Щепановская Е.М. (Семира)

 

 

АРХЕТИПЫ МИРОВОЙ МИФОЛОГИИ – ИСТОРИЯ ФОРМИРОВАНИЯ ПОНЯТИЙ

 

 

мифология:

ПРАОБРАЗ СОЛНЦА и ГЕРОЕВ,

УТВЕРЖДАЮЩИХ СВОЮ НЕЗАВИСИМОСТЬ

 

философия:

АРХЕТИП  САМОБЫТНОСТИ и СОВЕРШЕНСТВА ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

 

image001 

 

Почему солнце в древнейшие времена не было главным богом?

Отчего оно сначала виделось скорее в женском, чем в мужском облике?

Откуда ведёт начало образ солнечного коня и солнечной колесницы?

Почему солнечный бог покровительствует героям?

Зачем героям спускаться в подземный мир?

В чём состоит совершенство индивидуальности?

Всегда ли существовал архетипический конфликт индивидуальности и общества, отраженный в борьбе солнечного бога и громовержца?

Каков архетипический смысл юнговского понятия индивидуации?

Откуда возникли мировые символы всеохвата и всеединства?

Почему сердце в религиозной философии мыслилось духовным органом?

 

 

1. ЯРКОСТЬ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

СОЛНЦЕ – ПОКРОВИТЕЛЬ ЦАРЕЙ И ГЕРОЕВ

 

Предыдущий архетип – архетип деятельности в справедливых и гармоничных социальных условиях, в которых личность может как можно лучше исполнить свою функцию, – подводит к образу её совершенства. Он показывает, что совершенство возникает там, где деятельность протекает естественно, согласно природному и временному закону. И, поскольку они укоренены в глубине личности, совершенство рождается только там, где личность действует творчески и изнутри.

Природный закон естественности для каждого немного различен, качественность времени также (астрологически – согласно гороскопу рождения и его отношению к аспектам времени данного момента). Это задаёт неуничтожимость индивидуальности даже там, где её роль сведена к функции шестерёнки социального механизма – который на проверку (то есть при более глубоком взгляде на вещи) оказывается организмом.

Но к такому органическому пониманию неуничтожимости инвидуальности, к умению её замечать и уважать, общественное сознание только-только подходит. Точнее, сознание периодически пытается осмыслить это понятие, начиная с религии Египта, когда умерший фараон – а потом любой умерший – стал признаваться равным Осирису. Однако и сегодня мы всё ещё безмерно далеки от того, чтобы увидеть в каждой индивидуальности её равенство Богу или неуничтожимость её души.

Даже передовая западная философия ещё недавно обсуждала вопрос «смерти автора» (Р. Барт, эссе «Смерть автора» 1967), который даже в творческом процессе растворяется во множестве цитат уже созданного (Ю. Кристева). И если смотреть на мир как на текст ("Ничто не существует вне текста", как утверждает Ж. Деррида), это подводит к ключевым для пост-модернизма идеям несамотождественности текста и ненадежности нашего знания о его авторе. Мир сознания предстаёт лишенным опор – если нет организующего его центра: стержня индивидуальности.

Аfter-пост-модернизм восстановил творческую индивидуальность в её правах авторства – и праве на собственное бытиё. И западный мир стал уделять даже слишком много внимания тем, кто отличается от других (сексуальным меньшинствам или инвалидам), чтобы всякая индивидуальность вела полноценное существование и не чувствовала себя ущербно. С неким перехлёстом, поскольку общественное мировоззрение должно хранить прежде всего общие нормы естественности, а не особенные. Но в России об этом речи нет и не было, и многим до сих сложно допустить, что человек может быть «не такой, как все», но тем не менее равен остальным и не ущербнее их.

Общественное мнение и государство ещё часто не признают, что человеку позволено иметь собственные взгляды, когда в СМИ уже высказано официальное мнение. Всё это означает, что социальной гармонии и уровня жизни в наши дни не хватает, чтобы в обществе проявилось достоинство индивидуальности. И vice versa, из-за неуважения к каждой личности мы и ведём то существование, которое многим кажется недостаточным для полноценной самореализации. Полнота человеческого существования сегодня – критерий развития общества, цивилизации и общественного сознания.

 

История и мифология показывают, что внимание к индивидуальности возникает только в развитых цивилизациях, то есть на высоком уровне развития материальной культуры, который создаёт условия для этого. Мифы о хромом кузнеце повествуют, что ремесленником становился человек с физическим изъяном: они оправдывают выбранное им занятие его недостатком. Но образ художника в нашем сознании прекрасен, как солнечный бог муз Аполлон. Это сигнализирует о том, цивилизация перешагнула рубеж, когда общество позволило своему члену не заниматься только добычей пропитания, несмотря на его физическое совершенство! И если до сих пор не все люди научились ценить творческие качества личности, которые уважали уже древние, и относятся друг к другу лишь на основе принятых в обществе стандартов, это говорит о том, что процесс развития общественного сознания, как и самой человеческой индивидуальности ещё не завершен. Мы не знаем всех талантов, скрытых в нашей природе. Открыть их в себе помогает нам мифологический архетип Солнца и героев, декларирующий уважение к человеку.

 

Самый яркий, заметный объект мира – солнце, и оно ассоциируется с яркостью индивидуальности (само это словосочетание уже содержит в себе качество солнечной мифологемы). С древности светило служило эпитетом наиболее великих правителей. Сыном Солнца-Ра считался египетский фараон с начала III-го тысячелетия до н.э., а имя Ра появляется в титулах фараонов в 27 в.[1]. Согласно египетским воззрениям, солнце плыло по небу на ладье, и в гробницу фараона Хуфу, которого при жизни называли "царем восточного небосклона", были положены две барки: после смерти он намеревался сопровождать Ра в его путешествии. После того, как Хуфу столь явно уподобил себя светилу, фараон Джедефра впервые стал величать себя "сыном Ра". Имя фараона значило "долгоденствует он, Ра", и в этот период усилилось почитание Солнца.

Примеры из мифологии – к богине солнца Аматэрасу возводили свой род японские императоры. Инки верили, что их предки были детьми солнца-Инти, который послал на Землю сверкающего героя Манко Капака и его сестру – первых царя и царицу, чтобы они цивилизовали дикие народы. И ближе к нашему времени светило служило эпитетом великих личностей: можно вспомнить китайских императоров, Владимира Красно Солнышко или Короля-Солнце Людовика XIV-го. От кроны солнечных лучей ведёт начало корона царей.

В мифах светило покровительствует героям, и множество героических мифологий имеют солнечную структуру, как указывает М. Элиаде: «Герой уподобляется Солнцу. Подобно Солнцу, он сражается с тьмой, спускается в Царство Смерти и выходит оттуда победителем»[2]. Яркий образ героя, связанного с семантикой солнца, – семитский Самсон, чьё имя родственно названию солнца (Шамеш), сила которого была в волосах, ассоциирующихся с солнечными лучами. Потом Солнце начинает ассоциироваться с яркостью человеческой индивидуальности как её талантами (так Аполлон покровительствует музам).

Характерно, что солнце не было главным богом, пока цивилизация не достигла того расцвета, когда оказалось возможным заметить личность. Пока проблема выживания не была решена радикально, индивидуальность приносилась в жертву обществу, и, как показывает Фрейзер в книге «Золотая ветвь», у царя было даже больше шансов быть принесенным в жертву, чем у его подданных. Но уже в египетской цивилизации празднование 30-летия фараона заменило принесение в жертву правителя, который должен был умереть в блеске своей силы и славы, чтобы символизировать силу и славу своего народа. Этот переход означал, что жизнь индивидуальности стала самоценной: она стала цениться больше традиционной общественной идеологии, с её издержками консерватизма прошлого. И нас сегодня возмущает, когда идеология подавляет индивидуальность (хотя возмущает это прежде всего тех, кто свою индивидуальность осознаёт. К сожалению, для тех, кто не имеет собственной творческой солнечной позиции, всё ещё более важно общественное мнение, создаваемое сегодня «сверху» при помощи СМИ).

И когда индивидуальность приносится в жертву обществу (в периоды войны или политического конфликта), это сегодня заставляет её повышенно замечать, оценивая её деяния как героический поступок, то есть в общественном сознании это акцентирует внимание к индивидуальности. Даже памятники неизвестному солдату – это оценка индивидуальных деяний Человека (с большой буквы).

На таком отношении к человеку настаивают философы, родившиеся под знаком Льва. Так, Человека превозносит Шелли в книге, по-львовски названной им «Триумф жизни»: «Человек! Не забывай более о своём высоком назначении. Это объявляет тебе тот, кто знает в чем твоё достоинство, ведь каждый час его сердце преисполняется почётной гордостью за тебя».

 

Абсолютная ценность индивидуальности закрепляется в сознании через понятие о её бессмертии, возникающее на этом этапе – как показывают пирамиды фараонов, ставившие целью увековечить имя (рен). А также и сохранить его телесную основу (мумификация) и душу (для поминания которой рядом строился храм). На пирамидах писали: "Как крепко имя бога, так крепко имя царя, так крепка эта пирамида во веки веков!" Или: "О царь! Твое имя живет во главе живых. Ты не погибнешь, ты не кончишься во веки вечные!"[3] Желание фараонов увековечить имя говорит о развитии понятия индивидуальности до его кульминации: о рождении личного "я", которое захотело стать вечным.

Имя фараона должно было сиять как солнце – не так ли и сегодня мир увековечивает имена великих? Правда, кого считать великим? Общественный критерий популярности до сих пор главный – а он больше говорит о сиюминутной потребности общества, чем об уникальном творчестве человека. И в этом смысле понятие имени расходится с понятием бессмертия. Первое начинает мыслиться внешним украшением человека, а второе, по контрасту, внутренней его сутью, относимой к душе. И в мифологии тема бессмертия закрепляется за ночным образом Луны, оставляя дневной яркости солнца тематику героизма.

Луне будет посвящен следующий архетип, а сейчас рассмотрим, как развивался в мифологии образ солнца.

 

 

2. СОЛНЦЕ-КОЛЕСО

 

 

С древнейших времён люди относились к светилу как к чему-то само собой разумеющемуся. Оно не поражало воображение как бушующее море, грозящая пожаром молния или необъяснимая радуга. Луна более воздействует на воображение – являя контраст света и тьмы, она во мраке освещает Землю. А Солнце светит днём, когда и так светло, даже когда оно скрывается за тучами.

Конечно, участвуя в небесном действе, Солнце не могло остаться незамеченным: оно фигурировало в мифах как глаз бога Неба и связывалось с чередованием дня и ночи. Каждый день оно послушно вставало на востоке и свершало небесное путешествие на запад, символизируя собой совершенство исполнения космического закона. И воплощая постоянство, оно ассоциировалось с женским образом (яркий пример чего являет индоевропейская мифология и язык[4]).

