерти, она завещает вместо себя в подземному миру своего мужа — пастуха Думузи (в позднем семитском произношении Таммуза). Гибель Думузи: божества цветущей степи – соответствует летней засухе. Таким образом, этот миф повествует не только о привычной смене холодных и теплых времен года (осени-зимы-весны), но и о чередовании влажного-сухого сезонов (весны-лета). При этом часть времени вместо Думузи соглашается проводить в царстве мёртвых любящая его сестра Гештинанна, благодаря которой засуха вновь сменяется цветением.

У славян сезонное умирание и возрождение олицетворяла Морена/Маржана, имя которой, связанное с корнем "смерть", происходит от названия соломенного чучела, которое топили или сжигали, помогая исчезновению старой растительности ради будущего урожая.

Образ умирания-возрождения растительности проступает в ацтекском образе Майяуэль: юной девы, которая жила сперва в подземном мире старухи Цицимитль (в отличие от мифа о Персефоне — но такая логика ближе естественной: ведь растение начинает жить под землей). А потом ее похитил оттуда Эхекатль, и они соединились в пышное дерево. Но прислужница Цицимитль выследила возлюбленных, разрубила дерево пополам, и ветвь, в которую обратилась Майяуэль, изрубила в мелкие кусочки. Тогда Эхакатль собрал кости Майяуэль, посеял их в поле, и из них выросли растения.

Другой индейский умирающий и воскресающий бог — Шипе-Тотек: он принес себя в жертву, содрав с себя кожу — и этот акт самопожертвования символизирует прорастание кукурузного початка.

В Японии умирание зерна ради будущего урожая объяснял образ О-Гецу-химе ("богиня великой пищи"): матери многих аграрных божеств, отвечающих за конкретные земледельческие работы и стадии роста злаков. Когда Месяц Цукуёми отправился к ней за пищей, она достала пищу из своего рта, и оскорблённый Цукиёми рассек мечом её тело, из которого возникли все виды семян, ставшие основой сельскохозяйственной продукции.

Аналогичные сюжеты можно найти у африканских (например, миф о Чанго, Ойя и Ошун) и других народов. Мировая драма смерти и возрождения божества растительности является залогом благополучной жизни земледельца, уверенного в стабильности чередования фаз природного процесса и потому активно участвующего в нем как сеятель и жнец. В этих мифах проступает образ жертвоприношений, которые некогда породило срезание урожая: вторгаясь в природный процесс, человек стремился дать что-то природе, взамен того, что он у неё брал. Но постигнув закон природного цикла, он более не чувствовал себя виновным в смерти растительности, которая всё равно погибла бы зимой. Он был уверен, что жизнь возродится. Это твердое знание, основанное на успешной практике земледелия и заместившее веру, лишило почвы сезонные жертвоприношения.

Если некогда римской Теллуре каждая семья должна была приносить в жертву одного из её членов, то в античные времена ни ей, ни Церере, чьей спутницей или ипостасью стала богиня изобилия Абунданция, человеческих жертв, конечно, уже не приносят. С возникновением земного изобилия идею жертвы естественно сменяет идея благодарности. Матери-земле жертвуются плоды своего труда: и земледелец, собирая урожай, оставляет Земле часть его или избыток приготовленной из него пищи. Так, литовцы в распаханную борозду клали хлеб и лили пиво, обращаясь к матери-Земле Жемине со словами: "Дорогая Земля, ты даёшь мне, я даю тебе". На поле оставляют последние несжатые колосья: из них происходит образ ржаного волка или хлебного кота у славян и прибалтов, который мыслится духом поля, хранящим злаки. Люди благодарят Землю пищей во время трапезы (как это было принято до нашего времени принято у племен Индии или бурятов), или раз или два в год, во время посева и сбора урожая.

Понятие жертвы трансформировалось в идею добровольного исполнения долга, а жертвоприношения стали носить чисто ритуальный характер праздников, с культурной идеей победы жизни над смертью – которая осталась лишь мифологическим персонажам. Её отразил египетский иероглиф созвездия Девы: где девушка с колосом в руке изображена стоящей, а сопутствующий ей бог смерти, шакал Анубис идущим, что обозначает постоянство жизни и преходящесть смерти.

С образом земли и плодородия воды, а также умиранием и возрождением растительности ассоциируется символ ползущей по земле и меняющей свою кожу змеи (в русском «змея и «земля» - не только созвучные, но этимологически родственные слова), который подчеркивает акцент на изменении в мифологии этого архетипа. Богиня земли может выступать в образе змеи, как египетская Рененутет и ацтекская Коатликуэ ("наша змеиная мать"). Литовскую мать-Землю Жемину (Мате Земе) просили защитить от укуса змей. В Китае образ матери-прародительницы – полуженщина-полузмея Нюй-Ва. Древние славяне считали, что змеи выползают из земли весной и уходят в нее осенью, что связывалось с чередованием сезонов и земледельческими праздниками.

Земледельческий процесс фиксировал также картину сменяющих друг друга фаз рождения, зрелости и смерти: так раннеземледельческая богиня Чатал-Хююка последовательно предстает девочкой, зрелой женщиной и старухой, и последнюю сопровождает гриф, терзающий труп. Это его изначальная мировоззренческая роль. –

Сегодня наша жизнь тоже чётко разделена на периоды: рождения и младенчества, учёбы – дошкольный, школьный, университетский или иные дополнительные курсы, работы, пенсии и смерти. В современном сознании деятельность вышла на первый план и служит критерием оценки человека. Фазы семейных отношений: жизнь в семье родителей, создание своей семьи и жизнь в семье детей или для неё (или доживание в одиночку) – сегодня не мыслятся столь значимыми. Видимо, потому, что семьи часто распадаются, и каждый человек призван научится самостоятельному существованию, независимому от других. Хотя в Греции порядок браков тоже устанавливала Деметра, и все эти фазы принципиально значимы для человека: они диктуют разный образ жизни, и между ними есть черта перехода, которую не всегда легко преодолеть, - психологическое понятие лиминальности.

Этим фазовым переходам порой помогают психологи, астрологи и эзотерики. И на самом деле, это одна из основных их функций при работе с клиентами. Ведь вопрос, что надо делать и что ждёт впереди, и другие проблемы и комплексы – рождаются именно из-за несоответствия внешней фазы жизни с её функциями и внутреннего самоощущения человека.

Например, молодая женщина по самоощущению ещё девочка, нуждающаяся в опёке (1 фаза 2-й модели), а ей приходится быть матерью и осуществлять заботу самой (2 фаза). Или человека не удовлетворят работа (5-я стадия 1-й модели), и значит, ему необходимо вернуться к учёбе (4-й стадии). Или женщине по здоровью пора на покой (6-я фаза 1-й модели), а она вынуждена по какой-то причине держаться в социуме (5-я фаза). Или мужчина по сути – старик на пенсии (6-я фаза 1-й модели и 3-я 2-й), а жена моложе и работает (5-я фаза 1-й модели и 2-я 2-й): соответственно, для сохранения семьи он вынужден также находить себе занятия и поддерживать себя в здоровой и бодрой форме, сознательно осуществляя лиминальный переход к более ранним стадиям.

Я сознательно привела 3 примера того, что в современном мире возможны обратные переходы, по сравнению с тем, что было в традиционных обществах. И они более проблемны, так как скачок из молодого возраста в более старший связан только с обретением новой ответственности и новых функций, а при обратном движении надо решать ещё вопросы здоровья, молодости и долголетия. Психологи и эзотерики часто упускают их из виду, но они тоже органично связаны с данным архетипом, и мифология подсказывает, как их решать. 

Сейчас признается возможным развить способность ощущать и даже "видеть" телесные органы и процессы. И сознание от интеграции с чувствами переходит к поиску гармонии с телом, как более сложной задаче. Современный мир все больше вводит тело в культуру. Раньше духовная деятельность делала это через игру, обряд и труд[15]. Даже религия во все времена стремилась телесно закрепить своё действо; и к этому постоянно ищет пути самая абстрактная сфера жизни — искусство. Как субъект деятельности, человеческое тело: нередко лучше ума "знающее", что нужно человеку,— становится самоценным. Не исключено, что в будущем изучение телесных процессов в связи с духовными станет универсальным языком культуры.

Целью пограничных переходов, как они выступают и в древних обществах (в виде инициаций) – служит прежде всего нарушение и восстановление порядка. О том, что порядок этот будет новым, речи, как правило, не идёт. (И в призывах к новизне – главная ошибка психологов и эзотериков.) Порядок нельзя навязывать: он должен строиться сам, естественно вырастая из хорошего состояния человека: нормального лично для него по его природе. Задача лиминальных состояний – на время разрушить привычный статус кво, чтобы убрать прежнюю неправильность и несоответствие гармонии как некоей изначальной данности.

Этому непосредственно служат болезни – на бессознательном уровне, как и сознательное занятие своим здоровьем. И для данного архетипа последнее предпочтительнее, хотя результат один. После оздоровительной процедуры человек чувствует себя обновленным, как часто и после болезни (но не всегда). Во время них мы предельно уходим в свое тело – и как бы умираем для внешнесоциальной деятельности, чтобы получить этот эффект. Даже и при занятиях физкультурой или йогой, избыточное напряжение, выявляющее проблемы (как маленькая смерть) имеет результатом природное возрождение: расслабление здоровья, физического и ментального. У человека лучше работает голова: он способен увидеть какие-то вещи заново и в ином ракурсе.

В последнем также – цель науки и суть философского подхода. Философия с античности ставит задачу научить мыслить (Сократ), то есть научиться открытию новых идей, как это формулирует наука Нового времени (в методе Декарта: процедуры дедукции, подводящие к интуитивному открытию). А также понять и описать мыслительный процесс, порождающий новые идеи (такую задачу методологически формулирует Кант: «как возможны априорные синтетические суждения», то есть прирост нового знания в науке). В мышлении мы концентрируемся на идее, забывая обо всем остальном – и в этом тоже можно увидеть «смерть», присущую любой работе, за которой следует освобождение результата: в мыслительной деятельности – озарение. Ближе к нашему времени философия осознает и фиксирует такие переходы в виде феноменологического метода, основателем которого явился Гегель, самый яркий в философии представитель психотипа Девы (по рождению).

Правда, с Гегелем прежде всего связывают диалектический метод: взгляд на предмет с двух противоположных сторон, который даёт увидеть полноту проблемы – метод, изначально описанный в диалогах Платона и присущий Сократу (его платоновскому образу). Для Сократа этот метод позволяет уяснить главную философскую истину: «Я знаю лишь то, что я ничего не знаю». Существенно, что эта истина – не конец философии, а её начало: тот чистый лист, с которого и следует каждый раз начинать познание.

Диалектический метод Гегеля делает следующий шаг: когда мы рассматриваем предмет с противоположных сторон (тезис-антитезис), это подводит нас не к чистому отрицанию, но к новому представлению, в которое укладываются обе посылки (синтез). И к чёткому завершению фазы познания – снятию понятия, которое открывает новое поле исследования. Последнее происходит интуитивно: новое понятие естественным образом рождается изнутри, заранее мы не знаем, каким оно будет, – и современный философ Ильин называет Гегеля великим интуитивистом.

Если мы оперируем уже с готовыми идеями – чисто абстрактно, такого процесса рождения мысли не происходит. Архетип волевой деятельности и естественного порядка нацеливает на предельно конкретное мышление, и именно Гегель высказал мысль, что в это – один из признаков научного подхода. Ученый мыслит максимально конкретно – абстрактно же люди обычно мыслят в быту (в статье «Кто мыслит абстрактно?» он доказывает, что абстрактно мыслит домохозяйка, оперируя сложившимися мнениями).

Возникшее интуитивно понятие стоит рассмотреть не только как идею, которая что-то утверждает и что-то не принимает во внимание, отрицает – то есть диалектически, но как отдельный феномен – новое целостное и самодостаточное явление. И здесь начинается феноменологический метод. Его вновь открывает и развивает Гуссерль, настаивая на беспредпосылочности такого познания (феноменологическая редукция, процедура эпохе – отказ от прежних мнений). Только когда мы открыли некое достаточное содержание феномена, следует выбрать из него то, что относится к идее (эйдосу – эйдетическая редукция) – обобщить.

Хайдеггер, как ассистент Гуссерля и последователь его феноменологии, опираясь не непосредственное впечатление, ставит онтологический акцент на том, что мы должны исходить из себя. Истинное бытие – это мое наличное бытие: мой жизненный опыт, как я его вижу и ощущаю. 

Для овладения этим архетипом и всеми его качествами важен опыт – для Гегеля, принцип практического разума: "Принцип опыта содержит в себе то бесконечно важное положение, что для принятия и признания какого-либо содержания требуется, чтобы человек сам участвовал в этом"[16]. "На опыте основывается все наше знание, от него в конце концов оно происходит,"[17] — это слова Локка, воспринимавшего душу до опыта как чистый лист. Для Пирса исходный пункт восприятия – эмпиризм: видимость явлений ("фанерон").

Процесс мышления, таким образом, подобен любой другой деятельности. Он проявляет существующую действительность и согласуется с ней (Мы не может долго думать о том, чего нет и быть не может, как и о том, чего нет и быть не должно, – это нездорово и приведёт к нездоровью, если говорить психологически.)

Действительность, конкретная жизненная практика: то, что есть,- критерий того, что должно быть, что отражает тезис Гегеля: "Что разумно, то действительно, и что действительно, то разумно".[18] Ещё проще формулирует этот тезис другой представитель знака Девы, Гердер: "Есть всё, что могло быть." В стиле XVIII века он видит действующие в мире силы как выражения всеведения, всеблагости и красоты создателя: "мир есть выражение действительности Его вечно живых и деятельных сил... Ни в одном листке дереве, ни в одной песчинке, ни в одной клеточке нашего организма не господствует произвол. Все определено, установлено и упорядочено силами, действующими в каждом пункте творения в соответствии с совершенной мудростью и добром."[19] Такая картина согласуется с взглядами современного нам мыслителя-Девы, Циолковского: "Во Вселенной господствовал, господствует и будет господствовать разум"[20].

В этом архетипе, где мир предстает как организм, он закономерен. Вселенная изначально строится как некая система, включающая в себя как организованную материю, так и аналогично ей организованный человеческий разум.

Этот принцип последовательно проводится в системе Гегеля, где развитие логических понятий призвано отразить диалектику самой жизни, и логика приобретает черты онтологии и метафизики, становясь не формальным, а содержательным знанием. Идея движется как субстанция и одновременно субъект: как субстанция она выражает сущность движения, как субъект – создает его. 

Вдумаемся: если логика, по Декарту опирающаяся на интуицию и дедукцию (рациональный вывод), описывает «самодвижение понятия», то есть самодвижение жизни, при каком условии это возможно? Когда в основе движения лежит закон, единый для интуитивного постижения и рационального вывода, сознания и бессознательного бытия, пассивной материальной субстанции и активной воли субъективного «я», природы и общества. Образы и идеи предыдущего архетипа разворачиваются вокруг стержня такого закона, проникающего во всю жизнь и организующего Хаос в Космос,– а  данный архетип показывает это проникновение. Гегель стремится логически проследить и конкретно-содержательно развернуть проявления этого закона, логически выстраивая ту систему, в которой должен отразиться мировой организм.

Выявленная для разума, эта система, как система всей совокупности жизненных проявлений, видится абсолютной и потому статичной. И Шеллинг выступает против абсолютизма системы Гегеля: феноменологий может быть много. Никакая последовательность фаз не может заранее описать проявление духа. Единственная универсальная структура развития невозможна. Чтобы понять суть этой критики, надо увидеть, что каждое новое понятие не только дополняет сложившуюся систему, но и перестраивает её (что имел в виду и сам Гегель: система по-новому организуется новым понятием).

Если говорить о единой системе, перестройка зависит только от внутренней логики мирового процесса. Но в мире есть много автономных систем – можно обратиться к современной синеэргетике: и люди, и общества являются сложными самоорганизующимися системами с долей свободы – непредсказуемости. Потому и неизвестно, куда повернёт мировое развитие в целом. Хотя предыдущий архетип показывает вектор: он направлен в сторону наибольшей гармонии и свободы для всех  – поскольку закон, вокруг которого организуется мир как космос нашего разума, в отличие от Хаоса бессознательного, и представляет собой закон гармонии и одновременно свободы (если сказать по-научному, принцип максимальной организованности при максимальной энтропии).

Спускаясь с вершин философии до психологии человека, мы можем сказать, что при движении идеи развиваются не только наши понятия и представления о них, перестраивается система взглядов. Однако люди с философски неразвитым мышлением боятся этого: если они знакомы только с одной системой взглядов – а именно социальным мировоззрением своего времени, им можем показаться, что рушится мир. Поэтому они держатся за социальное мировоззрение. Аналогично стремится сохранить себя государственная система, основанная на мировоззрении, не допускающем никакого другого (яркий пример – сегодняшние поправки к Конституции). Но любой организм, если он не меняется, не обновляется, умирает. 

Изменение природы бесконечно, и столь же бесконечен прогресс человеческого общества. Кондорсе пишет: "Будет ли нелепо предположить, что совершенство человеческого рода должно быть рассматриваемо как неограниченно прогрессирующая способность... и что продолжительность среднего промежутка между рождением и смертью не имеет никакого определенного предела? Расстояние между тем моментом, когда он начинает жить, и тем, когда он испытывает затруднение существовать, не может ли беспрестанно возрастать?"[21]

Астрологически это отражается в том, что природные представители данного архетипа (уроженцы знака Девы) сохраняют гибкость ума, молодость души и тела и склонны к долголетию. В этом помогает им умная забота о здоровье – безупречность исполнения природного закона экологии. А также и следование закону общественной гармонии, в основе которого – безукоризненное исполнение своих обязанностей.  