Но идея того, что именно Солнце в действительности является источником нашей физической и духовной энергии, сначала не приходила человеку в голову, – и   древнейшие мифы не отводят светилу центрального места. Ведь Солнце – не вся природа, но лишь её отдельный объект. Поэтому людям сложно было представить его (или изначально её – богиню солнца) в глобальной функции всемогущего бога. Солнце не стало символом власти природы над людьми, и правителем пантеона в большинстве мифологий остался громовержец. "Царь стоя кланяется богу грозы, но стоя не кланяется богине солнца,"– говорится в хеттском тексте[5].

У шумеров бог солнца Уту занимал второстепенное положение. В Эламе, согласно тексту, датируемому 23 в. до н.э.[6] бог солнца Наххунте занимал пятое место в иерархии богов. Имя семитского солнечного бога Шамаш одного корня со словом "слуга", что подтверждает его служебное положение. "Поклонение солнцу далеко не повсеместно среди примитивных племен, хотя на высших ступенях религии оно обнаруживается повсюду на Земле[7],"— констатирует мифолог Э.Б. Тэйлор.

Солнце всегда было символом уже близкого людям, доступного и созидаемого ими мира. Когда грек Лукиан посетил знаменитый храм в Иераполисе в Сирии, он увидел изображения всех богов, кроме Солнца и Луны. Спросив о причине, он получил ответ, что прочие боги невидимы для людей, тогда как Солнце и Луна и без того открыты для всех. Реальной причиной могло служить позднее введение светил в пантеон богов. Но ответ жреца отчасти помогает нам понять идею солнечного архетипа. Солнце — то высшее, что не нуждается в таинствах храма. Символическое здесь равно реальному (духовное – физическому).

 

Усиление почитания Солнца наблюдается во 2-1 тыс. до н.э., в высокоразвитых культурах. Развитие земледельческой культуры делало роль светила более явной. Но, как ни странно, самым мощным толчком к обожествлению небесного тела послужил предмет, созданный человеком. Выплавка металлов в бронзовом веке привела к изобретению колеса, ставшего универсальным символом Солнца.

Образ Солнца-колеса возводится в ранг покровителя цивилизации, напоминая о роли кузнеца, который стоял у её истоков. В мифах на Солнце может помещаться кузница или наковальня божественного коваля. У балтов кузнец (Телявель) выковал солнце и забросил его на небо. Образ колеса, созданного руками кузнеца, в какой-то мере сохраняет магический смысл кузнечного ремесла: так, главным оружием Индры, которым он убивает Вритру, является диск ваджра ("алмазный") — колесо от повозки солнечного бога Сурьи.

Правда, знак солнца-колеса: круг с точкой посередине, запечатлённый иероглифами Египта и Китая, – палеолитический символ небосвода[8], возник тогда, когда человечество ещё не знало колес. Но светило присвоило его себе, и это свидетельствовало о его доминирующей роли по отношению к Небу. С солнцем начинает ассоциироваться роль небесной оси: и у славян, скифов и народов западной Европы в честь солнца устанавливают шест с колесом наверху (существовавший ещё в неолите)[9].

Образ Солнца-колеса остался одним из универсальных символов человечества. Поскольку Солнце уходило под землю с одной стороны, а возвращалось с другой, люди понимали, что оно описывает круг. Поэтому им казалось, что оно катится по небу, и само слово "закат" предполагает, что Солнце "катилось" по небу и "закатилось" за горизонт. Солнце называется колесом в "Ригведе" и "Эдде", в русском и литовском фольклоре. В бронзовом веке находят культовые предметы в виде колёс, которые можно считать символами светила.

В мифологии возникают особые боги солнечного диска, такие как египетский Атон, скифский Колоксай ("круг-царь") и славянский Хорс. Само слово "солнце" и имена солнечных богинь: индийского Сурии, балтийской Саулес, германских Сунны и Соль — ведёт начало от индоевропейского слова круг ("хоро/коло/соло"). Эти имена светила родственны словам "колесо" и "цикл" (греч. cyclos, инд. чакра), столь часто упоминаемым в данной теме. А индоевропейское обозначение гончарного круга "kekla" говорит о том, что и гончарное ремесло сыграло свою роль в изобретении и обожествлении колеса.

Значение колеса мы находим в имени скифского бога Солнца Колоксая ("круг-царь"), отсюда же название праславян "сколоты" ("объединенные в круг"). У славян, кроме Солнца-Дажьбога, существовал бог солнечного диска Хорс, от скифского имени которого происходит слово "хорошо", поскольку Солнце, дающее тепло и жизнь растениям, устойчиво ассоциируется с благом. В виде колеса изображался армянский бог Солнца Арэв, предстающий также в виде юноши с золотыми волосами, который мчится по небу, сидя верхом на льве. Слово "арэв" ("солнце") у армян в переносном смысле означает "жизнь". Богами крылатого солнечного диска, летящего по небу, были хурритский Шимиге, выступающий в роли судьи над людьми; урартский Шивини (от корня siv — "свет"); семитские Малакбел ("посланец Балу"), летящий по небу на колеснице, запряженной грифонами, и гонец Солнца-Шамаша Ярихбол.

Крылатый диск был эмблемой аккадского Ашшура (имя от хеттского hasshu — "царь"). По вибрации имени Ашшур близок индийским асурам и германским асам, и это звучание изначально воплощает собой неиссякаемый потенциал жизненной энергии — что как нельзя более естественно для солярного божества. В этом образе мы видим частичный переход функций главы пантеона к богу Солнца: Ашшур, как символ царской власти, подобен Мардуку и иногда может заменять его; атрибутом его является лук — прежний символ молнии и богов юпитерианской мифологемы. Заострённые лучи Солнца тоже ассоциируются со стрелами: главным образом тогда, когда светило мыслится опасным и соотносится с засухой. Так, у чеченцев есть легенда о солнечном колесе, которое разрушало всё на своём пути.

В обрядах светило символизировало не только огненное колесо, но и огненный мяч, который имел ещё более совершенную круглую форму и лучше катился по земле: так в Индонезии сохранилась игра с горящим мячом. В мяч играли и американские индейцы: изначально игры носили ритуальный характер, и дело кончалось принесением в жертву команды проигравших (по другой версии — выигравших). Современные всеми любимые футбол, волейбол и баскетбол — и азарт американского регби — ведут своё начало от бессознательной памяти о героике ритуалов, связанных с Солнцем.

 

 

3.СОЛНЕЧНАЯ КОЛЕСНИЦА.

ОБРАЗ КОНЯ И ДРУГИЕ СОЛНЕЧНЫЕ ЖИВОТНЫЕ

 

Вслед за колесом возникли колесницы, которые позволили охватывать большие пространства, что положило начало образованию империй. Во главе империй становился человек, доказавший право на власть личными качествами. Неслучайно в Греции покровителем захваченных земель был солнечный бог Аполлон, разъезжающий на упряжке коней.

Для мифолога Дж. Фрэзера само развитие цивилизации связано с империей – которая предполагает произвол личности правителя, но это прогресс по сравнению с подчинением традиции. «Если подняться к истокам истории, то разве можно назвать случайным факт, что первые большие шаги к цивилизации, например, в Египте, Вавилоне и Перу, были сделаны при тираниях. Не будет преувеличением сказать, что деспотизм в эту раннюю эпоху является другом человечности, и как это не парадоксально, свободы. Ведь в конечном счете при самом абсолютном деспотизме, при самой мучительной тирании свободы мыслить и решать собственную судьбу больше, чем в свободной по видимости жизни дикарей, у которых личность от колыбели до могилы заключена в прокрустово ложе наследственного обычая[10]».

Боевые колесницы упоминаются в хеттской клинописной таблице XIX века до н.э., повествующей о завоевательном походе царя Анитты, и во всех ранних индоевропейских текстах (крито-микенских, переднеазиатских, ведийских)[11]. Хетты, ранний индоевропейский народ, славились особым искусством управления колесницами и лошадьми, и первыми в истории оставили подробные письменные инструкции, как за ними ухаживать.

Поэтому Солнце соотносится с конём, что ассоциируется и с быстрым движением светила по небу. Для кельтов лошадь была символом солнцестояний, у многих народов лошадей приносили в жертву светилу. Боги солнца (хеттский Эстан, греческий Гелиос, балтийский Сауле и др.) правят упряжками коней; возникает образ солнечного коня.  Таков индийский Дадхикра, проявляющий все главные функции светила. Он героически сражается и побеждает в бою; приносит людям Солнце и пищу, поскольку Солнце растит урожай. Подобно другим коням, предшествующим колеснице светила, Дадхикра связан с зарёй и красотой восхода:

"Когда ты заржал впервые, рождаясь,
Вздымаясь из океана или из первородного источника,—
Крылья сокола, передние ноги антилопы —
Достойным хвалы было твоё рожденье, о скакун...
Из Солнца вытесали вы коня, о боги." 
                                      (РВ I,163:1,2)

Облик коня обретает и другой солнечный бог Вивасват ("сияющий"), который выступает творцом мира. Подобно супругам культурных богов, его жена — Санджня, имя которой переводится как "тень", бросает Вивасвата и убегает от него в образе кобылицы. Вивасват, обернувшись конём, настигает её, и от этого лошадиного союза рождается пара близнецов-Ашвинов, двух коней или колесничих Солнца-Сурьи, олицетворяющих утреннюю и вечернюю зарю.

Богом лошадей является балтийский родственник Ашвинов Усиньш, олицетворявший Солнце и зори, мчащиеся по небу на конях. У Усиньша два сына (две зари), и ему приносились парные жертвы, что напоминает о том, что сначала существовала пара Усиньшей.

Традиционное представление о двух зорях, везущих колесницу Солнца, нашло воплощение и в двух германских конях: Хорсе и Хенгерсте. Корень имени Хорсы, в германских языках обозначающий лошадь, ассоциируется с именем славянского бога солнечного диска (Хорс) и, возможно, тоже изначально родственен слову "колесо".

В Евразии существовали поверья, что лошадь обладает даром всевидения, характерным для солнечного божества.

На лошадей похожи древнейшие изображения популярных в Китае драконов, летающих по воздуху и обладающих магической властью.

Смысл образования империи сохранился в индийском жертвоприношении коня: до этого год конь свободно бродил по территориям, которые должны были признать верховенство царя во время жертвоприношения.

 

Солнце видилось древним не только конём: оно могло предстать практически в любом животном образе. Дадхикра быстр, как птица, и сравнивается с гусем и лебедем, подобно некоторым другим солнечным персонажам. Это связано с тем, что, погружаясь в воды моря, светило уподоблялось водоплавающей птице, — а также с тем, что перелёт птиц совпадал с осенним уходом и весенним возвращением солнечного тепла. Сказочный образ гусей-лебедей тоже намекает на природный круговорот.

Солнце парило в высоком небе как орёл, растопыривало лучи-перья как индюк (Курикавери у племени индейцев-тарасков), кололо глаза как ёж (индийский Сурья), садилось в море как утка (славянская мифология), было светлым и круглым как вепрь (балтийская мифология), ярким как колибри (Уицилопочтли ацтеков), яростным как волк (Аполлон) и прекрасным как лебедь (Дадхикра). Солнце продолжает описание зверей как помощников людей, заменяя фантастические образы полуживотных-полубогов реальными. Так, в индийской мифологии слон — помощник человека, символ всего большого, доброго и хорошего — мыслится возникшим из отрубленных частей круглого тела Вивасвата.

Наиболее откровенно золотые лучи Солнца ассоциировались с жёлтой гривой льва, который через эту ассоциацию стал эклиптическим созвездием. В мифах герои часто побеждают льва, и превосходство над царём зверей является самым ярким доказательством их силы и смелости быть обособленной индивидуальностью.

В древнем Египте в созвездии Льва находилась точка летнего солнцестояния. В это время воцарялась сильная жара, начиналось таяние снегов в горах, откуда тек Нил, и происходили разливы великой реки. Поэтому затворы шлюзов, направлявших воды реки по каналам на поля, делали в виде львиной головы. Об этом сегодня напоминают фонтаны, где поток вырывается из пасти льва (например, центральный фонтан Петродворца). Матерью солнца в Египте считалась львица Менкерот: львица поднимает светило на небо и сопровождает туда же умерших. Символ солнечной матери-львицы дал начало образу сфинкса, владеющего загадкой жизни и смерти.

 

 

4. СИМВОЛИЧЕСКОЕ САМООБОЗНАЧЕНИЕ –

НАЧАЛО  САМОСОЗНАНИЯ

 

Утверждение индивидуальности, которое символизирует солнечный архетип, тесно связано с высоким материальным уровнем развития цивилизации. Слово "цивилизация" непосредственно происходит от civis: "город", и под ней понимается нечто, выстроенное людьми независимо от природы. А потому её началом можно считать поселения с наземными строениями. Дом становится центром жизни человека. Раскопанные фундаменты Эйнана (натуфийская культура, X тыс. до н.э.) или Джармо (Междуречье, VII тыс. до н.э.) показывают, что поначалу каменные дома были круглые, а в центре помещался очаг[12]. Так древние строители, тяготея к естественной форме шатра, которую в природе являет небо, воспроизвели символ солнца: круг с точкой посередине. Первым постройкам – примерно 200 тысяч лет, и они говорят о возможности заселения территорий, ранее не приспособленных для жилья. В отличие от миграций, формирующих мифологему Неба, это расширяет ближний ареал обитания человека и делает его более плотным.

Цивилизацию характеризует богатство и разнообразие форм, которое уже отличает друг от друга первые культуры X-V тысячелетий до н.э. На Ближнем Востоке с VIII-го тыс. до н.э. существуют поселения с храмами и мастерскими, которые являются центрами округи. С VII-го тысячелетия обжигают керамику, начинают прясть и ткать, посуду украшают изображениями людей и животных, дома красят и отделывают изнутри, а стены святилищ покрывают росписями. Такой уровень культуры достигает идеала цивилизации как базового уровня жизни, на который опирается достоинство современного человека: все основные достижения быта – посуда, одежда и радующая глаз повседневная эстетика – там уже были.

Искусство служит критерием того, как люди осознают богатство внешних возможностей. Правда, производство способствовало появлению искусства: по точности ударов на орудиях археологи определили, что работа шла под музыку – под ритмические песни легче было работать[13]. Но прежде всего искусство является символической деятельностью и возникло как осмысление человеком мира и себя в нем.

В Эйнане находят и реалистические, и схематические рисунки – и это свидетельствует о развитии символического восприятия. В росписях Чатал-Хююка в орнаментах во множестве встречаются руки, рога, кресты и много других символов. Сама способность к символизации связана с развиваемой солнечным архетипом функцией центрирования: сознание перемещает внутренний центр собственной индивидуальности в объекты ("освещает" их собственным светом), что формирует пантеистическое восприятие и мифы о богах, становится основой искусства и собственно человеческого мышления (как говорил об этом Э. Кассирер), и подводит к философскому представлению о предметности разума и наличию человека своего "мира" (М.Шелер), на чем мы подробнее остановимся в конце статьи.

Пантеистическое мировосприятие, ключ к которому даёт солнечный архетип, метафорически обожествляющий животных, как это было показано выше, и даже растения (образы лавра-Дафны или юноши-Гиацинта, фигурирующие в мифах о солнце-Аполлоне) предполагает внимание к каждому объекту, его соотнесённость с божественным и его ценность – просто потому, что он уже существует. Этот архетип обозначает пиетет ко всему, что доказало своё право быть, способность ориентироваться в разных гранях бытия и поднять их на уровень духа. Иначе говоря, солнце своей энергией даёт нам возможность ощутить, что в Человеке достаточно духовной силы, чтобы наполнить ею всю материю.

Именно за счет этой способности человека к одушевлению окружающего мира смогли возникнуть символы и мифы. Мифолог Тэйлор говорит об этом: "Главная причина превращения фактов ежедневного опыта в миф есть вера в одушевленность всей природы — которая достигает высшей точки в её олицетворении. Это неслучайное действие человеческого ума неразрывно связано с тем первобытным умственным состоянием, когда человек в мельчайших подробностях окружающего мира видит проявления личной жизни и воли... Для примитивных человеческих племен солнце и звезды, деревья и реки становятся личными одушевленными существами, которые живут наподобие людей и животных"[14]. И сегодня одушевленность, которую хранят символы и мифы, даёт нам возможность ощутить целостность жизни: единство живой и неживой природы — бытия и сознания.

 

Внимание к индивидуальности тоже начинается с символического самообозначения и метафорического переноса, который сигнализировал о начале искусства. Уже 200 тыс. лет назад люди использовали охру, разрисовывая свои тела. Красный цвет охры – первый, который стали различать люди, кроме противопоставления тьмы и света: черного и белого[15]. На камнях и копьях он обозначал кровь убитых животных, а в орнаментальных росписях символизировал солнце и жизнь, в то время как черный (цвет сжигающего добычу костра) обозначал понятие смерти.

Символическое самообозначение стояло у истоков культурной индивидуализации. Уже 50 тыс. лет назад у групп была своя символика, отличавшая их от соседей. Отличий поначалу было немного, и основными символами служили рисунки круга (небо) или креста (свастики: инструмента для добывания огня), но это закладывало основы многообразия культур. Орнаментальное искусство показывает такие локальные различия, как выделение числа 3 на западе Европы, креста с 4-мя концами на востоке – два энтокультурных варианта первобытного художественного творчества, тесно связанные с мифологемой солнца[16].

 

 

5. КОЛЕСО – ОБРАЗ ВСЕОХВАТА ЖИЗНИ.

ТВОРЕНИЕ ОТ ПОЛНОТЫ. ФУНКЦИИ ИСКУССТВА

 

Как колесо, которое катится по Небу, другой гранью касается Земли, и ночью скрывается под землёй, светило олицетворяет всеохват мира. Отражая этот смысл, мы говорим: "круг жизни", "колесо истории". И подобно тому, как Солнце уходит под землю, в этой полноте есть тёмные и светлые стороны: и это отражают поздние образы колеса фортуны и колеса сансары, ведущие начало от постоянного круговорота светила.

От образа всеохвата рождается образ трёх солнц, соответствующих трём фазам нынешних суток: утро, день и вечер. У египтян было три Солнца: утреннее — Хепри ("возникающее"), вечернее — Атум и дневное — Ра. Имя Ра (Риа) восходит к ностратическому re`A — "дневной свет" (от того же корня грузинское rэhi — "рассвет"). Знак трёх Солнц встречается в памятниках Европы, Кавказа и Передней Азии. Мы сегодня знаем знак трёх солнц как эмблему Рериха. У инков Солнце считалось троичным; индийский небесный бог Варуна может изображаться трёхглазым; дагестанский образ светила – крылатый всадника с тройной головой. Индийский Савитар приводит в движение три неба и три земли.

Три образа Солнца — утреннее, дневное и вечернее — побудили людей делить на три части также и год. В Тайланде до сих пор отмечаются три времени года, согласного которым монарх в главном храме совершает церемонию переодевания статуи Будды в соответствующую сезону одежду. В Индии символом года считалось колесо, разделённое на три части.

В мифах с солнцем ассоциируются также числа 8, 9, 10 и 12 – новые для мифологии и языка (так "восемь" – производное от семи, а "девять" в романских языках связано с корнем "новый"). Латышский Усиньш едет по небу на девяти конях, в бытовой резьбе по дереву и вышивках небесное светило символизируется восемью лучами[17], в китайской мифологии у небесной богини Си-Хэ десять детей-солнц: в каждый сезон года Солнце мыслится разным. Эти числа выражают многообразие и полноту всеохвата мира.

Числа восемь, девять и десять прямо связаны и с образом колеса времени-Зодиака: выражая идею многообразия жизни, они соответствуют числу выделяемых человеком изначально сезонов года, которое не всегда равнялось двенадцати. Например, протоиндийский 8-членный Зодиак, датируемый третьим тысячелетием до н.э. (Edu-Овен, Yal-Лира, Nand-Рак, Amma-Мать, Tuk-Весы, Kani-Стрела, Kuda-Кувшин, Min-Рыбы)[18]. Иногда считают, что в Египте первоначально было 10 созвездий (на иероглифе созвездия Девы рисуется Анубис, который правит Весами и вершит подземный суд, исполняя роль знака Скорпиона — эти три созвездия составляли один знак).

Идею всеохвата выражает девятка богов египетской эннеады, повсеместные представления о девяти или более небесах, двенадцати ветвях древа жизни, которые мы впоследствии находим и в христианстве, и т.д.

Эту идею символизирует и крест: если прищурить глаза, лучи светила будут похожи на него. Первоначально четыре луча обозначают земной огонь, добытый трением: при помощи вращения крестообразной установки, к которой обычно возводят образ свастики. Свастика, как и крест, становится солнечным символом (например, в Индии) и воплощает идею четырёх времен года, фиксируя поворот каждой солнечной фазы. У ацтеков свастика в круге обозначала год, а крест в круге — день. Юпитерианское значение широты 4-х сторон света, дополняет семантика доброты и щедрости светила — отчего древняя свастика стала символом счастья (не только в Индии, но древней Греции и других местах).

Число три символизирует деление мира по вертикали: земной, подземный и небесный миры — настоящее, прошлое и будущее. В этом вертикальном охвате мира — символический смысл трёх Солнц Египта, описывающих утреннее, дневное и вечернее светило как разных богов с разными функциями. Число 12, подобно солнцу, охватывает 3 вертикальных измерения мира и горизонтальный крест 4-х сторон света. Оно описывает всё многообразие мира, делая центром каждый свой компонент.