3. РАБОТА КАК РИТУАЛ. ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ КРИТЕРИЙ КАЧЕСТВА.

МИСТЕРИАЛЬНАЯ РОЛЬ ТРУДА

Архетип земледелия связан с поддержанием такого порядка, когда смерть старого обязательно предвещает рождение нового: в этом залог здоровья и долголетия человека, как и развития и процветания общества. Самым простым примером этого служит хранение зерна, которое весной, упав в землю, прорастает. Здесь человек берёт на себя функцию, которую естественно исполняет снежный покров, что гарантирует независимость земледельца от случайностей стихии. Но если человек берёт на себя природные функции – он должен исполнять их не хуже природы. Говоря современным языком, должна соблюдаться экология.

Архетипическое определение экологии – это когда при смерти прежнего необходимо происходит рождение нового. Например, при вырубке деревьев обязательны посадки. Но экология нужна в любой сфере деятельности, даже в мышлении. Задачу экологии мысли формулирует физик и нобелевский лауреат Давид Бом: “Ум – не такого рода предмет, который может правильно работать механически. Подобно тому, как здоровье тела требует, чтобы мы дышали правильно, хотим мы или нет, здоровье ума требует, чтобы мы были творческими людьми”[22]. Известно, что интеллектуальные нагрузки, как и другие последствия научно-технического прогресса, связаны со стрессом – и это говорит о том, что мышление современного человека отходит от норм естественности.

Здесь также можно вспомнить причину, по которой К.Маркс создавал экономическую теорию труда. Его целью был «универсальный человек», в отличие от «абстрактного индивида», и создание такого общества, которое бы создавало возможности творческого труда, избавляясь от труда механического. Именно для этого нужно преодолеть «отчуждения» капитализма: между людьми, между природой и обществом, между физическим и умственным трудом, и, наконец, между человеком и его собственной, «родовой», сущностью, приблизив сознание работника к предмету его труда.

В экологичности процесса работы – архетипический критерий качества. Не важно, какой деятельностью занят человек, но, исполняя её, он поддерживает и развивает своё волевое начало и многократно совершает выбор, воспроизводя ту модель реальности, к которой он привык, или созидая ту, в которой хотел бы существовать. Механическая работа, в которую человек не включен чувствами, в меньшей степени служит ритуалом и не так эффективна с точки зрения исполнения этой задачи. Поэтому закономерно, что чем с большей самоотдачей человек трудится, тем более доволен своей работой: критерием качества служит не только мёртвый результат, которым мы, как правило, неудовлетворены, желая большего, но и сам живой процесс деятельности, который бесконечен. Об этом даже есть пословица: "Делай хорошо, плохо само получится". Формально исполняемая работа не даёт возможности хорошо наладить механизмы жизни – и внешние, общественные, и внутренние, телесные.

В мифологии безукоризненность исполнения природного закона отражает целомудренная чистота богов растительности. Характерно, что уже у земледельческой богини Чатал-Хююка, несмотря на подчеркнутую функцию рождения, сексуальная символика отсутствует, что соответствует задачам архетипа, описывающим чистоту природного процесса. Он должен протекать безукоризненно, чтобы земля давала плоды. Поэтому вершит процессом рождения Дева, и растительность, как и всё живое, рождает целомудренная мать.

Эту идею развивает китайский образ природы, рассмотренный у М. Сенара: "Дух долины не умирает. Это таинственная матка. Дверь её — корень Неба и Земли, её создания спешат выйти из неё, но она остаётся нетронутой. Она действует и не утомляется". Этот образ помогает нам понять, в чём древний смысл непорочности, которую заимствует у богов растительности христианская Богородица: её девственность после рождения сына мифологически просто указывает на способность к бесконечному воспроизводству своих детей. Но в свете новых идей безупречность Матери переходит на Сына, олицетворяющего в своём образе всех детей мира.

И если посмотреть на некую особую красоту беременных женщин, напрашивается вывод, что беременность каким-то образом возвращает ключ к природной безупречности и девственной чистоте. Она наделяет временной святостью в интуитивном чувстве природных механизмов, чтобы ребёнок не родился бы живым и здоровым.

Латинское название созвездия Девы: Virgo (от vir — "мужчина, человек" и gen — "рождать") — означает "рождающая человека". Подобно этому, индийское название этого знака Зодиака Kanya ("девушка") восходит к ностратическому kkana — "рождать" (и от этого корня происходит наше слово "зачатие").

В средневековье Дева, изображаемая на зодиакальном знаке, могла держать в руках либо ребенка, либо сноп пшеницы. Сегодня рождение человека важнее произрастания злаков, но в эпоху развития земледельческих культур жизненно важен был прежде всего урожай. Поэтому В «Менексене» Платона встречается утверждение, что не земля подражает женщинам в беременности и родах, а наоборот, женщины следуют в этом земле[23]. Акцент на рождении позволяет представить поле в виде беременной женщины, и боги земледелия могут покровительствовать родам, как Деметра или Рененутет.

В индейском мифе жизнь первым людям даёт кукуруза, из которой их создаёт богиня земледелия Ишмукане. У шумеров одно из имен богини Земли — Нинсикила: "госпожа чистоты" или "госпожа-девственница". В "чистой, непорочной" стране небытия (на острове Дильмуне) она рождает от бога пресных вод и земледелия Энки восемь растений – прежде чем начать вместе с ним сотворение людей. И всходы часто сравниваются с молодой девушкой:

"Стоит зерно в своей борозде —
 Статная дева, излучение прелести."[24]

Имя римской Прозерпины, соответствующей Персефоне происходит от значения pro-serpo — "ползти вперёд, высовываться, порождать, прорастать" (тот же корень в слове serpens — "змея") и ассоциируется с образом молодого ростка. Эпитет Персефоны Кора — "девушка". Оно ведёт начало от и.е. корня kеr — "расти, порождать", как и имя римской Цереры; а греческое слово koreo означает "очищать, чистить", и даже "подметать". Здесь мы вновь видим тождество понятий произрастания, рождения и чистоты.

В труде, как в рождении, человек берёт на себя роль природного процесса, встраиваясь в него как одна из природных сил (а значит, как один из богов!), и его функция возвышается до мистериальной. Это деятельность по преобразованию Земли и одновременно по сохранению природной гармонии, которая для древних людей – и сегодня для нас вновь – предстаёт как гармония космическая. Если при активной преобразовательной, а значит, и разрушительной позиции человека, естественная гармония не сохраняется, рушится мировой порядок (и Вселенная нашего сознания). Если же человек утратит активную волевую деятельность, исчезнет он сам (и его представление о мире, то есть результат будет тот же). Остается балансировать между этими двумя крайностями.

Это понимали древние мифы, осознавала и философия Нового времени. На первый взгляд, роль одного человека в процессе мирового преобразования скромна: историей вершит человечество. Однако оно состоит из конкретных людей. И в центре философии Гегеля — движение всеобщего Мирового разума, но "хитрость мирового разума" заключается в том, что в процессе развития он использует индивидуальные интересы людей как двигательное средство развития и воплощения идей мирового духа.

Роль человеческого труда – роль шестерёнки в механизме, но если шестеренка даст сбой, то и механизм может остановиться. И в этом смысле оказывается очень важным, насколько качественно каждый человек исполняет свои конкретные функции. От этого зависит качество общественной жизни. А уровень общественной жизни, в свою очередь, влияет на качество индивидуальной жизни, дает больше или меньше возможностей человеку раскрыться и проявить себя как уникальная творческая личность. Вроде бы нет незаменимых людей, но каждый уникален на своем месте: месте своей работы, заботы и ответственности.  

Можно сказать, что когда идеи мирового духа непроявлены, говоря словами Гегеля: в периоды межвременья и упадка общества, человеку остается только выживать. Но если один, второй и третий начинают относиться к своей деятельности халтурно – мол, нет смысла стараться, всё равно надежды на лучшее будущее нет, наступает разруха. (Можно вспомнить, как это описывает профессор Преображенский в «Собачьем сердце» М. Булгакова: разруха в головах.) При некачественном исполнении обязанностей возникает хаос.

Древние видели это, возможно, даже лучше, чем мы, и поэтому богам земледелия и смены времен года присуща безукоризненность исполнения своих функций.