 

В разное время дня солнце может быть разным, и всё же остаётся одним светилом — и такой его образ проясняет понятие индивидуальности. Личностью становится человек, который в разных условиях ведёт себя по-разному, не по догме, а в соответствии с гибкими законами жизни, — но при этом остаётся самим собой. Как солнце в круговороте, индивидуальность не растворяется в жизненном процессе, а становится его центром, его сутью.

Солнце символизирует постоянство, потому индоевропейское слово sau, обозначающее светило, женского рода. В женском облике предстают семитская Шапаш; йеменская Шамс, индийская дочь Савитара Сурья, спутница Ашвинов; балтийская Саулес; германские Сунна и Соль; скандинавская золотоволосая Сив. Египетское солнце Хепри представлялось в виде скарабея, который вызывал почтение людей тем, что постоянно катил перед собой навозный шарик. Такого же трудолюбивого созидателя жизни древние видели и в Солнце.

Cолнечный архетип обозначает надёжность, правильность и праведность, поэтому в мифах солнце может предстать судьей, как семитское солнце-Шамаш. Самостоятельная роль Солнца, его правомочность делает его мужчиной.

Раздавая энергию руками-лучами, светило рисует образ доброты и щедрости (образы русского «подателя благ» Дажьбога или индийского «широкорукого» Савитара («порождающий»). В русском языке слово "солнце" имеет уменьшительно-ласкательный суффикс: солнце значит "солнышко", что подтверждает радостно-позитивное отношение к светилу.

Савитар дарует богатство, счастье и долгую жизнь:

"К тебе, о бог Савитар, владыка всего желанного,
Мы идём за долей, о ты, дающий!..
Ни твоей власти, ни силы, ни ярости
Никогда не достигали ни летящие птицы,
Ни воды, непрерывно движущиеся,
Ни неистовые ветры.
                                                               (РВ,I,24:3,6)

Образ дающих рук присутствует также у египетского Амона, про которого пишется: "ты один обладаешь множеством рук, ты простираешь их к любящим тебя". И у солнечного диска Атона на концах лучей которого изображались руки, держащие ключ жизни. Рождение жизни – основное определение солнца, о чём говорит гимн Атону на одной из плит гробницы египетского фараона Аменхотепа («Амон доволен»), сменившего имя на Эхнатон («полезный Атону»), который хотел сделать солнце единым богом:

"Ты сияешь на небосклоне неба, живой солнечный диск, положивший начало жизни! ... Твои лучи объемлют страны вплоть до предела того, что ты создал! ...

Обе Земли торжествуют. Просыпаются и встают на ноги люди из-за тебя... Весь скот вкушает свои травы. Деревья и трава зеленеют. Птицы вылетают из своих гнезд, и их крылья славят твою живую душу (ка)… Всё, что летает и порхает, оживает, когда ты восходишь для них.

Дающий женщинам зачать, производящий семя в мужчинах! А когда ребенок рождается, дающий дыхание, чтобы сохранить живым то, что ты создал! ...

Лучи твои кормят каждую пашню…

Ты создаёшь миллионы проявлений из себя одного..."[19]

 

Индейское солнце Курикавери ("большой огонь") — самый щедрый и могущественный бог, предоставивший людям всё необходимое для существования и сверх того, в жертву которому приносили плоды, цветы и золотые изделия. Представление о богатстве, которое дарует людям Солнце, подтверждает ассоциацию золотого блеска солнечных лучей с золотом — общепризнанной нетленной ценностью Земли. Греческий Гелиос носит шлем из золота. Славянский Дажьбог – бог золота и серебра. Это традиционное представление подхватывает и алхимия, называющая солнечный свет "астральным золотом", видя в нем материальную субстанцию солнечных частиц.

 

С солнечным архетипом связана идея творения от полноты.

В мифах светило, щедро распределяя дары между людьми, забирает от них грехи и изгоняет болезни, подобно индийским Савитару, Сурье и близнецам-Ашвинам. Покровители врачей — египетская львица Сехмет, греческие Аполлон и Гелиос, растящие травы, и сын Аполлона Асклепий, воскрешавший людей. Китайский бог солнца Янь-ди ("бог пламени") посадил в землю зерна девяти злаков, которые делали людей бессмертными.

Ашвины и Сурья лечат мёдом, вбирающим в себя солнечную энергию растений; с мёдом и целительством связаны и другие солнечные боги. Мёд, через ассоциацию с жёлтым цветом Солнца и трудолюбивыми пчёлами, мыслится универсальным лечебным средством, служащим лишь во благо; поэтому медовым часто оказывается целебный напиток бессмертия (индийская амрита). "Пчелиным богом" называется бог солнечных зорь Усиньш. Хлеб с мёдом был символом верховного ацтекского божества Уицилопочтли ("колибри"), олицетворявшего Солнце.

Солнечный архетип воплощает способность найти в себе неисчерпаемый источник силы, который является основой здорового бытия в целом. То, на что способна его энергия, показывает, например, целительское искусство Кашпировского (Льва по гороскопу).

 

День солнечный бог проводит на земле, обозревая мир и наделяя его своими дарами, а ночью спускается в подземное царство, где светит мёртвым и сражается с силами тьмы: так египетский Ра ведёт битву со змеем Апопом. Это одна из причин, по которой солнце связывается с героической функцией. Герои также спускаются в подземный мир, чтобы доказать свою силу и прикоснуться к скрытому там потенциалу (архетип подземного мира, куда ушло то, что исчезло с лица земли, связан с неисчерпаемыми ресурсами).

Как источник неиссякаемой энергии солнца – термоядерная реакция в его недрах, так и истинное творчество рождается тогда, когда энергия личности, вызванная скрытыми внутренними процессами, выплёскивается через край. Сегодня жизненное творчество людей ярче всего проявляется через искусство (хотя намного шире его), неслучайно Аполлон в окружении муз – самый известный солнечный бог, наиболее близкий современным канонам восприятия.

От ремесла по канонам (архетип божественного мастера-кузнеца) искусство отличается тем, что не знает границ. Процесс скапливания потенциала личности может быть долгим, мучительным и по трудоёмкости напоминать спуск героев в подземный мир. Но когда накопившееся внутри просится наружу, художник чувствует собственную правоту и истинность своего посыла. Результат может быть радикальным – неслучайно философы Франкфуртской школы видели революционный заряд искусства, в середине XX века считая его магистральным путём переустройства общества, взамен революции политической. Искусство – путь чисто созидательного преобразования постольку, поскольку основано оно не на частичной идее ума, порождающей только идеологию (революция для многих – действие от ума, отсюда её методы), а на целостном восприятии, включающем чувственное и телесное, на самоотдаче, творящей саму жизнь. Подлинное искусство, стержнем которого является уникальная энергия индивидуальности её творца, помогает жить, когда не хватает сил; ремесло же безразлично к понятию жизни.

Как мощь солнечной энергии естественным образом исправляет зло, архетип, заведующий символическим мышлением, ликвидирует кривизну инструментального пути эволюции. Эволюционная функция искусства в том, что оно помогает преодолеть неравноправие полушарий, возникшее в процессе развития языка слов и трудового отбора, возвращая людей к целостности их природной личности. Это функция искусства воистину целительская, как писал Новалис: «Поэзия — великое искусство конструирования трансцендентального здоровья. Поэт — это трансцендентальный врач»[20].

Искусство проявляет то, как наше сознание гармонизирует и упорядочивает окружающий хаотический мир. Так, композитор в городских шумах способен выявить музыку и акцентировать её инструментами, художник выделяет из сплошной зелени леса корявое дерево так, что оно видится прекрасным. Новалис пишет об этом так: «Все природные звуки грубы и бездуховны — шум леса, свист ветра, пение соловья, журчание ручья только музыкальной душе кажутся мелодическими и значительными. Музыкант извлекает сущность искусства из себя самого — в подражании его никак нельзя заподозрить. Живописец, казалось бы, следует за видимой природой — своим недосягаемым образцом, однако на самом деле его искусство так же независимо и априорно, как и искусство музыканта»[21].

Искусство делает очевидным то, что сознание людей не отражает, но творит мир таким, каким они его видят. Образцы этого видения закрепляются в коллективном разуме (архетип Юпитера) как основа нашего восприятия, но это не значит, что они должны навязываться «сверху» как нечто непогрешимое: перепевы одного и того же становятся симулякрами, теряющими жизненную основу. Мировоззрение (Юпитер) изменяется под действием соседних архетипов: оно должно успевать за временем (Сатурн) или меняться революционным путём (Плутон). Социальная роль искусства, возвышающего человека от роли шестерёнки в общественном механизме до роли творца, в том, чтобы процессы перемен протекали плавно. Чем больше людей будут полноценно включены в творчество жизни, тем более гармоничным будет развитие общества.

 

С вдохновением искусства соотносится солнечный образ коня (всем известный крылатый конь Пегас). Поэтическое вдохновение некогда родилось из ритуального экстаза. Символ коня: палку с лошадиной головой — использовали как свой атрибут шаманы Центральной Азии или островов Полинезии[22]. Поэтам полезно знать, что их конь, как и раскаленное светило, мог символизировать внутренний жар солнечной энергии, необходимый в наши дни — для творчества, а изначально — для магических и религиозных свершений.

У многих примитивных народов образ жара до сих пор соотносится с магией[23]. О необходимости увеличения "тапаса" (слово, родственное нашему "тепло") говорят индуистские и буддийские тексты, ставящие целью аскетический путь самосовершенствования и освобождения. В обретении тапаса — смысл воздержания и медитаций. В русском издании "Мокшадхармы"[24] тепло-тапас удачно переводится словом "подвиг": помогая попасть в героический солнечный архетип, возвышающий человека над природой. Общий смысл теплоты и подвига — горение, которое ярче всего живописует светило.

Здесь интересен образ ирланского героя Кухулина, который после своего первого подвига вернулся столь разогревшимся, что пришлось окунуть его аж в три бочки холодной воды. В первом вода мгновенно превратилась в пар, разорвав железные обручи и расколов доски чана. Во втором — вскипела, а в третьем — просто сделалась горячей: для некоторых людей — уже вполне нормальной, хотя другие не смогли к ней прикоснуться. Перефраз того же мифа можно углядеть в "Сказке о коньке-горбунке", где Иванушка купается в трех котлах. Его верный конёк помогает ему справиться с жаром первых двух котлов, где налит кипяток, и преображение Иванушки, к которому подвела его неумолимая судьба и героическая решимость, довершается в "котле с водой студеной": охлаждающей героя до разумных границ.

Образ внутреннего горения, не ведающего пределов и сметающего все барьеры на пути, развивает последняя огненная мифологема Марса, где огонь предстает сокрушительной стихией бушующего пламени. В мифологеме Солнца эта стихия пока сияет в рамках культуры и цивилизации. Ровная и спокойная энергия светила направлена на совершенствование бытия. Теплота творческого подхода — ко всему, что мы делаем — даёт возможность поднять наше существование на более высокий уровень.