Добровольное нисхождение в подземный мир божества растительности проецируется на идею исполнения долга, и этот архетип развивает образ самопожертвования: так шумерская Гештинанна соглашается заменить в царстве мёртвых своего брата, умирающего и воскресающего бога цветущей степи Думузи/Таммуза. Идею добровольной гибели ради исполнения долга продолжают мифы, уже непосредственно не связанные с чередованием времен: например, индийский миф о Парвати, совершившей самосожжение, когда был оскорблён её супруг.

Абсолютизм исполнения закона проявляет типический сюжет: если закон оказался нарушен, уходит с лица земли и его исполнитель. Так с концом золотого века удалилась на небеса богиня справедливости Астрея, превратившись в созвездие Девы. Главная звезда в созвездии Девы в Вавилоне называлась "борозда", у греков — Спика, что означает "колос", подчёркивая земледельческий характер зодиакального созвездия.

Образ безукоризненного поведения явила индийская Сита ("борозда"), родившаяся из борозды на поле, которая попросила свою мать-землю взять ее обратно, когда ее коснулось подозрение в супружеской неверности.

4. ОХРАНА ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА И ЗДОРОВЬЯ

Безупречность исполнения природного процесса проецируется на человеческое общество, служа для него образцом. Отсюда функция богов чередования времен как богов закона и правосудия. Связь смены сезонов с порядком и справедливостью отражают греческие богини времён года оры/горы: Евномия ("благозаконие") олицетворяла рост растений, Дике ("справедливость") — цветение, а Ирена ("мир") — зрелый плод. Современные люди, мыслящие абстрактно, не сразу поймут логику природных аналогий, но они достаточно просты: внутренний закон даёт толчок росту; цветение указывает на равновесие, поддерживаемое справедливостью распределения энергий; а стадия плодов соответствует умиротворению и покою.

Название ор родственно русским словам "пора" и "спориться" (о работе) и греч. horos — "время" (откуда, "гороскоп"). Славянское определение времени года — "пора", означающая также изобилие и процветание, связывается с именем бога растительности и лесов Прове/Поревита. Другой вариант этимологии этого имени — "правый, справедливый". Поревиту, вероятно, родственна Парвати, жена Шивы, возродившаяся и вернувшаяся к нему после самосожжения, в образе которой подчёркивается чистота и безупречность.

Божества земледелия гарантируют порядок, оберегая поле от воров и контролируя тщательность уборки урожая и его сохранность, способствуя развитию рациональной функции учёта, как шумерская Нисаба ("зерно"), из тела которой растут колосья, супруга бога счёта и писца Набу, которая и сама становится богиней чисел и летописей, и астрологии - календаря. С расчёта земледельческих циклов и учёта урожая некогда стартовала интеллектуальная деятельность – неслучайно и сегодня учебную деятельность принято начинать с 1 сентября.

В Египте жена писца Тота – богиня справедливости Маат (Муа, т.е."страусиное перо"), она помогла установить богам порядок при сотворении мира и поддерживает его после, участвуя в загробном суде Осириса, как Персефона – в суде Аида. В "Текстах пирамид" говорится, что царь, подобно богам, должен стремиться "утвердить Маат на месте беспорядка".

Как боги справедливости, боги растительности заведуют и верностью клятве: как римская богиня урожая Фидес. В знак соблюдения договора существовали обычаи есть землю или обмениваться пучками травы: в знак того, что договор будет соблюдён так же свято, как земля растит на себе траву.

Мать-Земля следит и за здоровьем людей, исцеляя их своими травами. Поэтому целительницами были египетская богиня урожая Рененутет и русская Мать-Сыра-Земля: последняя которая защищала и от нечистой силы, которую древние мыслили источником болезней (закономерно само название — нечистая сила). Индейцы с просьбой об исцелении тоже обращались к матери-Земле — Мезуккумик Окви. Она заботилась о растениях и животных, которых человек употреблял в пищу, и растила лекарственные травы. В шумерском мифе богиня Земли Нинхурсаг рождает своему заболевшему мужу Энки целебные растения, которые излечивают все части его тела.

В Китае создателем первой аптеки считается Шэнь-нун ("божественный земледелец"). В африканском племени йоруба целебные свойства трав знает бог растений Осунган. Он действует в паре с богом предсказаний Орунмилой, который дал имена растениям и научил людей врачеванию болезней. В Финикии целителем был умирающий и воскресающий бог растительности Эшмун, наделённый властью воскрешать мёртвых и в античном мире отождествлявшийся с Асклепием. Асклепий, тоже связанный с землёй, первоначально изображался в виде змеи, потом ставшей его символом.

Логика здесь проста: медицина изначально была медициной лекарственных растений. Но не менее важно – исполнение временного закона как естественного порядка деятельности, нарушение которого – основная причина нездоровья. – Ярким примером служит современная медицина, которая хорошо ведет учёт, но плохо лечит, хотя имеет в распоряжении лекарства. Прежде всего потому, что нет своевременности диагностики и лечения (главная проблема – не вылечиться, а просто записаться к врачу, и лечение начинается зачастую тогда, когда оно вылечить уже ничего не может).  

В сознании древних правильное исполнение временного закона способствует земному процветанию и удаче. Так, всем известная римская богиня удачи Фортуна (Портуна) изначально воплощала смену времён года, и её имя означало "пора, принесение". Оно восходит к и.е.корню bher —"брать, нести" (отсюда же наше слово "беременная").

Соответствие порядку времени приносит счастье, его нарушение нередко представляется причиной всех бед. Об этом говорит и язык. Само слово "невзгоды" (первоначально, "безгодье") означает "невовремя", и аналогично в греческом языке aoros с тем же значением происходит от a-oros (буквально, "не-время"). Есть абхазская пословица: "Вовремя и смерть хороша".

Есть хеттский миф о катастрофичности нарушения естественного порядка вещей. Бог плодородия Телепинус, ссорясь со своим отцом, богом дождя Куливисной, в гневе надевает правый сапог на левую ногу. От расстройства он покидает мир, в котором начинается засуха, и засыпает беспробудным сном, пока его не находит пчела – символ работы и трудолюбия. Интересно, что миф о Телепинусе от хеттов дошел до финнов.

Мифы об умирающих и воскресающих богах подчеркивают добровольность исполнения долга. Их нисхождение в подземный мир может символизировать то, что они принимают на себя недостатки, которые хотят уничтожить: пропускают зло сквозь себя, как ацтекская богиня земли Тласольтеотль, имя которой означает "пожирательница экскрементов". Это богиня покаяния: пожирая грязь, она очищает человечество от прегрешений. Символом её была метла — которую часто можно увидеть в руках представителей знака Девы. (Интересно, что под этим знаком родился Иван Грозный, и на эмблеме опричников изображали характерные для этого знака атрибуты: метла и собака как символы чистоты и преданности делу.)

Однако в обществе добровольность исполнения обязанностей остается под большим вопросом – в современном даже более, чем в древнем или средневековом. Отчасти поэтому к богам справедливости примыкает образ неумолимых богинь-мстительниц.

Так Дике близка Немезида (от nemo — "разделяю, сужу", nemesao — "справедливо негодую"), которая следит за справедливым распределением благ среди людей и карает беззаконие. Этому служат её атрибуты — весы, меч (как и у Астреи), а также плеть. Немезида изображалась с крыльями, что подчеркивало неотвратимость и быстроту воздаяния.

Ещё одна исполнительница закона — греческая богиня возмездия Адрастея, чей образ, как и образ Немезиды, понятен из её имени: "неотвратимая". Орфики считали Адрастею воплощением законов Зевса и Кроноса. У Платона она устанавливает круговорот душ и этим подобна Дике как богине времен года, исполняющей законы круговорота, а также мойре Ананке, вращающей ось времен как свою прялку.

Немезиде подобна египетская богиня-мстительница Мафдет, предстающая в образе быстро бегущего гепарда, атрибутами которой служат палка и нож; её сестра-близнец Сешат, подобно Маат и Нисабе, исполняет роль строгого учетчика-писца в подземном мире. Мафдет также помогает больным и, как Персофона, принимает участие в загробном суде над душами.

Неотвратимость исполнения закона, которую демонстрирует этот архетип, сегодня проявляется, например, в поэтизации работы органов милиции в кинематографе.

В общественной жизни пара Деметры-Персефоны воплощает законодательную и исполнительную власть, и их связь позволяет человеку установить в мире тот порядок, который гарантировал бы ему спокойное существование. На практике связь этих двух понятий выглядит так, что невозможно навести экономический порядок в обществе, пока не выработаны справедливые законы, и невозможно воплотить эти законы в жизнь, если исполнительная власть не являет совершенного механизма.

Необходимость исполнения закона, которую демонстрирует образ умирающих и воскресающих богов, хорошо чувствуют мыслители данного психотипа, разрабатывая те конкретные меры, которые бы привели к тому, чтобы закон не остался абстрактным. И идея разделения властей: законодательной, исполнительной и судебной связана с именем Локка. Если две первых (законодательница-Деметра и исполнительница-Персефона) не работают, как надо, исправить их просчёты должна хотя бы третья, судебная (мстительница-Немезида). – В психологии человека этот принцип тоже срабатывает, на то он и архетипический.

А Гегель, посвятив целую книгу объективному духу, проявленному в обществе, разработал ныне очень актуальное для современности понятие Гражданского общества, ставящее во главу угла дееспособность всех представительств общества, а не только власти.

Власть хочет обезопасить себя и сохранить своё статус кво, но развитие не должно застыть. Для развития должна осуществляться последовательная смена фаз, как её описывает архетип изменения сезонного порядка. В философии и Локк, и Гегель формулировали тезис об относительности достигаемой истины на каждом этапе развития (вершина системы Гегеля – абсолютная истина, но так как она недостижима, система в реализованном виде остается вечно недозавершена). "Разум не может познать абсолютную истину,— утверждает Гегель.— В познании же частичных истин ему не отказывается". Позже, ещё один представитель этого знака, Пирс также пишет о том, что практика требует обновления истины. Истинность для него определяется практической пригодностью, и он выступает основателем прагматизма. Современный философ Адорно, также представитель данного психотипа, развивает понятие относительности дальше: подчеркивая относительность всякой системы понятий, а не только одного конкретного понимания истины.

Представители данного психотипа ставят акцент на относительности всякого познания, потому что основываются на развитии самой жизни.— Как мы можем иметь раз и навсегда данное представление о том, что изменяется в самой своей основе и сути? Если же не учитывать постоянного преобразования мира, человека и Бога, нет смысла говорить и об относительности познания: эта относительность тогда предстает лишь как неумение естественной науки своими методами описать то, что выпадает за их рамки (что часто и имеют в виду сегодня, говоря об относительности), а, скажем, религиозное или художественное познание при этом признается абсолютным. Но философская идея относительности познания, вкладывает в это понятие более глубокий смысл: смысл бесконечности движения духа и неисчерпаемости жизни.

Сегодня мы принимаем тезис относительности, как нечто само собой разумеющееся, но для мышления Нового времени сама возможность радикальных перемен существующего порядка означала революционный шаг. И лозунгом, который сформулировал Локк: «Свобода, равенство, братство» -- весь XVIII-й век вдохновлялась эпоха Просвещения вплоть до Великой Французской революции. Просветители ставили памятнику Локку в своих домах. И по той же причине русские демократы в XIX веке называли диалектику Гегеля «алгеброй революции». Хотя ни Локк, ни Гегель к революциям не призывали. Но чтобы люди могли волевым образом изменять действительность, им сначала следует понять, что это изменение не только возможно, но необходимо и неизбежно. – Это ключевой, радикальный, революционный момент! он полностью отдает природную необходимость в руки человека. – И возвращаясь к истории мифологии, следует подчеркнуть, что это впервые имело место в процессе налаженного земледелия.

Главная истина природы – в процессе преобразования жизни, что иллюстрируют слова представителя данного психотипа Гердера: "Всё, что появляется, должно исчезнуть; каждое творение времени несет в себе зерно распада, действие которого сказывается в том, что в этой своей форме оно не длится вечно. Соединившееся распадается, ибо именно это соединение и распад называется мировым порядком и представляет собой непрерывно продолжающуюся жизнь мирового духа".[25]

Или как поэтически пишет ещё один мыслитель, родившийся под созвездием Девы, Гёте: "Природа!.. Она творит вечно новые образы; что есть в ней, того ещё не было; что было, не будет, всё ново, а всё только старое...

Всё в ней живет, свершается, движется, но вперёд она не идёт. Она вечно меняется, и нет ей ни на мгновение покоя. Что такое остановка – не ведает, она наложила проклятие на всякий покой...

Зрелище её вечно ново, ибо она непрестанно творит новых созерцателей. Жизнь – её лучшее изобретение; смерть для неё средство для большей жизни."[26]— Что возвращает к мифологическому образу умирающих и воскресающих богов.

Здесь можно обратить внимание на то, что хотя сама природа изменяется, она не идёт вперёд – истинное развитие для этого архетипа рукотворной деятельности осуществляет сознательная воля: будь то воля одного человека или мирового духа как выражения всей совокупности людей.

Мы привыкли видеть развитие как данность – это наследие марксизма, опиравшегося на диалектику Гегеля (хотя у него-то осуществляет развитие идея мирового духа и человеческий разум). Вроде бы, что бы мы ни делали, движение продолжается – но до поры до времени, пока его ведёт идея и терпит жизнь. Развитие может остановиться, и наступит регресс. Жизнь может прекратиться. В наши дни это вновь становится ясно: если мы ничего не делаем, развития ожидать не приходится. Более того, если люди не поддерживают унаследованный уровнь культурного порядка, происходит деградация. И если человек не подготовил почву для преобразований или самосовершенствования (архетипический оборот, связанный с земледелием!), сами они не осуществятся.

Поэтому Гегеля удивляет как научное, так и религиозное мировоззрение его современников, лишенное потребности познания абсолютного, необходимой для развития (Абсолютной идеи и человечества), которую он выражает формулой: "Дух лишь постольку есть дух, поскольку он есть для духа".  

Подчеркивая роль движения духа перед статикой материей, философ пишет о чуде: "Уже жизнь вторгается в так называемые вечные законы природы, уничтожая вечные законы механики и химии. Ещё больше воздействует на жизнь сила духа или его бессилие. Страх может повлечь за собой смерть, горе — болезнь, и точно так же во все времена бесконечная вера и доверие делали калеку ходящим, глухого слышащим и т.д. В основе современного неверия во власть духа над природой лежит суеверие, ложная вера в так называемую силу природы и её самостоятельность по отношению к духу"[27].

В природе всё меняется гармонично. В отличие от природы, реальность человеческого разума может опережать события, а общество зачастую слишком инертно. Чтобы жизнь человека в обществе была здоровой, нужен естественный ритм перемен как в мышлении, так и в социальном укладе.

К сожалению, мы видим, что последних трёх веков (и даже 2,5 тысяч лет) оказалось мало, чтобы идея относительности истины и необходимости развития вошла в умы не только на научно-философском, но и на бытовом уровне. И сократовская опора на незнание, периодически поднимаемая на флаг учеными, как Возрождения («Об ученом незнании» Николая Кузанского), так и современности (феноменологический метод Гуссерля) не получила распространения за пределами интеллигентского мышления. Поэтому новое не принимается и вызывает сопротивление (с позиции прежней идеологии или насиженной жизни), и колесо истории крутится со скрипом. А перемены осуществляются не естественным путем (самодвижения понятия), а «от ума» и через насилие.

Кроме того, утрачено мистериальное понимание того, что все люди участвуют в едином жизненном процессе, а потому нельзя не учитывать интересов всех, иначе общество как целостный организм функционировать не будет. Оно будет болеть.

5. СВЯЩЕННАЯ И ОСВОБОЖДАЮЩАЯ РОЛЬ ПРАЗДНИКОВ

Развитие никогда не останавливается, и в процессе безостановочного развития фазы постоянно сменяют друг друга. Когда человек акцентируется на этом процессе, ему не всегда удается задержаться на достигнутом (за что обвиняли систему Гегеля). Поэтому уже мифологическое сознание древности изобрели праздники – как вынужденную остановку.

Праздник — это веха в процессе работы, которая поддерживает четкий ритм труда. До их пор природный цикл проецируется на уклад жизни: лето – стандартное время отпусков, осень (время сбора урожая, к которому приурочивались мистерии, подобные Элевсинским) – старт деловой активности. Без праздников работа стала бы монотонной, скучной: а монотонность работы не даёт возможности влиться в неё творческой струе жизни. Сегодня по количеству и качеству праздников можно судить о гармонии жизни людей. Праздники помогают превратить свою обыденную работу в искусство и понять, что в ней есть от великих мистерий древности.

О необходимости праздников писал исследователь ритуалов Б. Малиновский:

"Религия требует осуществления сезонных, периодических церемоний с большим количеством участников, с весельем и праздничными нарядами, с обилием пищи и послаблением нормативных ограничений и запретов. Соплеменники собираются вместе, и рамки дозволенного смещаются, особенно часто снимаются привычные барьеры, привносящие сдержанность в социальное общение и половые отношения. Желаниям дается удовлетворение, их даже стимулируют… К потребности в обилии материальном добавляется потребность в обилии людей, в единении с соплеменниками»[28].

С тех времён, когда работа носила священный характер причастности к мировому процессу, до нашего времени дошёл священный характер праздников и выходных, с наслаждением плодами труда: хлебом и вином/пивом. Возможно, древние чувствовали, что волевая деятельность людей уводит их в сторону от изначальной гармонии жизни. Мистерии и оргии включали те области мозга и души, которые в быту оказывались незадействованными: праздник ликвидировал издержки работы. Священный характер праздников подчеркивал мистериальную роль труда.