 

 

5.  СЕРДЦЕ – ЦЕНТР ДУХОВНОЙ ЖИЗНИ.

РОЛЬ ЛЮБВИ

 

Вращение колеса предполагает центр – хоть ось мира или колышек, вокруг которого ходят солнечные кони, сначала не ассоциируется с самим солнцем. Характерно, что в Египте центральный солнечный бог Ра появился позднее, чем утреннее и вечернее Солнца Хепри и Атум, хотя потом, отождествившись со всеегипетским богом Амоном, стал главным богом. Постепенно люди увидели в солнце источник как физической, так и духовной энергии. Символическое здесь совпало с реальным. (Это по праву делает солнечный архетип центральным – точкой золотого сечения Зодиака, раскручиваемого согласно последовательности возникновения мифологических образов.)

То, что реализация духовного (символического) невозможна без материального (энергии) и коренится в их единстве, -- тоже сравнительно новая идея, к которой пришло французское Просвещение в XVII веке, и которую развивает философ-Лев Шелер в начале XX-го: «Низшее изначально является мощным, высшее бессильным... Изначально у духа нет собственной энергии <…> Поток деятельных сил, который один только и способен полагать тут-бытие, течёт в мире, где мы обитаем, не сверху вниз, но снизу вверх[25]. Как тело даёт энергию разуму, так жизнь способна привести в действие и осуществить дух.

 

Через семантику центра жизнедеятельности солнце ассоциируется с сердцем: которое в сменяющих мифологию мировых религиях мыслится средоточием и главным органом духовной жизни человека. Подобно солнцу – центру солнечной системы, организующему её вокруг себя, сердце – центральный деятель организма, запускающий его деятельность. Как орган, сердце телесно, но оно также является двигателем духа.

Учение о сердце как месте соприкосновения тела и духа – точке гармонии этих оппозиционных для религии начал – можно считать характерной чертой русской православной философии, стремившейся сохранить и оправдать религиозные идеи. Русскому менталитету, отражающему архетип Водолея, дано акцентировать и ярко чувствовать разрыв между духовным и материальным (мифологически, Небом и Землей). Отсюда стремление его преодолеть (отражающее тягу к противоположному архетипу Льва).

Так, для П.Д. Юркевича сердце является телом духовным процессов.  Человек познает не разумом, но сердцем, которое «соединяет все силы тела», именно так человек постигает истину и окружающий мир. Сердце — центр нравственной жизни человека, в нем коренится любовь к Богу и людям. Сердце также – суть индивидуальности и уникальности личности. Мысля сердцем, человек жаждет правды, как он жаждет быть собой – как он жаждет быть.

Сердце предстаёт как центр трудно уловимых мыслью состояний веры, надежды, любви, меланхолии, радости, через него мы осознаем переходные состояния от телесных к душевным. Юркевич считал, что связанная с сердцем тонкая чувствительность развивается в процессе культурной эволюции, как о том писал и философ архетипа Льва Л. Фейербах, называя человека «всечувственнейшим существом»: «Человек отличается от животных только тем, что он  живая превосходная степень сенсуализма, всечувственнейшее существо в мире <...> в нем чувственное ощущение из относительной, низшим жизненным целям подчиненной сущности становится сущностью абсолютной, самоцелью, самонаслаждением»[26].

"Философия сердца" стремится создать целостное учение о человеке, где сознание не сводится к мышлению, но включает переживание и неосознанные телесные процессы. Она разрабатывалась В.С. Соловьевым, П.А. Флоренским, С.Л. Франком, Б.П. Вышеславцевым, И.А. Ильиным. Б.П. Вышеславцев обращает внимание на то, что понятие сердца занимает центральное место в мистике, религии и поэзии всех народов. Сердце определяется им как центр восприятия, скрытая глубина, тайна и самость вещей, как и истинное «Я» человека. Это более глубокий центр личности, чем разум, душа и дух. В современной цивилизации происходит потеря «культуры сердца», предаётся забвению центральная сила человека, – от этого засыхает сердцевина личности, что рождает ощущение пустоты и безысходности.

 

Именно поэтому стоит вернуться к роли чувств и целостного восприятия сердца и в философском процессе познания, чему уделяют особое внимание философы знака Льва. Философия архетипа Льва – манифестация идеи всеохвата жизни. Это подтверждают слова Фейербаха: «Истина — не в мышлении и не в знании. Истина — в полноте человеческой жизни и существа».

Мыслить сердцем, мыслить всем телом — характерной иллюстрацией этого идеала служит интегральная йога Шри Ауробиндо, яркого представителя знака Льва. Её основа — поток энергии сознания, но цель — преображение тела, вплоть до достижения его бессмертия. Интегральная йога реализует ту же идею, которую в отношении религии сформулировал Людвиг Фейербах: «К нашему идеалу должно относиться не только … духовное совершенство, но совершенство телесное, телесное благополучие и здоровье»[27]. «Тело как единство физических и психических функций — факт безусловной значимости»,— утверждает Макс Шелер.

«Личность человека следует мыслить как центр, возвышающийся над противоположностью организма и окружающего мира»[28], — продолжает Шелер. Он определяет личность как духовный центр, и через образ такого центра ещё одним представителем архетипа Льва К.Г. Юнгом описывается личность, возникающая в процессе индивидуации, – когда координация от разума, обусловленного внешними социальными тенденциями, передаётся к внутреннему духовному началу: «Это как если бы руководство жизни исходило из одного невидимого центра... и в этом освобождение от всякого принуждения и невозможной ответственности, что является неизбежным результатом прикосновения к мистическому»[29].

Когда личность обретает свой собственный центр, она способна воспринимать и задействовать всё больший внешний опыт, вовлекаемый в её орбиту, и эта возникшая открытость миру, взаимодействие с ним, приносит ощущение полноты бытия. Раньше человек сознательно или бессознательно отвергал все, что не входило в рамки норм, на счёт чего он не имел понятия и готового решения. Теперь же он способен оперировать и с неведомым: нет ничего, что в этом мире было бы ему закрыто или недоступно.

Пояснить это может вводимое Шелером понятие идеации способности понимания с первого раза, присущей лишь человеку: «Идеация означает постижение сущностных форм построения мира на одном примере соответствующей сферы, независимо от числа совершаемых наблюдений и индуктивных заключений»[30]. Это действительно интересная способность человека — убедиться в чём-то, что не доказывает опыт, статистика или причинно-следственный вывод, и знание о чем не даёт наша инстинктивная интуиция. Это — способность постижения на основе целостной картины, которой не обладают животные, и она выходит за рамки и научно-технического, рационального знания, и чувственного опыта. Это способность сопоставления по аналогии и суждения на основе внутренней целостности и единства, мерой которого является человек. (Может, поэтому нас раздражает, когда кто-то не понимает с одного раза, не реализуя своей человеческой способности?)

 

Ничто так не приближает к полноте восприятия мира, как термоядерная реакция любви, дающая неиссякаемые силы на свершения,- для архетипа Льва она занимает центральное место в жизни человека.

Это ярко отражает тезис Л. Фейербаха: «Человек человеку Бог»: «Человек сознает, что сердце, любовь, есть высшая, абсолютная сила и истина... Любовь есть сам Бог, и вне любви нет Бога. Любовь делает человека человеком и Бога — человеком. Любовь укрепляет слабое и ослабляет сильное, унижает высокое и возвышает низкое, идеализирует материю и материализует дух. Любовь есть подлинное единство Бога и человека, духа и природы»[31].

«Истинная диалектика не есть монолог одинокого мыслителя с самим собой, это диалог между Я и Ты. Величайшим и последним принципом философии поэтому является единство человека с человеком»[32].

Можно обратить внимание на то, что Фейербах, провозглашая величие человека, говорит не «Человек есть бог»: что лишь замкнуло бы человека в границы его исключительности — но «Человек человеку бог», что выводит его из этих границ и посвящает миру. Та Любовь к Людям, которая являлась в снах Веры Павловны в книге Чернышевского, призывает к полной самоотдаче Человека бытию, которое он преображает. Любовь формирует открытость миру, и Шелер пишет о любви как об акте восхождения, участии в жизни другого, «не нарушающее его истинной экзистенции».

Но предоставить свободу другому может только тот, кто обрёл её в себе самом; увидеть божественное в каждом человеке способен лишь тот, кому было дано соприкоснуться с собственной абсолютной природой. С точки зрения солнечного героического архетипа этом нет ничего недостижимого: это всего лишь материальный процесс обретения самосознания, основой которого служит тело. В его каждой клетке скрыта энергия разума, готовая послужить дальнейшей эволюции. Когда думает ум, тело участвует в этом процессе как может: двигается, помогая мыслить; замирает, образуя фон восприятия; расслабляется, предоставляя силы внутреннему процессу. Но физиология никогда не сможет описать этот процесс, потому что его задача выходит за рамки существующего бытия. Цель разума, цель любви, выводящей разум на новые орбиты, — в творении новой формы существования, новой Вселенной.

 

 

7. КОНФЛИКТ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ

И ОБЩЕСТВА

 

Остановимся на образе героя, символизирующем человеческую индивидуальность как таковую. Сегодня мы имеем понятие харизмы – как её особой «ауры», магической притягательности, «излучения» личности, которую можно трактовать как её «попадание» в архетип как центр идеи, или в эпицентр струи жизни – по самому определению здесь виден солнечный архетип. В древности такое понятие тоже было, несколько более широкое и универсальное, — это понятие «фарна», трактуемое как сияние величия, блеск славы, достоинство и счастье.

Фарн — нечто более долговечное, чем человек: как посмертная слава, он не покидает дома в случае смерти его хозяина, и находится в гробнице царя. Фарн обозначает также царскую власть и благую долю, воплощаясь в доме, имуществе, здоровье, семье, детях и прочих достижениях человека, основой которых является личная энергия. Это понятие родственно именам иранского солнечного диска Хварна и индийского Савитара и происходит от индоевропейского корнем suer: этот корень означает всё доброе, желанное и достигнутое — одним словом, светлое и хорошее. От изначальной основы этого корня sue/swel в индоевропейских языках произошло слово "солнце" и имена солнечных богов: греческого Гелиоса, римского Соля, индийского Сурьи и других. Это слово также родственно слову "парень" и обозначает зрелость человека, готовность к вступлению в брак.

У шумеров было аналогичное фарну понятие божественной, единой и вечной царственности нам-лугала: она возникла в начале времён и передается от одного царя к другому от века к веку.

Представление о некоей "субстанции" или "сиянии", окружающей божество и земных представителей власти, было широко распространено у самых разных народов мира, и здесь интересна идея непрерывной преемственности этой царственности у шумеров. Мы бы сейчас могли определить фарн или нам-лугаллу как достоинство той сверхматериальной сферы жизни человека, которая позволяет ему быть царем над природой и творить свою жизнь светлой и доброй. Слава фарна сияет над человеком в тот момент, когда тот является творцом; а потом переходит другим людям, перенимающим эстафету творения. – Таким образом можно определить наше истинное «я».