Праздность приобретает священный смысл непосредственного обращения к божеству. Мы сегодня найдём развитие этой идеи в шаббате евреев: обычай отдыхать в субботу идёт из Вавилона: там он был связан со сменой наиболее заметных для человека лунных фаз, и устранённость от дел изначально приурочивалась к полнолунию, как наиболее экстремальному дню месяца. В этот день, приходящийся на субботу, следовало отдаться на волю богов, чтобы исправить тот беспорядок, который привносит в жизнь целенаправленное вмешательство в неё человека. Сейчас суббота не связана с фактическими фазами Луны, а фаза завершения приходится на воскресенье, когда люди обычно и бездельничают.

Но самым радикальным способом ритуальный отдых воплотился в оргии, связанные с фазами земледельческого труда. От жертвы Земле плодов своего труда ведёт начало обычай ритуальных трапез со вкушением хлеба и вина. Злаки воплощали самого умирающего и воскресающего бога, и его обрядовое поедание говорило не о кровожадности древних земледельцев, а об их пиетете по отношению к пище, добытой тяжелым трудом. Так, ацтеки дважды в год и из семян различных сортов готовили статую своего бога Гуитцилопотчли: они несли её в храм, окуривали благовониями, а затем делили на кусочки и съедали. Этот обряд носил название teocualo, то есть "бог съеден". Празднику предшествовал пост, и в него запрещалось есть что-либо, кроме теста с медом, из которого изготовлялась статуя.

В связи с праздниками и образами этого архетипа можно сказать о символической роли еды. Например, чтобы Персефона не забыла вернуться обратно, Плутон даёт ей съесть гранатовое зёрнышко – символ плодородия и огня недр. Образ еды как приобщение к той территории, на которую вступил человек,— и к тому дому, в который он вошел, мы находим в ритуалах, мифах и сказках всего мира. В доме врага или человека, принадлежащего к другому социальному разряду, принимать пищу было запрещено (что сохранилось в традиции индийских каст).

По этой логике, вкусив пищи в потустороннем мире, человек уже не мог вернуться обратно. Так японская первая женщина Идзанами таким образом превратилась в божество подземного мира и не смогла последовать за своим живым супругом. А в египетском культе мертвых церемония "отверзания уст" была одной из важнейших, в заупокойных текстах ей посвящена специальная "Книга отверзания уст": здесь мертвец сам просит еды, что трансформирует умершего, превращая его в дух (или его душу в птицу)[29]. Подобно этому, иранский небесный бог Ахурамазда приказывает сперва дать божественной пищи прибывшей к Земли душе, а потом распрашивать её.

Пища Цирцеи превращает в животных спутников Одиссея, который за ее трапезой ничего не ест — так и Калипсо хочет, чтобы Одиссей отведал ее нектара и амброзии, чтобы навсегда удержать его при себе. Баба-Яга кормит Иванушку, перед тем, как он ответит на ее вопросы и переступит границу заповедного тридевятого царства.

Самоочевидная простота гостеприимства: сперва накорми, потом беседуй — перерастает в сакральность ритуала. Причастность к местной еде делает человека своим для иного мира. Из этого вырастает христианское причастие. Через еду осуществляется лиминальный переход. И в праздниках это переход от конкретики земной работы, заставляющей забыть обо всём остальном, – к сакральности участия в мировом процессе.

У всех народов уборка урожая издревле завершалась праздником, и покровителями земледельческих праздников стали боги, отвечающие за виноделие и пивоварение — помогающие расслабиться, обрести праздничное настроение и отвлечь человека от рутинного восприятия мира, которое возникает у него в процессе труда. Таковы балтийские Самбарис: божество земли и пива — и Цероклис: бог полей и злаков, именем которого назван хмельной напиток. Или упомянутые уже индейские Шипе-Тотек: связанный со сбором урожая и опьяняющим напитком октли, и Майяуэль: из её костей-семян вырастают растения, из которых делают вино.

Египетский бог зерна Непери выступает также как бог пива, а имя шумерской Гештинанны, замещающей в подземном царстве своего брата Думузи, переводится как "виноградная лоза". Телепинус, после засухи возвращаясь к людям, приносит с собой мешок с "зерном полей и вином", вешая его на вечнозелёное дерево жизни. Даже Осирис называется "владыкой силы хлеба и виноградной лозы".

Вино, наряду с хлебом, стало символом плодоносящей земли, возрождения и бессмертия как долго хранящийся напиток, который со временем становится только лучше. Неслучайно питье вина — любимый ритуал и наших дней, когда работа крайне значима.

Самый известный бог виноделия — античный Дионис/Вакх, который изначально был богом земледелия и хлеба: он считался первым, кто запряг быков в плуг и научил людей пахать, облегчив труд земледельцев. Это сын Семелы, фригийского соответствия матери-Земли Деметры. Имя Семелы родственно латинскому humus ("почва") и русскому слову земля. Таким образом, мы здесь снова находим пару мать-Земля и её сын: умирающий и воскресающий бог-растение.

Поздняя легенда повествует о том, как Семела, смертная, которую полюбил Зевс, попросила бога явить свой истинный облик. Громовержец предстал перед ней в блистании молний, огонь которых испепелил её, но Зевс успел выхватить из пламени ребёнка Семелы и до срока зашил в своё бедро, а потом вынул на свет. Так появился Дионис — божественное вино, земная природа которого была выношена и трансформирована небесами. Суть мифа о Семеле — в рождении Диониса, и в позднем мифе мать исполняет пассивную роль природы, жертвующей собой ради детей.

Первоначально, по-видимому, Земля-Семела хотела, чтобы бог грозы проявил свою суть вовсе не из любопытства, а ради плодородного дождя, который даст возможность вырасти её ребёнку-винограду. Впоследствии стремление Семелы к разоблачению истины, даже такой, которая угрожает ей смертью, бросило отсвет любви к познанию и на Диониса, и бог вина явился проводником в истины мистерий. Как виноградная лоза Дионис/Вакх умирает и воскресает, и посвященные ему мистерии-вакханалии прежде всего символизировали смерть винограда при приготовлении вина.

Греческому Дионису и римскому Вакху аналогичен этрусский Фуфлунс, бог растительности и плодов, в честь которого также устраивались оргии. В Риме, кроме Вакха, был бог Либер ("свободный") и богиня Либера, символизирующие урожай и его время после его уборки, когда можно расслабиться. Связанный с их именами глагол libare означает "пробовать, отведывать" и одновременно "посвящать", отражая священный характер церемоний возлияния.

Изменения плодов винограда при их созревании и производстве вина отразились в мифологии как способность Диониса к удивительным превращениям, которые возвратили ему свободу, когда он был захвачен разбойниками. Диониса называли Лиэй ("освободитель"): он разрывает все оковы, которыми пытаются опутать его враги, оплетая их своим плющом, и освобождает людей от мирских забот. Как бог вина он насылает безумие, но и приводит в экстаз, и вакханалии снимают с людей путы быта.

Процесс приготовления вина способствовал устойчивой аналогии смерти и возрождения растений со свободой человеческого духа. Умирающего и воскресающего бога винограда ожидает две смерти: от природы, когда лоза осенью естественно засохнет, и от человека, который из его растерзанных гроздей приготовит вино. Но вторая смерть предпочтительней: произведенное из винограда вино не портится, оно способно на века сохранить дух виноградной лозы. Поэтому питье вина символизирует причастие к бессмертному. Таким образом, человек, включаясь в процесс природных преобразований, поворачивает его в свою, творчески-духовную сторону. Исполняя неизбежные законы природы, он сам относится к ним как их творец, способный вернуть природе то, что отнято у неё неумолимым временем. Поэтому он свободен сам и освобождает её.

Таким образом, конкретика работы и отдыха – земледельческого процесса древнего мира – может вывести к очень глобальным идеям. Образ гибели и преображения мира тоже связан с умирающим и воскресающим богом – германским Бальдром ("господин"), убитым веткой омелы, которая, по гипотезе Фрэзера, символизирует дух дерева и силу растительности. Хозяйка подземного мира Хель соглашается отпустить его при условии, что всё живое будет его оплакивать. Для возрождения жизни нужен ритуал как затраты потенциала души — эмоциональное включение всех в общий жизненный процесс. Но оплакивать Бальдра отказывается Локи (образ трикстера, нарушителя прежних ритуалов). И поскольку одна из сил природы не исполняет её закона, светлый бог возрождения жизни вынужден навсегда остаться в подземельи Хель. Однако его смерть содержит подтекст будущих событий: гибель богов в ужасной войне и примирение всех в обновлённом мире, который претерпит глобальную трансформацию. В образе Бальдра проявлена функция жертвы, одновременно зовущей и к окончательному воскрешению.

Образ Бальдра напоминает библейское пророчество о "боге на дереве", которому поклоняются народы, и воплощение этого пророчества в образе Христа, наследующего от мифологемы богов растительности добровольность нисхождения в подземный мир ради расцвета будущей жизни. Мы видим, что архетипически Богородица и Христос образуют пару, аналогичную Матери-Земле и её детям: умирающим и воскресающим богам. Хотя образ Христа шире, и образ обновления мира отражает уже завершающую стадию развития мифологии, выражаемую весенним архетипом воина и пастыря (агнца-Овна). Но весенний посев при новом пробуждении природы опирается на ту способность сохранить семена, которую воплощают боги сбора урожая. И именно способность сохранить и рукотворно воспроизвести естественные процессы настоящего, самоотверженно отдавая себя ему (и в этом умирая для будущего),-- на самом деле даёт возможность родиться будущему и сделать жизнь лучше, чем мы мыслим её в опоре на то, что уже есть. Данность – это всегда только природный круговорот, на который опирается наша телесность. Превратить этот круг в спираль развития – задача человека.

6. УТОПИЯ В ДЕЙСТВИИ

Архетип умирающих и воскресающих богов побуждает абсолютизировать устанавливаемые человеком законы и считать, что они не только могут, но и должны исполниться. Опираясь на то совершенство, к которому стремится этот архетип, его представители склонны видеть утопию в действии. Пример этого — государственная утопия "Города Солнца" Кампанеллы, основанная на коллективном принципе, который развивает архетип земледелия: "в первую очередь надо заботиться о жизни целого, а затем уже его частей".

"Крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, ворами..., а богатство — надменными, черствыми, обидчиками... Тогда как община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми — потому что у них есть все, бедными — потому что у них нет никакой собственности; поэтому они не служат вещам, а вещи служат им"[30].

Кондорсе, отводя последнюю главу очерка истории будущего, пишет:

"Наши надежды на улучшение состояния человеческого рода могут быть сведены к трем основным положениям: уничтожение неравенства между нациями, прогресс равенства между различными классами, наконец, действительное совершенствование человека... Настанет момент, когда солнце будет освещать землю, населенную только свободными людьми, не признающими другого господина, кроме своего разума"[31].

Философ рисует будущность человечества через образ научно-технического прогресса, механизации жизнеобеспечения, профилактики болезней, увеличения срока жизни человека и т.п.:

"Инструменты машины, рабочие станки будут увеличивать все больше силу и ловкость людей и содействовать большему совершенству продуктов, уменьшая и время и труд, необходимый для их производства... будут устранены также вредные влияния работ, привычек и климата... Прогресс наук обеспечивает прогресс промышленности, который сам затем ускоряет научные успехи... Прогресс предохранительной медицины должен со временем устранить передаваемые заразные болезни и общие заболевания, обусловленные климатом, пищей и природой труда."[32]

Подобным образом рисует эволюцию Земли Циолковский: как прекращение войн и совместный технический рывок вперёд; резкий рост населения в связи с улучшением благосостояния; преобразование суши, атмосферы и океана; простор для развития общественных и индивидуальных способностей человека, не приносящих вреда, и всемирные организации, как и у Кондорсе.

Идеи этого архетипа относительно будущего рациональны и практичны. И утопия, близкая к реальности, чем теории других знаков, претворяется в действительность — как утопии государства, охраняющего труд человека, породили социализм (и архетип богини Земли отразил герб СССР, на котором на фоне Солнца видны её символы: серп и колосья).

Где кроется корень утопичности мышления Девы? Как подчеркивает Кондорсе, прогресс общества безграничен; столь же бесконечно длится движение Духа к Абсолюту Гегеля или космическая эволюция человечества Циолковского. Однако в построении системы будущего мы оперируем конечными вещами и знанием своей эпохи. Действительный, проявленный материальный мир служит основой опыта и критерием истины. И будущее, ещё не созданное руками человека, выпадает за рамки этого опыта. Поступательное движение Девы к Абсолюту очень напоминает парадокс Зенона, которому не догнать черепаху: потому что цель его следующего шага — действительное положение черепахи в данный момент; но пока он делает свой шаг до означенного предела, черепаха всегда успевает уползти чуть-чуть дальше.

Попытку высветить этот переход являет отрицательная диалектика Адорно: где отрицание перестает быть моментом перехода к новому синтезу, как у Гегеля, а выступает как отрицание наличной действительности во имя конкретной возможности: "утопии", заранее не формулируемой в виде какой-либо позитивной модели.

7. КОСМИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА

Рассказ об утопиях Девы будет неполным без наиболее близких к нашему времени идей Циолковского, как яркого представителя этого архетипа (что подчеркивает смерть в знаке Девы и оппозиция его дня рождения и смерти с противоположным архетипом — Нептуном в знаке Рыб). Мы знаем К.Э.Циолковского как изобретателя ракетного двигателя. Менее известны его духовно-философские взгляды, побуждавшие к этим разработкам. Ракета никогда не была для него самоцелью, а мыслилась лишь методом заселения Космоса.

Кстати, Кампанелла тоже мечтал об "искусстве летать": которым уже овладели жители его утопического города, работающие также "над изобретением подзорных труб, с помощью которых будут видимы скрытые звезды, и труб слуховых, посредством которых слышна будет гармония Неба"[33].

Космическая утопия Циолковского — образ созданного руками человека и полностью регулируемого разумом образа жизни, который обладает огромными преимуществами: это прежде всего отсутствие природной непредсказуемости, ведущее к отсутствию телесных страданий. В космических кораблях, которые должны стать местом нормальной, комфортной жизни, поддерживается постоянство климата, регулировка температуры и т.п. Учёный даже предлагал отправлять в Космос наиболее больных людей, которые плохо переносят силу тяжести, погодные перепады и нехватку солнечной энергии на Земле. Расселение только по Солнечной системе полностью решило бы демографическую проблему, дав существовать населению, в 2 млрд раз более многочисленному, чем земное.

Мыслящая материя представляет ещё более незаметную величину по отношению к немыслящей. Но раз сознание существует, значит, оно нужно природе. В духе данного архетипа доказательством онтологического статуса для Циолковского является неоспоримость наличного существования (можно вспомнить гегелевское "что действительно, то разумно"): "Раз в природе есть мозговой аппарат человека, а для этого природе понадобились миллиарды лет, значит, он природе необходим, а не является только возникшим в результате долгой борьбы"[34].

Бесконечность развития жизни открывает неведомые ранее возможности:

"Многие предполагают, что мысль о вечности обрывается на цветке, выросшем на могилке. Это поэтично, но ненаучно. Такой кругооборот неоспорим, но он примитивен. Он ограничен только миллионами лет. Это не космические масштабы. Это только поэтический символ. Отталкиваясь от него, надо идти дальше"[35].

Разум возвышает нас над материальным круговоротом, который с древних времен демонстрирует человеку природа: рождение — смерть — новое рождение, до трансформации энергии Духа (что описывает мифология, от праздников урожая восходя к Элевсинским мистериям).

Если исходить из свойств самой материи, её частица обладает бесконечным временем и беспредельным пространством. Другое свойство материи, по Циолковскому,— чувствительность всякой частицы Вселенной. У мёртвого тела отзывчивость на внешнее даже выше, чем у живого, что обуславливает его разрушение: такое представление о материи снимает противоречие мертвого и живого. В высокоорганизованных существах частица живёт их жизнью, в неорганическом мире как бы спит, не осознавая себя. Атом "просыпается" через миллионы лет в более организованной форме материи. Т.о. вся материя, даже неорганическая, потенциально жива, как жив и единый организм Земли.

Циолковский сравнивает Космос с кинокартиной, где ряд кадров разворачивается автоматически, или с музыкой, которую рождает вращение пластинки граммофона. Такое по-современному натурфилософское воззрение предполагает, что как причина кино или музыки — в человеке-творце, так и причина Вселенной — за пределами её материальной видимости — в мировом разуме (как для Гердера или Гегеля). О свойствах причины можно судить по Космосу: где проявляются её бесконечность, жизнечувствительность, постоянство, порождение и уничтожение материи, а также мудрость и доброта, которая несет бесконечное блаженство всем его частям:

"Если вы в течение всей своей счастливой жизни мучились только одну секунду, можно ли считать вашу жизнь неудачной. Так и Вселенную нельзя считать несчастной на том основании, что какая-нибудь планета должна претерпеть сравнительно ничтожное время муки самозарождения"[36].

На высших ступенях развития силы разума сопротивляются природным катаклизмам, ограждая мир от бед. Эволюция сознания человека неизбежно приводит и остальные формы к большему совершенству, трансформируя мир.

Мысль Циолковского рисует организм с самозамкнутым циклом, питающийся энергией звезд. Это приближает нас к идее бессмертия (хотя Циолковский не настаивает на ней: всякая система имеет свой конец). Но если Земля представляет организм, изолированный в смысле жизни, то почему не возникнуть живым системам меньшего, и наконец, человеческого размера?