 

Сам же образ героя всегда содержит в себе драматизм конфликта. Например, ацтекский образ солнца-героя Нанауатля: когда весь мир был погружен во тьму, боги решили, что одного из них надо бросить в жертвенный огонь, чтобы появился свет. Но все они боялись страшного жара. Гордый бог Теккистекатль заявил, что пожертвует собой, но тоже устрашился. Только скромный Нанауатль вошёл в костёр и не сгорел, а возродился в виде светила, из темноты явившегося на востоке. Теккистекатль устыдился и тоже вошёл в огонь, но ему удалось стать только Луной.

Другой индейский герой Бочика, отождествляемый с солнцем-Суэ, спас людей от потопа, своим золотым посохом расщепив скалы, чтобы вода схлынула под землю. Затем, приняв облик светила, Бочика высушил оставшиеся от потопа болота.

Нашей культуре наиболее известен героический образ Геракла, в начале своего пути победившего немейского льва и в конце завоевавший бессмертие: его двенадцать подвигов соответствуют числу солнечного цикла. Эпос стремится увидеть героические черты в каждом своём персонаже, и во множестве образы героев описывает «Илиада» или «Махабхарата»).

Герои — самобытны и могучи, подобно солнцу. Они совершают подвиги, доказывающие силу человека, который обрёл под ногами твёрдую почву цивилизации. Говоря современным языком, они ставят личные рекорды, которые под силу только им (само слово "ре-корд" неслучайно родственно слову "сердце" (лат. cor/cordis, греч. kardia): центральному органу человеческого организма, от которого зависит жизнь и который символизирует средоточие человеческих стремлений. Но почему в мирном цивилизованном мире необходима борьба, которую ведут герои? Более того, почему герои сами ищут подвигов и стремятся к этой борьбе?

 

Как символ героической индивидуальности и освоенного ею мира, солнечный архетип утверждает свою самостоятельность, собственную власть и независимость от царя богов, символизирующего общество и его традиции.

Так, шумерский бог Солнца Уту ("сияющий, светлый, день"), личный покровитель эпических героев, каждую ночь опускается в царство мёртвых, принося им свет, тепло и еду. Как и другие солнечные боги, он побеждает чудовищ мрака и срубает мировое дерево — акт тоже героический, отразившийся в индийской религии в образе срубания древа ашваттхи, останавливающего колесо перевоплощений (ашваттха переводится как "лошадиная стоянка" – это ось, столб, вокруг которого на привязи ходят солнечные кони). Зачем богу Солнца срубать древо жизни, ассоциируемое изначально с богом Неба (корни его наверху, ветви внизу) и Громовержцем? Это можно трактовать так, что солнечный герой выступает против установленного порядка мироздания, поскольку устанавливает свой.

В мифах светило, посылающее земле тепло, выступает соперником бога дождя. Так Аполлон уничтожил киклопов, ковавших Зевсу перуны, после того как громовержец поразил молнией его сына Асклепия, который хотел даровать людям бессмертие. За это Зевс послал непокорного бога пастухом к земному царю, что сравнивает Аполлона с героем Гераклом, которому однажды тоже пришлось нести такую службу и которому бог солнца покровительствует – как и Тесею, победителю Минотавра.

Китайский солярный бог Янь-ди сражается с богом гроз Хуан-ди, а индийский Сурья с громовержцем Индрой, который молниями разбивает колесницу солнца. Эта логика переходит и в эпос, и в «Махабхарате» сын Индры Арджуна ("серебряный") поражает стрелой сына Сурьи Карну. У армян охотник стреляет в Солнце, у нанайцев стрелок ранит его, потому оно каждый день клонится к западу, тот же сюжет присутствует в мифе североамериканских индейцев. Китайский стрелок И сбивает с неба девять солнц из десяти, чтобы урожай не погибо от засухи. А Зевс убивает дерзкого сына солнца-Гелиоса Фаэтона ("сияющего"), осмелившегося править колесницей отца и вызвавшего на земле пожары.

Название льва у нас и в Европе происходит от имени аккадского чудовищного льва Лаббу, нарисованного на небе владыкой-ветром Энлилем, богом стихийной уранической мифологемы, которой свойственно создавать чудовищные образы. Как всё творимое мыслью, лев оживает, и боги устроенного бытия выдвигают на борьбу с ним бога бури Тишпака. В Лаббу легко узнаётся Солнце — и Тишпак, как бог юпитерианской мифологемы, одерживает победу над силами стихии, дождём смягчая ярость светила.

Как туча закрывает солнце, солярный бог терпит поражение. И показательно, что во II-м тыс. до н.э. попытка египетского фараона Эхнатона сделать солнечный диск главным богом не увенчалась успехом. Это первый дошедший до нас исторический пример конфликта индивидуальности и традиции, воплощаемой архетипом царя богов и религией в целом (образ царя-жреца, по Фрейзеру. Эхнатон слишком радикально выступал против традиций жречества, и оно помешало закрепить новый культ возникшего было единобожия).

 

Мифы часто повествуют о трагическом конце героев, которые выступают гордыми одиночками, вступающими в неравную борьбу с законами устоявшегося бытия. С героическим архетипом связан сюжет наказания за гордость и дерзость или противодействие богам. Греческий герой Беллерофонт, победитель Химеры, летавший на коне Пегасе, возгордился, упал на землю и разбился. Германскому герою Старкаду, тоже поэту, громовержец Тор предрек, что в каждую из трёх жизней он совершит преступление, забудет всё им сочиненное, испытает ненависть простых людей и не получит удовлетворения в конце пути. Это закономерный удел индивидуальности, отделённой от общества, но сочувствие вызывает герой: героическая мифологема обозначает этап, когда коллективный разум уже достиг своих вершин и будущее теперь – за личностью.

Обозначая способности и таланты человека, солнечная мифологема даёт ключ к пониманию конфликта индивидуальности и общества. Соперничество солнца или героя, которому покровительствует светило, с царём богов отражает тот архетипический закон, что индивидуальность формируется и осознаёт себя в оппозиции к обществу. Индивидуальность, во многом – способность удерживать свою независимость от общества, его сиюминутных мнений и тенденций. Без этого индивидуальности нет. Вступающему в жизнь человеку надо проявить и доказать свою самостоятельность, опереться только на себя и понять, в чём его независимая опора. В каких способностях и талантах он превосходит общество?

Об этом конфликте писал К. Г. Юнг, вводя понятие индивидуации. Он говорил о том, что до определённого периода человек довольствуется социальным «я» («персона» по Юнгу, в древнегреческом смысле «маска»), работой, успешностью в обществе, следованием традиционным взглядам и предписаниям. Но в какой-то момент такая реализация перестаёт человека удовлетворять. Ему становится важно обнаружить в себе индивидуальное творческое начало и проявить именно его. Мифолог юнгианской школы Дж. Кемпбелл усматривал эту линию во всех героических мифах.

Юнг отмечал это как кризис середины жизни – астрологическая практика это подтверждает: аспекты оппозиции Урана и квадрата Нептуна примерно в 42 года вызывают разочарование существующим и побуждают к переменам. Однако в наши дни, при постоянно изменяющейся модели социума в сторону всё большей бюрократизации и отсутствия заботы о населении (сокращении бесплатного образования и медицины, полиции, практически не работающей для помощи людям, разрушении городской экологии ради прибыли отдельных лиц и т.п.) -- общее критическое отношение к социуму вызывает потребность встать в позицию независимой от социума личности уже у молодёжи (астрологически, пик – квадрат Урана в 21 год). Формирование же собственного стержня индивидуальности относится к циклу Сатурна (14-15 и 28-29 лет).

Как показывает Юнг, внутренний конфликт изнутри рождающейся личности, разрушая привычные стандарты поведения, выявляет в снах и подсознании архетипические образы коллективного бессознательного, которые служат защитой при дезинтеграции прежней личности и способствуют интеграции новой. Это образ четвёрки (теменоса), изначально четырёх направлений, которые символизируют организацию пространства, противостоящую хаосу, то есть защиту коллективного разума посреди первозданных стихий (архетип Юпитера), а также образы солнца, ребёнка, льва, царя, коня – которые относятся к солнечному архетипу.

В мифологии в конфликте архетипов Солнца и Юпитера побеждает царь богов: и это означает, что личность должна найти своим талантам какое-то социальное применение. Однако первоочередная задача здесь не в том, чтобы вписать человека в уже сложившийся социум. Задача в том, чтобы личность обнаружила в себе то, что может только она, а никто другой не может. Именно этим человек станет ценным для остальных, и таким образом увидит своё настоящее место в жизни.

Индивидуальное творение изнутри имеет смысл рождения чего-то, чего нет, оно в принципе противопоставлено существующему. Ярче всего это показывает подлинное искусство, которое всегда опережает настоящее, предчувствует и предсказывает будущее. В этом роль творчества. Но в этом и его сомнительность: для общества, для статуса кво. Социум приветствует и возвышает то, что соответствует рамкам социального формата и принижает то, для чего стандарты ещё не найдены. Сейчас социум накладывает форматы даже и на искусство. Но истинное творчество не вписывается в прокрустово ложе форматирования, поэтому всё более обречено оставаться за бортом магистральной линии социально успешного.

Гибель героя в мифологии говорит и о том, что признание индивидуальности может иметь место и после смерти, если способности личности опережают своё время или не являются актуальными в данный момент, если общественное сознание не может их оценить. А может и вообще не случиться: ведь имена забываются. Человечество помнит мало имён. Но по большому счёту все люди жили, творили и что-то делали для мира. В каждом человеке есть солнечный архетип героя. И задача здесь – не столько в посмертной памяти, сколько в полноценном существовании при жизни, – вопреки общественному порядку, который не подготовил для реализации данной личности подходящих условий. Индивидуальность готовит их себе сама, и так незаметно изменяет общество.

Поскольку разрыв между сознанием и материей все же существует, осуществляются не все её чаяния, а только малая часть, которая для общества наиболее актуальна и к которой социум наиболее готов в данный момент, здесь также можно говорить о «смерти героя». Но правильный критерий оценки – не внешние достижения, а то, насколько полной грудью дышит человек в своей деятельности. Как писал философ-Лев Э. Кассирер: «Все, что приходит к человеку извне, ничтожно и пусто. Его сущность не зависит от внешних обстоятельств — она зависит исключительно от того, как он оценивает сам себя»[33].

 

Вопреки геоцентризму ранней науки, в мифологическом сознании Солнце оказывается в центре мироздания. Столпом неба называют индийского Сурью. Естественно представить, что небосвод поддерживают ветви дерева. Но чтобы это делал катящийся по небу диск? Чтобы представить такое, нужно кардинально изменить мировоззрение, обращаясь от внешних образов к внутренним причинам существования. Тогда мы представим себе, что физическую реальность вокруг нас удерживает невидимая сила вращения — подобно тому, как вращение планет вокруг Солнца образует солнечную систему. Эта неощутимая сила организует нашу жизнь вокруг себя независимо от внешних представлений о ней (коллективного мировоззрения), что и делает архетип Солнца центральным.

Образ этой центростремительной силы хорошо отражает концепция самости у Юнга[34]. Самость (самобытность, self) организует куски человеческой личности вокруг невидимого центра, и без этого организующего начала личности угрожает распад. Как показывают сны и образы культуры (европейские иконы или индийские мандалы), в этом центре раньше помещалось божество, единое для всех носителей некоей культурной традиции (архетип Юпитера). Но в процессе развития индивидуальности людей каждый человек обретает внутри себя личного бога. И теперь в подсознании людей этот центр символизируют самые разные природные и абстрактно-геометрические образы — возвращая нас к солнечному пантеизму, который становится опорой независимой божественности каждой личности.

Поиск себя как такого своего центра: по Юнгу, индивидуация — это грандиозный процесс. Не так просто понять, что такое наше солнечное, истинное человеческое "я": великое и героическое Я "самости" — в отличие от того поверхностного образа, который сформирован прежними традициями социума и навязан нам с детства как некая внешняя роль.

Понятие энергии наиболее просто и даже низменно ("сила есть — ума не надо"). Но обрести в себе неиссякаемую солнечную творческую силу, которая делает человека великой личностью, непросто. Тем более сложно сохранить в себе творческий жар в неблагоприятных условиях конфликта, когда общество перестаёт поддерживать личность, уходящую с общепринятого пути. И ещё тяжелее добиться, чтобы эта творческая искра продолжала гореть за пределами жизни и смерти. Согласно Юнгу, чтобы обрести в себе свой центр, человеку приходится совершать внутреннее путешествие в глубины подсознания — подобно героям мифов и сказок, которые для достижения цели своего пути вынуждены были спускаться в подземный мир. Сам образ путешествия тесно связан с мифологемой Солнца, свершающего ежедневный путь по небу[35].

Сказки и мифы о героях и их путешествиях мифологи ритуалистической школы выводили из обрядов инициации: ритуальных испытаний при вступлении в более высокую жизненную роль (из мальчиков в мужчины, принятии статуса вождя или шамана). Развивая психоаналитические идеи Юнга, Дж. Кэмпбелл[36] описывает символику героического путешествия с точки зрения ритуалов посвящения — которые в древних обществах способствовали развитию личностных качеств. Эти ритуалы накладывали на индивида определенную социальную ответственность, внутренне укореняя ее ощущением его причастности к истории рода (деяниям первопредка) или космогоническому процессу творения мира. Эта ответственность: перед собой и одновременно перед людьми, перед всей жизнью, зрелая готовность к принятию своей роли — решала вопрос о смысле существования и давала ощущение полноценности бытия. Обряды инициации на время ставили человека вне социального порядка и ввергали его в психологически экстремальные обстоятельства, мифологическая аналогия чего – нисхождение мифологических героев в подземный мир ради пробуждения неисчерпаемого потенциала.

Сегодня таких ритуалов нет, но это не значит, что исчезла потребность в актуализации героического начала. Оно живёт в каждом человеке: как желание что-то совершить, чему-то посвятить себя, и даже просто ощутить всю мощь своей внутренней энергии, познав глубину своих возможностей и, как мы сегодня говорим, раскрыть себя. В самораскрытии есть героическое начало самопожертвования, отдачи себя людям или жизненному процессу как таковому. Не принимая ответственность за эту жизнь — человек не чувствует себя полноценно и видит жизнь лишённой смысла. Поэтому совершенно нормально в юности, или в другие переходные моменты жизни, познать в себе героя. (И наоборот, если глушить архетипическое начало, это приведёт к психопатологии.)

Хорошо, когда сфера воспитания не пренебрегает той функцией, которую некогда играли посвятительные ритуалы: как ещё недавно, в советское время, целые поколения воспитывались на героике революций и мировых войн. Это давало стремление жить так, чтобы жизнь в целом стала лучше. Героика солнечного архетипа раскрывает жизнь как праздник самоотдачи, и то, что сегодня система воспитания ориентирует молодежь лишь на будни самосохранения и выживания, обедняет существование. Правда, в любой свободе есть плюс: и сегодня ту сферу, где оказалось бы возможным прикосновение к героическому, каждый ищет себе сам — хотя, к сожалению, не всегда находит. Увлечение рыцарством Толкиена или движение "готов", основанное на образе легендарного героического готского племени,— компенсация этой психологической потребности. Это отчасти доказывает потенциал, который содержится в мифах для понимания себя и самореализации. Другой пример — спорт, развивающий особые человеческие способности, особенно экстремальные его виды. Самостоятельные путешествия – также свершения личности, когда она открывает для себя новые миры как грани свой личности (но не пляж по путёвке). И, конечно, наиболее универсальным посвящением в общечеловеческий смысл жизни и собственную зрелость остаётся любовь — которую мифологически тоже можно трактовать как погружение в недра страсти за глубинным жизненным потенциалом на новое свершение, подобную нисхождению героев в подземный мир.

Героический имидж сейчас имеют даже рекламные фото хозяев Теле2 и др., т. е. к героизму сегодня приравнена бизнес-успешность – хотя в рекламе всегда присутствует игровой момент, и она лишена драматизма, который присущ героическому архетипу.

Этот драматизм различен в разном возрасте. Для молодёжи героизм – это прежде всего самостоятельность, поиск собственного идеала, собственной линии поведения и собственного места, и принятие ответственности за свою жизнь и свою любовь (в отличие от опоры на родителей и списывание неудач на окружающие условия). Порой героична увлечённость учёбой, если она даёт новые уникальные возможности образа жизни и будущей работы.

В период взрослости – это жизненное творчество, как о том пишет Юнг, предполагающее умение не предать себя и свои юношеские идеалы в заботе о семье и выживании, не опуститься в банальность и мещанство. Это отстаивание своего мнения, что проявляется в политической жизни, и борьба во всех сферах жизни за искоренение их недостатков. (– К сожалению, чем меньше социум заботится о людях, тем шире сфера их героизма, за счёт которой он только и существует. При нынешней тенденции скатывания в варварство дикого капитализма, скоро героическим поступком станет иметь детей. Но нельзя считать нормальным, если социальный порядок полагается только на массовый героизм граждан, присущий войнам, вместо того, чтобы обеспечить стабильность жизни, при которой героичны будут искусство и культура, но не само выживание.)

Борьба за выживание не должна быть присуща даже старости, хотя именно в пожилом возрасте героизм чаще всего проявляется в борьбе за здоровье (=долголетие) или просто чтобы выглядеть, «держать марку» и быть на высоте своих прежних свершений, продолжая деятельность по мере сил. Самостоятельно обеспечивать себя и просто выходить из дома, гулять в парке, ездить в поездки и ходить на концерты, звонить в инстанции о замечаемых непорядках или общаться на равных с молодыми, – в старости часто героизм, за который индивидуальность стоит ценить. Что естественно для личности в расцвете сил, то в юности и пожилом возрасте – подвиг. Так мы можем вернуться к тому мифологическому образу, что Солнц три: восходное, дневное и закатное, каждому присущ свой собственный облик и свои свершения.

 

 

8. СВОЕОБРАЗИЕ РАЗУМА ЧЕЛОВЕКА:

ТВОРЧЕСКОЕ, СИМВОЛИЧЕСКОЕ И ПРЕДМЕТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

 

 

Архетип Юпитера символизирует не только общество, но и природу. В мифах соперничество героя с богами – это возвышение человека над природой, как в мифе об Арахне, которая состязалась в ткачестве с Афиной. Однако рукотворная вышивка, где Арахна изобразила деяния людей, не смогла сравниться с космическим полотном звёзд и планет, которое развернула богиня, и та превратила ткачиху в паука.

Позднее нравственное сознание трактует миф как наказание за гордость (первоначальный же смысл мифа – удивление перед совершенством паутины, и он актуален тем, что люди в своей деятельности порой не видят совершенства природы, разрушая её). Однако солнечный архетип ставит Человека выше природы. Человек превосходит природу разумом и потому может её изменить, воссоздать и даже сделать совершенней. Так, многообразие видов явилось результатом простой изменчивости — человек же сознательно применяет отбор в своих целях. А потому человек — «живое существо, превосходящее себя и мир»[37] ( философ знака Льва Макс Шелер).

Бесконечные возможности природы лишь подчёркивают величие разума: «Бесконечный универсум не полагает границ человеческому разуму — напротив, он побуждает разум к движению. Человеческий интеллект осознает собственную бесконечность, соразмеряя свои силы с бесконечным универсумом»[38],— пишет Кассирер, утверждая, что наделённый разумом человек выше природы: она не имеет точки отсчёта и, значит, цели, а человек имеет её.

 

Поскольку человек сам творит свой мир, он, конечно же, способен справиться с его недостатками — что отражает основанная на философской антропологии теория «разумного эгоизма» Чернышевского. «Эгоизма» — что говорит о самодостаточности, максимальной индивидуализации человека, достигаемой знаком Льва. Но «разумного»— и это подразумевает его стремление к высшему уровню существования.

В своей концепции Чернышевский отталкивается от Фейербаха, также Льва, который пишет: «Я понимаю под эгоизмом любовь человека к самому себе, то есть к человеческому существу; я понимаю под эгоизмом любовь к себе подобным индивидуумам — потому что я могу любить лишь то, что отвечает моему идеалу, моему чувству, моему существу». «К чему сводится мой принцип? К Я и другому Я, к «эгоизму» и «коммунизму», ибо то и другое с друг другом связаны, как голова и сердце. Без эгоизма у тебя не будет головы, без коммунизма — сердца…»[39]

Кассирер, Фейербах или Чернышевский утверждают приоритет разума человека над импульсивной волей, слепым желанием, неосознанной природой. И разум здесь — не просто рефлексия, свойственная уже низшим формам жизни, а человеческая способность увидеть более высокий уровень и цель бытия и запечатлеть их в мифе и символе, формирующим основы культуры. Именно этот, творческий, разум уподобляет человека Богу.

И Кассирер, чтобы подчеркнуть отличие разума человека от разума животных, определяет человека как «животное, создающее символы»: «Разум — очень неадекватный термин для всеохватывающего обозначения форм человеческой культурной жизни во всем её богатстве и разнообразии. Но все эти формы суть символические формы. Вместо того чтобы определять человека как animal rationale, мы должны определить его как animal symbolicum. Именно так мы можем обозначить его специфическое отличие и понять новый путь, открытый человеку — путь цивилизации»[40]. Философ называет символ ключом к пониманию природы человека.

Какова же особенность человеческого вида? «У человека между системой рецепторов и эффекторов, которые есть у животных, есть третье звено, которое можно назвать символической системой. Это новое приобретение преобразило всю человеческую жизнь. По сравнению с другими животными человек не просто живёт в более широкой реальности — он живёт как бы в новом измерении реальности»[41].