"Вообразим себе существо, прикрытое прозрачной гибкой кожей, не пропускающей никакой материи. Под кожей находится хлорофилл, как у растений... Если бессмертно земное человечество, то почему не может быть бессмертно и единое существо в своей прозрачной оболочке! Я уверен, что зрелые миры, вне земли, уже дали таких существ..."[37]

Эта идея Циолковского внутренне непротиворечива. Развитие невозможно без обмена. Но если у нас осуществляется обмен со средой ради поддержания существования, в самозамкнутой системе жизни обмен продолжается на более высоком уровне — мысли. Таким образом поддерживается необходимая для жизни гибкость. Невозможной утопией будет, если мы представим эту устремлённую к вечности систему как по преимуществу сохраняющую себя (как кристалл неорганической материи). Мы должны представить её органически более активной и живой, чем мы сами.

В идее самозамкнутого организма смыкаются жизнь и смерть, органическое и неорганическое: которые с точки зрения человеческой жизни сходятся лишь в пределе развития — отчего мы и видим это утопией. Однако Циолковский меняет угол зрения, ставя в центр аксиомы бытия не человека, а Космос. Уподобление организма планете воплощает принцип подобия человека Вселенной, который провозглашали ещё древние мифы.

Для Циолковского эволюция разворачивается поэтапно: человечество "рождается" в Космос, а затем сотни миллиардов лет происходит его расселение и достижение совершенства форм жизни. Однако присутствует и спираль развития: устремляющая к такому состоянию сознания, которое будет всё знать и ничего не желать, — разум человека ныне считает его прерогативой богов.

Конечной фазой эволюции Циолковский видел "лучистое человечество": дух или разум, в виде энергии заполняющий собой всё космическое пространство.

"Человечество как единый объект эволюции изменяется и превращается в единый вид лучистой энергии, то есть единая идея заполняет всё космическое пространство. О том, чем дальше будет наша мысль, мы не знаем. Это — предел её проникновения в грядущее, возможно, что это — предел мучительной жизни вообще. Возможно, что это — вечное блаженство и жизнь бесконечная, о которой писали древние мудрецы."[38]

Идея "лучистого человечества" — самая завораживающая идея Циолковского, которая ассоциируется и с идеями телесной трансформации, и с близким современности образом разумной ноосферы: и это самый глобальный образ ноосферы, который когда-либо описывали мыслители. Если у Т.де Шардена рожденная жизнью плёнка мысли покрывает лишь Землю, то у Циолковского единое сознание охватывает масштабы Вселенной.

Циолковский не был человеком религиозным: как философ знака Девы и ученый XX века, он подчеркивает высокую роль знания перед верой. Знанию дано постичь будущее. И, согласно Циолковскому, будущее знание будет воистину энциклопедичным. Оно не будет пренебрегать ничем: ни данными религии, ни верованиями прошлого, ни творениями учёных древности

"Даже вера в Перуна и та пригодится. И она будет нужна для создания истинной картины мира. Ведь Перун — это бог грома и молнии. А разве вы не поклонник атмосферного электричества?”[39].

Человек — вне земли: это разрыв с прошлым и настоящим, новая почва, на которую обычно не решается вступить мысль. Она отвечает требованию необратимости эволюции, которую стремится зафиксировать диалектика данного архетипа — как гарантию безграничного развития.

Преобразование и разума, и восприятия чувств, и материи вершится постоянно, подводя нас к будущему выходу за рамки существующего. Быть может, идеал Циолковского осуществится быстрее, чем он полагал. Но с точки зрения безопасности настоящего, которому служит архетип Девы, глобальную трансформацию (грядущий Апокалипсис) даже в мысли естественно отодвинуть на астрономическую величину, как это сделал Циолковский.

Утопия Циолковского приобретает новую актуальность сейчас, когда мы вернулись к духовным ценностям от плоского материализма и с этой позиции по-новому осознаём преимущества науки. Устремленный в будущее разум науки совершает прорыв, от которого отстает широта бытового сознания. Поэтому время тормозит научный прогресс, замыкая его в рамках материальной обусловленности. Однако вслед за остановкой всегда наступает фаза нового толчка мысли, когда проекции в будущее становятся востребованы.

Потому хорошим заключением темы утопий знака Девы: логических утопий, который строит Разум, приподымаясь над ограничениями материи и побеждая смерть так же, как это делает сама природа,— служат слова Гёте:

"Природа радуется мечтам. Кто разбивает их в себе или в других, того наказывает она, как страшного злодея... Она хитра, но только для доброй цели, и лучше всего не замечать её хитрости. Она целостна и вечно недокончена. Как она творит, так можно творить вечно".

*   *   *

Материалы предыдущих архетипов:

Архетипы истока: http://www.astrolingua.ru/MYTH/1istok.htm

Архетипы творения: http://www.astrolingua.ru/MYTH/2tvorenie.htm

Архетипы памяти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/3vremya.htm

Архетипы общества: http://www.astrolingua.ru/MYTH/4socium.htm

Архетипы смерти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/5smert.htm

Архетипы культуры: http://www.astrolingua.ru/MYTH/6kultura.htm

Материалы последующих архетипов (в проекте):

История формирования понятий: http://www.astrolingua.ru/MYTH/mythlogos.htm

к философским работам автора

к главной странице сайта Семиры и В.Веташа "Астролингва"

---

[1] Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 2. Мифологическое мышление. М.; СПб., 2001 С.104-105

[2] Топоров В.Н. О структуре некоторых архаических текстов соотносимых с концепцией мирового дерева // Труды по знаковым системам, V, 1971, C. 9-62

[3] Семира и В. Веташ. Натурфилософские аспекты числа 12 // Астрология. Век XX. М., 1991 С.183-191

[4] Фуко М. Слова и вещи. СПб., 1994, С.54-66

[5] Мелетинский Е.М. Поэтика мифа М., 2000 СС. 70, 156-157

[6] История первобытного общества. Проблемы антропосоциогенеза. М., 1983 СС.239, 241

[7] там же, С. 322-324

[8] там же, С.200-202; 366

[9] В раскопанном поселении того периода Иерихоне находят мастерские: в одной изготовлялись орудия из кости, в другом была мясобойня, третье принадлежало резчику бус, что свидетельствует о разделении разных видов производства. Ведение хозяйства предполагает иерархию распределения обязанностей, неизбежно рождая хозяйственный принцип разделения труда (который потом приводит к кастовому размежеванию в Индии или средневековой системе цехов).

[10] там же, С.112

[11] Гумбольдт А. Космос, опыт физического мироописания. В сб.: Антология мировой философии. М., 1970 Т.3 СС. 491-492

[12] Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М., 1982

[13] Рыбаков Б. Язычество древних славян. М., 1981 С.49 (подробнее СС.41-50)

[14] Голан А. Миф и символ. М, 1993 С.16

[15] подробное развитие этой темы см // Каган М.С. Философия культуры. Спб., 1996 С.196-205

[16] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1 Наука логики. М., 1974 С.91

[17] Локк Дж. Избранные философские произведения. М., 1960 Т.1 С.128

[18] Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т.1 Наука логики. М., 1974 С.89

[19] Гердер И.Г. Бог. Несколько диалогов // Антология мировой философии. М., 1970 Т.3 СС.58, 61

[20] К.Э.Циолковский. Грёзы о Земле и Небе. Тула, 1986, С.289

[21] Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса мирового разума // Антология мировой философии. М., 1970 Т.2 С.692

[22] Bohm D. On Creativity. London and New York: Routledge, 2004 C.29

[23] цит. по: Кассирер Э. Философия символических форм. т2. Мифологическое мышление. М., 2001 С.199

[24] От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб, 1997 С.75

[25] Гердер И.Г. Бог. Несколько диалогов // Антология мировой философии. М., 1970 Т.3 С.57

[26] Гёте И.В. Природа // Избранные сочинения по естествознанию. М., 1937 С.361

[27] Гегель Г.В.Ф. Философия религии. М., 1977 Т.2 С.310

[28] Малиновский Б. Магия, наука и религия. М., 1998 С.57

[29] Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998 СС. 160-163

[30] Кампанелла Т. Город Солнца. М., 1954 СС. 71, 45, 89

[31] Кондорсе Ж.А. Эскиз исторической картины прогресса мирового разума // Антология мировой философии. М., 1970 Т.2 С.689

[32] там же, С.691-693

[33] Кампанелла Т. Город Солнца. М., 1954 С.121

[34] там же, С. 422

[35] там же, С. 424

[36] К.Э.Циолковский. Воля Вселенной. там же, С.311

[37] К.Э.Циолковский. Научная этика. там же, С.354

[38] А.Л.Чижевский. Теория космических эр. там же, С.424

[39] там же, С. 427