С помощью символической системы разум организует мир вокруг себя: «Человек отныне живёт не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф, искусство, религия — части этого универсума, то есть разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть»[42].

Правда, это имеет и обратную сторону медали: «Вместо того чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Даже в практической сфере человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живёт скорее среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и утрат, среди собственных фантазий и грёз»[43].

.

Шелера волнует тот же вопрос, что и Кассирера: в чём заключается своеобразие разума человека? Он приходит к тому же выводу, что существует качественная разница между ним и другими формами жизни:

«Сущность человека возвышается над тем, что называют интеллектом и способностью к выбору... Новый принцип, делающий человека человеком, лежит вне всего того, что в самом широком смысле, с внутренне-психической или внешне-витальной стороны мы можем назвать жизнью. То, что делает человека человеком, есть принцип, противоположный всей жизни вообще, он несводим к «естественной эволюции жизни», и если его к чему-то можно возвести, то только к высшей основе самих вещей, частной манифестацией которой является и «жизнь». Уже греки отстаивали такой принцип и называли его «разумом». Мы хотели бы употребить для обозначения этого X более широкое по смыслу слово, которое заключает в себе понятие разума, но наряду с мышлением в идеях охватывает созерцание первофеноменов или сущностных содержаний, эмоциональных или волевых актов,— слово дух»[44].

Таким образом, разум в философии Льва выступает как творческий принцип, данный лишь человеку. В отличие от термина «сознание», можно назвать это понятие человеческого разума самосознанием – основой понятия индивидуальности. И когда исторически сформированная индивидуальность человека отражается в вещах – возникает предметное мышление. Животное не выделяет предметов в том пространстве, где обитает (не составляет в голове «карту местности»), это делает только человек. Духовно оформляя мир вокруг себя, он полагает в каждом предмете тот стержень, который имеет в себе самом, наделяет предметы вокруг себя своею целостностью и самодостаточностью. Поэтому человек обладает тем бытием, в котором он существует и которое творит.

Шелер пишет, что человек опредмечивает даже собственное психическое состояние и переживание, лишь поэтому он способен также и свободно отвергнуть жизнь: себя как внешний предмет (и из астрологической статистики известно, что Лев — знак, наиболее склонный к самоубийствам). То, что человек своим духовным импульсом создаёт и меняет предметную реальность вокруг себя, ведёт насквозь мир вещей к собственно человеческой цели:

«У такого существа есть «мир». Изначально данные ему центры «сопротивления» и реакции окружающего мира, в котором экстатически растворяется животное, оно способно возвысить до «предметов», способно постигать само-бытие этих предметов. Поэтому дух есть предметность, определимость бытием самих вещей»,[45] — пишет Шелер, возвращая нас к тождеству духовного и материального, которое архетипически символизирует энергия солнца.

Правда, работа разума по опредмечиванию реальности, которая создает символы и мифы, имеет границы, на что также указывает Макс Шелер: «Дух есть единственное бытие, которое не может само стать предметом, и он есть чистая актуальность, его бытие состоит лишь в свободном осуществлении его актов. Центр духа, личность, таким образом, не является ни предметным, ни вещественным бытием, но есть лишь постоянно самоосуществляющееся в себе самом упорядоченное строение актов»[46]. То есть, даже пользуясь кодом ДНК, мы не можем до конца опредметить наше «Я»; не можем полностью обладать личностью – и оттого они мыслятся живыми, бесконечными, бессмертными. Уникальность человека, столь явная снаружи, – в глубине своей такая же неразрешимая загадка, как и всеединство людей. И это подводит к таинственному понятию души, которое описывает следующий мифологический архетип.

 

 

9. ПРЕДВИДЕНИЕ БУДУЩЕГО

 

 

В мифах светило связывается с всевидением, которое присуще разуму, мыслящему с солнечной полнотой. — Так вавилонский бог Солнца Шамаш покровительствует предсказаниям. Быстрый взгляд индийского Сурьи, ока Неба Варуны, озирает весь мир, чтобы исправить зло. Семитская богиня Солнца Шапаш, помогает Анат найти в царстве мёртвых тело громовержца Балу. Подобно этому греческий Гелиос указывает Деметре, куда скрылась Персефона.

Прорицатели часто получают свой дар от Аполлона, хотя он не всегда приносит счастье: так, Кассандре никто не верил, а троянец Лаокоон, жрец Аполлона, который, не доверяя грекам и предвидя их коварство, не хотел допустить в город троянского коня, погиб от змей, которых наслали на него боги, которое предрешили разрушить Трою, а его пророчество мешало тому. Предвидение вмешивается в предустановленный порядок и может его изменить – ещё одна грань архетипического конфликта солнца с царём богов, который подводит к роли науки. Выше громовержца всевидящее Небо, и око Неба, солнце, также может проявить свою власть, возвысившись до архетипа небес через всеохват реальности. Такое предвидение становится творением будущего. (А когда научное знание не претендует на полноту, сужая свою роль до описания какой-то грани, то и свою прогностическую роль оно исполнить не может).

Даруя людям уверенность в себе, солнечный архетип даёт возможность опереться на развёрнутый опыт окружающей предметности и предвидеть будущее ясным разумом, а не слепым предчувствием. Созидать его, олицетворяя индивидуальный вклад в человека в бытие, его личный смысл существования и зодиакальную миссию. Его энергия помогает героям, которые своими руками творят утопию земного рая, открывая эпоху личного соперничества с общественным зданием бога-царя. Как урок их поражений, светило символизирует границы индивидуальной свободы человека и его жизненного творчества — и эта новая личная определённость формирует понятие индивидуальной души каждого.

 

 

К следующему архетипу:

 

Архетипы души: http://www.astrolingua.ru/MYTH/9dusha.htm

 

Материалы предыдущих семинаров:

Архетипы истока:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/1istok.htm

Архетипы творения:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/2tvorenie.htm

Архетипы памяти:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/3vremya.htm

Архетипы общества:  http://www.astrolingua.ru/MYTH/4socium.htm

Архетипы смерти: http://www.astrolingua.ru/MYTH/5smert.htm

Архетипы культуры: http://www.astrolingua.ru/MYTH/6kultura.htm

Архетипы деятельности: http://www.astrolingua.ru/MYTH/7poryadok.htm

 

к философским работам автора

 

 

к главной странице сайта Семиры и В.Веташа "Астролингва"



[1] Хрестоматия по истории Древнего Востока. под ред. В.В.Струве и Д.Г.Редера. М., 1963

[2] Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994 гл.3 "Священность природы и космическая религия"

[3] История древнего Востока (под редакцией Г.М.Бонгард-Левина) М., 1988 глава "Египет" С. 386.

[4] Индоевропейское слово sau, обозначающее светило, женского рода. Женский облик имеют индийская дочь Савитара Сурья; балтийская Саулес; германские Сунна и Соль; скандинавская золотоволосая Сив. У семитов солнце также предстаёт в облике богини: семитская Шапаш; йеменская Шамс.

[5] Ардвинба В.Г. Ритуалы и мифы древней Анатолии. М., 1982 С.62

[6] Хинн В. Государство Элам. М., 1977 С.44

[7] Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. М,1989 С.411

[8] Голан А. Миф и символ. М, 1993 С.24

[9] Голан А. Миф и символ. М, 1993 С.25

[10] Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М.,1980 С.60

[11] Хрестоматия по истории Древнего Востока. под ред. В.В.Струве и Д.Г.Редера. М., 1963 С. 304-306

[12] Мелларт Дж. Древнейшие цивилизации Ближнего Востока. М.,1982

[13] Бюхер К. Работа и ритм. СПб., 1889 цит. по История первобытного общества. М., 1983 С.404

[14] Тэйлор Э.Б. Первобытная культура. М.,1989 С.129

[15] История первобытного общества (под ред. Бромлея Ю.В.)  М., 1983 С.404-405

[16] там же, С.406

[17] Рыбаков Б. Язычество древних славян. М., 1981 С.296

[18] Кинтала Х. Теократическое правление Мохенджо-Даро.

[19] Хрестоматия по истории Древнего Востока. под ред. В.В.Струве и Д.Г.Редера. М., 1963 С. 106-107

[20] Новалис (Харденберг Ф.) Фрагменты // Перев. с нем.Вольского А.Л.- М., Владимир Даль, 2014.- 319 С.- С.148

[21] Новалис (Харденберг Ф.) Фрагменты // Перев. с нем.Вольского А.Л.- М., Владимир Даль, 2014.- 319 С.- С.161

[22] Элиаде М. Космос и история. М., 1987 С.173

[23] Элиаде М. Космос и история. М., 1987 подглавка "Магический жар" С.180-182

[24] Махабхарата. Выпуск V. Книга 1. Мокшадхарма. Ашхабад, 1983

[25] Шелер М. Положение человека в Космосе. // Проблема человека в западной философии. М., Прогресс, 1988 cс.72-73, 76

[26] Фейербах Л. Избр. филос. соч. М., 1955 Т.II СС.31-32 и Т.I С.231

[27] Фейербах Л. Избр. филос. соч. М., 1955 Т.II С.178

[28] Шелер М. Положение человека в Космосе. // Проблема человека в западной философии. М., Прогрес», 1988 С.57

[29] К.Г.Юнг. Комментарии к «Секрету Золотого Цветка» // «The Secret of the Golden Flower», London, 1929, р.77-78

[30] Шелер М. Положение человека в Космосе. // «Проблема человека в западной философии». М., Прогресс, 1988 С.62

[31] там же, С.219, СС.78-79

[32] Фейербах Л. Избр. филос. соч. М., 1955 Т.I С.204

[33] Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры. Проблема человека в западной философии. М., Прогресс, 1988 С.9

[34] Подробнее о понятиии самости у Юнга см., например, в статье: Семира. Архетипы Юнга и астромифология // Юнг К.Г. Алхимия снов. Спб., Тимоти, 1997 С.303-348

[35] Например, в ведийском языке слово для пути выступает в мужском и среднем роде, и в последнем случае оно обозначает небесный путь и небесное пространство.

[36] Кэмпбелл Дж. Мифический образ. М., 2002

[37] Шелер М. Положение человека в Космосе. // Проблема человека в западной философии. М., Прогресс, 1988 С.60

[38] Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры. Проблема человека в западной философии. М., Прогресс, 1988 С.19

[39] Фейербах Л. Избр. филос. соч. М., 1955 Т.II С.547 и Т.I С.267

[40] Кассирер Э. Опыт о человеке: введение в философию человеческой культуры // Проблема человека в западной философии. М., Прогресс, 1988 С.30

[41] там же, С.28

[42] там же, С.29

[43] там же, С.29

[44] Шелер М. Положение человека в Космосе // Проблема человека в западной философии М., Прогресс, 1988 С.52-53

[45] там же, С.53-54

[46] там же, С.60